Но зачем?
Позлить, вывести из равновесия? Заставить совершить в растерянности что-нибудь нелепое?
Для этого существуют и другие способы.
Почему Юкенна решил играть в открытую?
Отвлечь внимание? Вынудить думать не о том, что следует сделать, а о том, почему Юкенна ведет себя настолько странно?
Тоже навряд ли. Даже в выигрышной позиции разумный игрок имеет в запасе несколько фишек, неведомых противнику. Просто так, на всякий случай. Все свои фишки можно продемонстрировать в позиции не просто выигрышной, а прямо-таки обреченной на выигрыш, да и то за два-три хода до завершения партии. Значит, Юкенна обречен на победу – и потому остерегаться перестал? Значит, именно это он и хочет внушить Тагино? Сломить. Запугать. Заставить сдаться?
А вот это, пожалуй, возможно. Юкенна – великий мастер блефа. Тагино и раньше в его мастерстве не сомневался, а уж после той сцены, которую Юкенна с таким блеском разыграл во время королевского приема, – тем более.
Да, но даже Юкенна с его умением превращать заведомый проигрыш в несомненную победу не станет блефовать из откровенно слабой позиции. Что-то у него все-таки есть в запасе.
Есть, еще бы не быть. Те самые уличающие бумаги. Неизвестно, какие именно и сколько их, но они все же существуют.
Успел-таки Юкенна собрать улики на Тагино! Знать бы точно, что этот мерзавец ухитрился разыскать? Может, у него в руках смертоносное оружие, а может, и соломенный меч, который Юкенна принимает за настоящий?
Хотя нет. Если уж Юкенна посмел поставить под письмом подлинную дату, он держит Тагино за глотку. Пока держит.
– Ваше благолепие, – прошелестел над самым его ухом слуга, – курьер прибыл.
– От короля? – равнодушно осведомился Тагино.
– Нет, ваше благолепие. Ваш собственный курьер. Из поместья. Прикажете впустить?
– Нет, – покачал головой Тагино. – Бумаги – сюда. А курьера отправить назад немедленно.
В ожидании бумаг Тагино сцепил пальцы и хрустнул ими. Курьер из поместья – это хорошо. Поскольку согласно общеизвестной версии он сейчас находится именно в поместье, то все послания, отправленные в его кабинет и в городской дом, переправляются туда. Так что сумка курьера наверняка набита доверху. Будет чем заняться. И замечательно. Безделье – тяжкая пытка. Будет чем заняться – и чем отвлечь себя от мыслей о хитроумном Юкенне.
Тагино по опыту знал, что зачастую от неотложной задачи лучше всего отвлечься – и решение придет как бы само собой.
Когда слуга внес в комнату целый ворох бумаг, Тагино едва не застонал от удовольствия. Не успел еще слуга выйти, а Тагино уже перебирал письма, быстро сортируя их: вот это письмо пришло на городской адрес, это тоже и вот это… а это адресовано прямиком в поместье… и те послания, что пришли в министерские покои во дворце, тоже здесь… смотри-ка, даже пара писем, отправленных в его охотничий домик, почему-то оказалась в общей куче…
Внезапно Тагино нахмурился. Четыре разных адреса. Четыре разные стопки писем. Но в каждой из них Тагино заприметил одинаково сложенные и одинаково запечатанные послания. Различались они только адресом. Но надписывала послания, несомненно, одна и та же рука.
Тагино извлек четыре одинаковых письма, быстро распечатал их одно за другим – и с проклятием швырнул на стол, словно дохлых мышей.
Письма и в самом деле были одинаковыми. До последнего слова. До последнего штриха.
Его высочество Юкенна соболезновал его благолепию… и так далее… и желал скорейшего выздоровления. Ни одно из писем ни на волос не отличалось друг от друга и от того послания, над которым Тагино до сих пор ломал голову. И на всех письмах стояла одна и та же дата.
Ни одному человеку не под силу воспроизвести свой росчерк один к одному. Как ни старайся, но где-то дрогнет рука, где-то тушь размажется, какой-то штрих окажется тоньше или, наоборот, шире. Однако пять писем, лежащих на столе, походили друг на друга словно оттиски с деревянной резной доски. Хотя тоже нет, оттиски – и те отличаются сильнее. Чуть больше краски, чуть слабее нажим, незаметно прилипший комочек грязи… Нет, это не оттиски. Письма написаны от руки, очень хорошей кистью. Но эта рука с нечеловеческой точностью воспроизвела свой собственный почерк. Без помощи магии тут не обошлось.
Вот и гадай теперь – то ли Юкенна и в самом деле маг, как уже однажды подумалось Тагино, то ли маг на него работает? Но в обоих случаях остается все тот же вопрос – а зачем? Если Тагино еще мог худо-бедно понять, для чего Юкенна отправил свои гнусные соболезнования по адресу самого тайного из его убежищ, то четыре точно таких же письма, разосланные по всем остальным адресам, никакому истолкованию не поддавались.
Зачем? Чего он этим хочет добиться? На что намекает лукавый посол?
Ну нет! Порассуждали, и довольно. Хватит пытаться понять то, что, возможно, и понимать-то не стоит. Хватит! Ведь еще немного, и Тагино начнет мучительно соображать – идти ему в нужник или не идти? Взаправду ли у него живот схватило – или это очередная провокация несносного Юкенны?
Тагино сердито отпихнул от себя послания Юкенны и решительно принялся за разбор всей прочей корреспонденции. Он работал сосредоточенно, молча, заставив себя на время забыть о таинственных письмах своего противника. И это ему удалось, как удавалось всегда. Забыть о постороннем или просто несвоевременном и сосредоточиться на главном. Кстати о главном. Самое главное из сегодняшних посланий, безусловно, вот это. А он, предавшись размышлениям о Юкенне, чуть было не упустил его из виду. Кэйто сообщает, что прибудет сегодня сразу после полудня, и не с пустыми руками. Вскоре после полудня. Значит, с минуты на минуту.
Тагино убрал со стола все бумаги. Незачем Кэйто хотя бы мимоходом видеть корреспонденцию Главного министра. Тагино с большей охотой продемонстрировал бы ее Юкенне или даже самому королю Югите. Ненадежный человек его двоюродный племянник Кэйто. Обычно даже на самых отпетых мерзавцев можно хоть в чем-то положиться. Один никогда не поднимет руки на мать, другой смехотворно верен своей шлюхе-жене, третий даст изрезать себя на куски ради детей, четвертый готов на все ради славы своих дальних предков, пятый скорей умрет, чем расстанется со своей кубышкой… всегда найдется какая-нибудь мелочь. Но на племянника своего Тагино не полагался ни в малейшей малости и не доверял ему ни единой минуты. Потому что полагаться на Кэйто и в самом деле мог только круглый дурак.
Конечно, Кэйто исполнял самые тайные приказы Тагино – за деньги, разумеется. И конечно, Тагино знал, зачем ему нужны деньги. Можно бы и не платить – но тогда этот дешевый интриган поймет, что он разгадан. А в этом случае с него станется прирезать Тагино. Или устроить любимому дядюшке несчастный случай – Кэйто большой мастер на такие штуки. Он ведь не умеет толком затаиться и выжидать. К счастью для Тагино. Пусть он тешится своими несбыточными мечтами – устранить Тагино сразу же, едва лишь Тагино освободит престол от короля Югиты. Пусть лелеет утешительное сознание собственной хитрости. До тех пор он не предаст Тагино. Ведь сам он не в состоянии расчистить себе дорогу к трону. Вот пусть и помогает Тагино проложить эту дорогу. Пусть старается. Исполняя тайные приказы Тагино, он в результате находится под постоянным присмотром. Прогнать его, отпустить на сторону – себе дороже. Предаст и глазом не моргнет. На службе у Тагино он будет молчать, воображая, что преследует при этом свои собственные интересы. А когда настанет желанный день… что ж, Кэйто придется очень и очень разочароваться.
Конечно, хорошо бы поручить это дело кому-нибудь другому. Да вот беда – некому. Бумаги господина посла – слишком большое искушение. Для всех, кроме Кэйто. Заполучив бумаги, он не сможет шантажировать Тагино – ведь он и сам увяз в этом деле по уши. И наверняка часть улик, собранных Юкенной, обличает и Кэйто. Разумеется, он мог бы по пути вскрыть пакет и уничтожить те бумаги, которые повествуют о его подвигах… мог бы. Но не станет. Потому что тем самым выдаст себя сановному дядюшке раньше времени. Вот и выходит, что некому больше поджидать у дворцовой стены серую киску с тяжелым футляром.
Футляр он, по крайности, раздобыл. Уже хорошо.
С минуты на минуту он привезет футляр сюда.
А это значит, что Юкенна может соболезновать вволю. Сколько душе угодно. Пусть соболезнует, пусть злорадствует, пусть хоть на голове стоит! Пусть придумывает какие угодно хитроумные ходы, пока не запутается в собственных расчетах. Без этих бумаг все его угрозы не опаснее комариного писка. Даже меньше – комар хотя бы укусить может, а Юкенна без своих бумаг может кусать разве что собственные губы в порыве бессильной злобы.
Кэйто вошел, по своему обыкновению, неслышно. Пустая похвальба своими умениями – Тагино никогда не садился спиной к двери, а уж тем более если ему случалось ожидать визита своего бесценного племянничка.
