Барри Лонгиер - Город Барабу

Спустя два с половиной столетия после первого турне знаменитых сыновей Августа Рунгелинга «Братья Ринглинг», состоявшегося в 1884 году, «Последнее шоу на Земле» стало действительно последним. Убогое сооружение под заляпанным, натянутым на трех столбах тентом расположилось на окраине Оттавы. Грязные, разбитые дороги давно уже уступили место стальным рельсам, те, в свою очередь, асфальту, а закончилось все бумажной метелью.

Старые проблемы никуда не исчезли. Пожары, ураганы, лед, грязь, аварии, дожди, вымогательства, поломки, крушения остались привычными явлениями в жизни труппы. Но в век, когда решение проблем человечества стало делом само собой разумеющимся, цирк Джона О'Хары оказался вдруг никому не нужным. Ему просто не находилось места. Площадки, подходящие для обустройства цирка, стоили слишком дорого. Каждый километр дороги обходился в семьсот кредитов, взимаемых в качестве дорожных сборов, а за удобные, поросшие травкой поляны вблизи населенных пунктов приходилось отдавать до тридцати тысяч кредитов за сутки.

Впрочем, таких полянок становилось все меньше. И тем не менее цирк выдержал и это, и многое другое. Дорога его закончилась в Оттаве по иной причине, когда на пути артистов встала самая страшная преграда, нередко непреодолимая для многих учреждений, не вписывающихся в Систему. Такой преградой оказались законы об общественном благе, проводимые в жизнь неподкупными чиновниками.

– Они не желают уступать ни дюйма, мистер Джон.

Артур Бернсайд Веллингтон по прозвищу Ловкач, занимавшийся улаживанием многочисленных проблем, покачал седой головой, не поднимая глаз на сидевшего за столом Хозяина. Похоже, впервые за свои шестьдесят с лишним лет этот высокий худощавый человек ощутил себя в безвыходной ситуации. Он беспомощно поднял руки, но тут же уронил их. признавая поражение.

– Я не в силах сдвинуть их с места.

О'Хара потер глаза и, прищурясь, посмотрел на Веллингтона:

– А ты не пытался добавить сахарку, Ловкач?

Веллингтон кивнул:

– Эти ребята сыты, мистер Джон. Им ничего не нужно.

– А подбросить грязи?

Ловкач покачал головой:

– Таких чистюль я еще не видывал. Даже за парковку платят исправно. Никаких побочных доходов, никаких романов на стороне, никаких родственников на тепленьких местечках… ничего. – Он снова качнул головой. – И надо же натолкнуться на такую честность среди поли… – Веллингтон не договорил, потер подбородок, потом невидяще уставился на Хозяина.

– Ну что, Ловкач?

Веллингтон нахмурился:

– Возможно, ничего. Возможно, кое-что. Так, соломинка. – Он повернулся и, явно погруженный в какие-то мысли, вышел из административного фургона.

Несколько часов спустя, когда уже шло вечернее представление, О'Хара сидел в темном фургоне и рассеянно слушал звуки музыки, доносившиеся из-под главного купола. Прикрыв глаза, он откинулся на спинку стула. У цирковых музыкантов свой, особый звук. Конечно, профессиональные оркестры могут делать хорошие вещи, но привыкшее к звучанию цирковых инструментов ухо сразу уловит разницу. Ни один музыкант, скованный твердыми правилами нот, такта и пауз, не способен имитировать звук и ритм искусников шапито, наученных подстраиваться под пляшущих лошадей и слонов, причем так, что зрителю кажется, будто это животное танцует под музыку, а не музыка подстраивается под его движения.

О'Хара открыл глаза. На стене напротив окошечка кассы прыгали разноцветные пятнышки – отражения лампочек над главным входом. Тот парень в Бангоре – кажется, писатель? – спросил О'Хару, зачем ему это нужно. Он не сразу нашел ответ. И вправду – зачем? Работа с цирком и в цирке тяжела, опасна и не особенно прибыльна. Так зачем? Хозяин долго подбирал нужные слова, однако в конце концов укрылся за привычной фразой, затертой, но верной: «Это болезнь».

О'Хара подался вперед, положил локти на стол, опустил голову и закрыл глаза. Болезнь. Нет, хуже – пагубное пристрастие. Въевшаяся потребность, недоступная пониманию неотесанной деревенщины с пишущими машинками. А потому уважаемые представители средств массовой информации получали на свои вопросы один и тот же ответ, которым сотни лет отделывались те, кто посвятил себя цирку: «Это болезнь».

Впрочем, циркачи и сами не знают, почему ведут кочевую жизнь. Задавать вопросы – хитроумная игра, а ответы – если они и существуют – скрыты под краской, потом, шрамами, болью в глубине того, что зовется душой.

Цирк разъезжает. Это данность.

Может, мы должны спросить почему?

О'Хара распрямил спину, вытер рукавами щеки и оглядел пустой фургон. Потом тяжело поднялся, дошел до стола и вернулся к двери. Он чувствовал тяжесть прожитых лет, а Веллингтон работал в шоу еще тогда, когда Хозяином был отец О'Хары.

Может, наши лучшие годы уже позади?

Он провел ладонью по коротко подстриженной седой бороде и кивнул самому себе.

О'Хара открыл дверь и втянул запах площадки. Странная смесь – трава, солома, сладости, звери… Дневная пыль улеглась, воздух стал прозрачнее, от чего лампочки горели ярче, резче. Музыканты перешли на вальс, сопровождающий выступление воздушных гимнастов. Значит, жить цирку остается всего шестьдесят четыре минуты. Непривычно видеть, что два купола, над ареной с животными и над площадкой, где развлекали детей, до сих пор не сняты. В обычных обстоятельствах брезент уже стянули бы, скатали и уложили на место, готовясь к переезду, а рабочие собирались бы снять и главный купол, как только последний зритель исчезнет из виду.

О'Хара сунул руки в карманы пиджака, вышел из фургона и направился к небольшой группе рабочих, собравшихся у передвижного зверинца. Когда он подошел поближе, от группы отделился невысокий, плотный мужчина.

– Добрый вечер, Хозяин.

О'Хара остановился и кивнул, узнав подошедшего по комбинезону и клетчатой рубашке. Лицо мужчины оставалось в тени, отбрасываемой широкими полями замызганной шляпы.

– Привет, Дурень Джо.

– Что слышно, мистер Джон?

О'Хара опустил глаза и покачал головой:

– Похоже, нам крышка. Служащие из отдела по охране окружающей среды говорят, что конфискуют животных и засадят нас в тюрьму, если мы пересечем границу округа.

Дурень Джо стянул с головы шляпу, швырнул ее на землю и сунул руки в карманы комбинезона.

– Черт! – Он хмуро посмотрел на Хозяина. – А Ловкач может что-нибудь сделать?

О'Хара пожал плечами:

– Я бы не рассчитывал. Не тот случай. Видел бригадира?

Дурень Джо наклонился, подобрал шляпу и лишь затем, выпрямившись, протянул руку в сторону зверинца.

– Вы же знаете Раскоряку. Он где-то там. – Рабочий снова бросил шляпу на землю. – И зачем мы только сюда приехали?

– Мы там, где нужно, Джо, только опоздали лет на сто.

Он опустил руку, повернулся и направился ко входу в зверинец. В слабом свете двух фонарей можно было увидеть восемь слонов, спокойно жующих сено. Лолита, первой узнавшая Хозяина, подняла уши, повернула в его сторону массивную голову и тут же отвернулась, притворяясь, будто не заметила. О'Хара вошел и, увидев сидящих на перевернутых ведрах бригадира и главного дрессировщика, коротко кивнул им; затем остановился перед Лолитой, к ней спиной. Через несколько секунд слониха сунула хобот в карман его пиджака, ухватила мешочек с орехами, который был припасен специально для этого, и осторожно вытащила добычу.

О'Хара повернулся и пристально посмотрел на животное:

– Это еще что такое?

Лолита смущенно переступила с ноги на ногу и потрясла головой. О'Хара опустил руку в карман и нахмурился:

– Могу поклясться, что у меня здесь были орехи.

Он сердито взглянул на слониху. Та снова потрясла головой, а когда Хозяин пошел к мужчинам, разгребла хоботом ворох сена и отправила спрятанный мешочек в рот.

Раскоряка усмехнулся, поднимаясь навстречу:

– Лолита скоро станет настоящим карманником, Хозяин. Следите, чтобы она не добралась до ботинок.

Бригадир весьма напоминал Горго, Обезьяну-Убийцу, безмятежно отдыхавшего в клетке и вычесывавшего воображаемых блох. Правда, шерсть у Раскоряки была не такая густая, как у Горго, зато руки выглядели помощнее, чем лапы зверя.

О'Хара скорчил гримасу:

– Лучше пусть довольствуется орехами. – Он кивнул дрессировщику, который, не уступая в размерах О'Харе, казался хрупким в сравнении с Раскорякой. – Все спокойно, Пони?

Рыжий Пони Мийра кивнул:

– Немного забеспокоились, когда их не покормили вовремя, мистер Джон, но сейчас все тихо.

О'Хара перевернул ногой ведро и уселся на него. Раскоряка и Рыжий Пони тоже сели.

– Раскоряка, город хочет, чтобы мы убрались с площадки к завтрашнему дню, так что не отпускай пока своих ребят. Так или иначе, они нам понадобятся, чтобы свернуть цирк.

Бригадир покачал головой: