О, да, возможно, всё это с наилучшими намерениями. О, быть может, всё это оправдывается борьбой с той самой сакраментальной Западной Тьмой и конкретным случаем применения принципа меньшего зла – «Пусть лучше погибнет один ребёнок, но тысячи тысяч других детей останутся жить».
Звериная арифметика, подумал Фесс. Интересно, что же такого в этой самой магии крови, что её ничем и никак невозможно заменить?
– То самое, – тем временем продолжала Рысь. – Как их… умерщвляли, я не видела. Наверное, если б увидела, то с тобой, одан, сегодня мы б не говорили. Их просто уводили куда-то. И… они исчезали. Навсегда. Их вещи, одежду, игрушки – всё сжигали.
– А тела? Ты видела тела, Рысь? Алтарь, жертвенник, орудия мучительства?
– Видела, – кивнула Рысь. – Конечно, потом в Храие научилась всему, не отворачиваться и не блевать, когда перед тобой на землю чьи-то кишки выворачивает, но это ж потом было. А тогда… я соплячкой была семилетней. Но помню всё в таких деталях, что, умей рисовать, каждую трещинку на кирпичах бы воспроизвела. Каземат там был. Под землёй, ниже подвалов. Всегда запертый. Да… Рисовать я не умею, но один дар у меня всё-таки есть – любой замок открыть могу сызмальства. Потому что мама от нас сладости запирала, а я: шпильку согну и любой замок отомкну. Конечно, замок на буфете и запор каземата тайного – разные вещи, но так ведь в приют-то наш никто носа и не совал, кроме тех, кому положено. Охрана стояла – тоже из этих, в сером. Волки, не люди – впрочем, я и волков обижать не буду, с выродками этими сравнивая.
Короче, когда я кой-чего скумекала, то решила – я не я буду, если не пойму, что тут творится. Ну и как-то ночью встала… штырёк у меня был заготовлен славный такой… спустилась в подвал, думала – от страха умру… всё мне призраки да привидения мерещились…
– И очень возможно, что была ты права, – заметил по ходу Фесс. – Если и впрямь там детей на жертвеннике распинали, то для неупокоенности это самое подходящее место… Но извини, я тебя перебил.
– Рыцарь не может перебить стража, – очень серьёзно возразила Рысь. – Когда рыцарь осчастливит стража своим словом, дело стража – внимать.
– Ох, оставь, пожалуйста, – вздохнул Фесс. – Давай дальше.
– Дальше? А дальше, одан рыцарь, ничего особенного не было.
Кирпичный каземат, в середине – камень белый, белее снега, честное слово! Никогда не думала, что такое бывает, что белизна такая случается…
– Кровь? – быстро спросил Фесс.
– Ни капельки. Камешек словно вчера из каменоломен. Отполирован до блеска, грани, кажется, резать могут. Ни пылинки, говорю, на нём не было. А по стенам всякий палаческий снаряд развешан. Тут тебе и щипцы, и скиннеры, и клещи, и клинья, и тиски, струбцины всякие… и вот они-то, одан рыцарь, все в крови были. Ни дерева, ни железа из-под крови не видно. Меня аж затрясло.
– А почему ты решила, что это кровь?
– Да что же я, как засохшая кровь выглядит, не знаю, одан?
– А может, то краска была?
– Ага, пятнами, струйками да потёками, хмыкнула Рысь. – Батюшка мой ремёсла многие знал. Сам замки да запоры делал. Так что насмотрелась я в мастерской его. Знаю, как краска лежать должна… Но не это главное. Смерть я там почуяла, одан рыцарь, Смерть во плоти, и сидела она, Смерть эта, в том белом камне. Сидела и на меня смотрела. Нет, глаз её я, конечно, не видела, но… – Рысь заметно вздрогнула. – Я чуть было в обморок не хлопнулась. Как не заорала благим матом, до сих пор не помню…
– Если б заорала, то в Храм бы тебя точно не взяли – проницательно заметил Фесс.
– Верно, одан рыцарь, а всё говоришь, что к Храму никакого касательства не имеешь, – усмехнулась Рысь. – А будто своими глазами видел, когда меня Стоящий во Главе смотрел…
– Погоди, до этого тоже дойдём, – махнул рукой Фесс. – Ты про жертвенник договаривай.
– Слушаюсь, одан рыцарь. Так вот, после того как с той Смертью мы глазами столкнулись, я оттуда опрометью вылетела. Не помню, как до спален добралась. Ну и… ну и поняла, что больше мне тут не жить. Растолкала братиков, сестрёнку… других ребят, кого могла. Стала им объяснять… дура была, соплячка малолетняя. Конечно, ничего говорить нельзя было, а следовало просто поджечь там всё, что гореть может. Тогда сами побежали б, быстрее ветра б понеслись.
– Верно, – с горечью заметил Фесс. – И те, кто тебя слушал, тотчас помчались наушничать добрым дядям, которые кормят от пуза и разрешают весь день играть…
– Угу, – кивнула Рысь. – Но, в общем, и тут смогла я их опередить.
Сестрёнку на загривок, братиков в охапку – и бежать.
– Что, вот так просто и бежать? – изумился Фесс. – А охрана как же?
– Прощения прошу, но за кого меня принимает одан рыцарь? Мне хоть и семь лет тогда всего было, онако, с какого конца нож режет, я понимала. Пошла к караульщикам. Их там двое на воротах стояло внутри которые.
«Что, – говорят, – не спишь, дева?» – «Не сплю, дядечки», – говорю. «А чего ж так, дева?» – «Сны недобрые снятся, дядечки. Страшные». – «Ну, коли страшные, надо отца Климента позвать. Он у нас по снам дока. Позвать, дева?» – «Да нет, дядечки не надо святого человека тревожить. Можно я с вами тут посижу?» – «Отчего ж не посидеть? Посиди, дева…» Ну, я и… посидела, в общем.
Щеки Рыси раскраснелись, глаза сделались совершенно бешеными. Она словно вновь наяву проживала ту самую ночь…
– Ну, я уселась… у камина. Там у них камин был, в караулке. Большой такой, и всегда они в нём огонь жгли, хотя лето тёплое было… Я у камина притулилась, глаза прикрыла. А нож в рукаве прятала, у меня кожушок был такой, кожаный, хороший… Они сперва на меня глазели, потом, само собой, привыкли. Свой разговор завели. Там ведь не такая стража была, на внутренних-то створках, что ни на миг взгляд от ворот не отводила. Никто и никогда выбраться оттуда не пытался… зачем? Малолеткам и в голову не приходило, что там что-то плохое затеваться может. Вот… ну и… посидела я так, посидела, встала тихонько, к дверям пошла. Точнее, вид сделала, что пошла. А сама…
Она внезапно и резко махнула рукой. Точнее, не махнула, а проделала что-то навроде отмашного режущего удара, и проделала так, что оторопевший Фесс словно бы наяву увидел вскрытое стремительным движением горло караульного, раширенные глаза второго, тянущуюся к оружию руку – и серебристую рыбку ножа, вторично мелькнувшего в воздухе, с тем чтобы вонзиться точно в незащищённое горло стражника.
– У тебя был дар, – тихо проговорил Фесс, в упор глядя на Рысь. – Ты – боец… от Света или от Тьмы, не знаю уж, или от Спасителя, кто их тут разберет… Потому тебя в Храм и взяли…
– Верно говорит одан рыцарь, – кивнула Рысь. – Был дар. И есть. Но меньше, чем у одана рыцаря…
– Рысь, хватит меня оданить. У меня имя есть, и я его тебе называл. Договорились?
– Слушаюсь, одан рыцарь… Фесс. Ну вот, я малышню сгребла, калитку этак тихонько отворила…
– А как же стража внешняя? – не удержался Фесс.
– Стража внешняя – они да… их там шестеро, все при самобоях, вмиг бы стрелами истыкали, что твою ежиху. Но там ведь как было – караулка их бойницами в поле смотрела, не назад, так что я братиков с сестрёнкой в ров спихнула – он там неглубокий был, сухой, разве что крапивы много – и сама следом.
– И что же, не заметили тебя? – удивился Фесс.
– Какое там «не заметили»! Заметили, конечно. И погнались. Тревогу по всей форме подняли. Я думала – небо и землю перевернут. Ну и…
– Ну и всё равно не догнали?
– Меня. – Рысь внезапно шмыгнула носом. – Меня не догнали. Ушла я.
Ловкая была, хитрая, что твоя ласка. А вот братиков, сестрёнку – их схватили. Схватили, и… в общем, думаю, недолго они после этого жили, – мрачно окончила Рысь, опуская голову. – Их схватили, а я как-то убежала. Убежала и долго бежала. Ох, долгонько, пока в Храме не остановилась.
– А как же ты добралась-то туда? – спросил некромант. История, которую рассказывала Рысь, казалась всё-таки невероятной. На мечах она билась совершенно, не хорошо, не отлично, а именно совершенно, и Фесс с трудом мог представить себе местного воителя, который смог бы устоять перед ней. То, что ему удалось выбить из её рук оружие, как он теперь понимал, все-таки было случайностью. Скорее всего, продлись бой ещё полминуты – Рысь вполне могла бы взять верх.
– А я туда, в общем-то, и не добиралась, – простодушно призналась воительница. – Бежала я, сама зная куда. Вынесло меня к тракту, ну, тому, что из Эгеста на юг ведёт, в аркинские пределы. По нему гномы ходят, караваны из Железного Хребта водят. На такой их караван я и натолкнулась.
– И они тебя приняли? Взяли с собой? – недоверчиво поднял брови
Фесс. Гномы отличались сварливым и не слишком дружелюбным характером. И уж тем более трудно было вообразить, чтобы их отряд прихватил с собой беспризорную человеческую девчонку. Тут недалеко было и до очень серьёзных неприятностей с Инквизицией, чего гномы, в громадном большинстве своём, избегали.
