Рональд взглянул на экран внешнего обзора.
– Темнеет, – сказал он. – Пора ужинать.
– Больше тебе нечего предложить? – удивился Игнац.
– А тебе?
– Нужно всех созвать на базу!
– Я и говорю: всем пора ужинать. Алло, "Вихрь", вы нас слышите?
– Да, Ронни, – отозвался Мбойе. – Будем думать. У нас тоже есть новость.
– Какая?
– Получен SOS с Эстабриона.
Дневник командира звездолета
23 августа
Только начала прощупываться ниточка на Кампанелле, как нас позвал Эстабрион. Что это, отвлекающий маневр? Я уже готова ожидать чего угодно. Хотя Эстабрион – самая дальняя планета системы Эпсилона, скорость "Вихря" позволяет обернуться за несколько суток. Но эти несколько суток "Орешец" останется без прикрытия. Эвакуировать десантников можно только после длительного карантина, а сигнал бедствия есть сигнал бедствия. Сложная ситуация. Если она подстроена, то очень умело, со знанием человеческой психологии.
После жарких дебатов решили рискнуть, Рональд настоял на том, чтобы его команда оставалась на месте. В качестве компромисса согласился до нашего возвращения из базы никого не выпускать. Бертран и. Абрахам со своими "Гепардаии" останутся тоже, будут ходить дозором. Достаточно ли этого? Что-то мне подсказывает, что двух шлнельботов для данной задачи мало, но ничего лучшего придумать не смогли. Производит впечатление несокрушимая уверенность Ронни в том, что на этот раз ничего плохого не случится. Интравизор все-таки. Прислушались.
* * *
ДАЛЬНЯЯ КОСМИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ.
ЛАЙНЕР ПРАКСИТЕЛЬ – ТЗ АРКАД.
Благодарю за предупреждение. Прошу уточнить размеры кометного облака. Удачи вам!
КОМУЛАЙНЕН.
Летом наружная температура не превышает минус ста восьмидесяти градусов по Цельсию. Это в полдень, когда далекий Эпсилон находится в зените и хоть как-то греет через миллиарды километров. А по ночам лютый холод просачивается сквозь многослойную изоляцию, выстуживая наружные помещения. Стены обледеневают ничуть не меньше, чем зимой.
Этот лед обязательно нужно окапывать, отвозить на тележке в водохранилище. Из него получается питьевая вода, которая не требует сложной очистки. На этом можно экономить энергию. А энергию приходится экономить на всем, начиная с отопления и кончая приготовлением пищи. Страшное преступление – забыть выключить плафон мощностью в пятнадцать ватт.
По ночам все обязаны спать, освещение выключается. Только в коридорах люминесцируют маршрутные полосы, чтобы до туалетов можно было добраться. А по утрам каждый должен откручивать суточную норму на велосипеде, соединенном с маленькой динамо-машиной. Единственный прибор станции, работающий круглосуточно, – радиоприемник. Иногда он ловит далекие переговоры звездолетов. Но сообщения с Эстабриона остаются без ответа – никто на станции не знает, как управлять антенной. При малой мощности сигнала она должна быть направлена очень точно. Да и далеко очень до звездолетов, радиообмен занимает годы. Чтобы хоть как-то дать знать о себе, сообщения разбрасывали веером, по всему горизонту. Радиопередатчиком и лазером, который иногда включается, а иногда – нет.
* * *
Скалывание льда входит в обязанности дежурного. Работа нудная, однообразная, требующая навыка, точности, чтобы не повредить тонкой внутренней обивки стен. Но скалывание льда – не самая плохая работа. Карло выполнял ее механически, сказывался большой опыт. При этом он мог спокойно предаваться размышлениям, либо вспоминать Ольгу. Нет, скалывание льда – не самая плохая работа. Самая плохая ждала впереди.
Заступая на дежурство, Карло каждый раз молил неведомого бога о том, чтобы эта самая скверная работа на этот раз досталась не ему. Конечно, не совсем честно желать, чтобы тяжелые обязанности выполняли другие. Наверное, поэтому бог и не слышал Карло. Другие-то были помоложе.
Карло погрузил куски льда на тележку и двинулся по коридору. Здесь он встретил двух девочек с ведрами и тряпками. Обе выглядели понуро, даже хохотушка Нинель. Карло остановился.
– Что, плохо дело?
– Сам не знаешь? – буркнула Нинель. – Он даже бредить перестал.
Речь шла о больном Артуре. Больном и обреченном. Карло решил переменить тему.
– А как уборка?
– Тоже плохо. Шерсть на полу откуда-то появляется.
– Это не от меня, – заверил Карло.
Девочки придирчиво его осмотрели.
– Не видно, – с некоторым сожалением согласилась Ева.
– Значит, вахухлик приходил, – заявила Нинель.
– Какой вахухлик?
– Шерстистый, разумеется.
– Ну и ну! Дожили. Вы его видели, вахухлика?
– Нет. Но Павлик видел.
– А, Павлик.
– Думаешь, насочинял?
– Конечно.
– А шерсть откуда?
Нинель опять смерила его подозрительным взглядом.
– А шерсть – от глупости, – разозлился Карло.
Нинель посмотрела на него в упор. В ее глазах наконец появились огонечки.
– Похоже на правду.
Ева прыснула.
– Работайте, работайте, – строго сказал Карло. И скорчил страшную рожу. – Не то вахухлик вам задаст!
– Пусть по... по-пробует.
– И что тогда по-получится?
– А по-получит по-по этому самому по месту. Нас уже не очень-то попо-пугаешь, па-папаша Карло. Навидались.
– Тогда ладно. Тогда я пойду по-погуляю.
* * *
Маленький Павлик крутил педали в тренажерном зале. Стрелка амперметра едва-едва отклонялась от нуля.
– Ладно, отдохни, – сказал Карло, кладя руку на худенькое плечико.
– А как же дневная норма?
– Если б ты ел как следует, может, и выполнил бы. Иди, вечером я за тебя покручу.
– Спасибо, – тихо сказал Павлик. – Я буду есть. А что на завтрак?
– Концентраты.
– Опять...
– Вечером будет жареная картошка. И бобы.
– Скорей бы вечер. Как Артур?
– Пока ничего.
– Ничего нового?
– Это уже хорошо.
– Что же хорошего?
– Не вешай носа, парень.
Павлик тут же опустил голову. Карло взял его за подбородок и заглянул в глаза.
– Ну, что тебе померещилось? Рассказывай.
– Вахухлика я видел. Это правда.
– А меня почему не позвал?
– Он запрещает.
– Вот еще новости! Какой-то вахухлик раскомандовался! Тебе кто друг – он или я?
Павлик еще ниже нагнул голову и засопел.
– Тебе бы такого друга! Он... он знаешь, какой? Лохматый. Я не виноват, что вахухлик ко мне цепляется...
– Ну-ну, – сказал Карло. – Сегодня будешь спать в моей комнате, хорошо?
Павлик обрадованно кивнул.
– Посмотрим на твоего вахухлика, – сказал Карло. – Не грусти, Паоло! Будь мужчиной.
– Мне еще рано, – серьезно сказал Павлик. – Да и не получится.
– Почему? Знаешь, что главное в мужчине?
– Нет. А что?
– Уметь посмеяться над своим вахухликом. У каждого есть свой вахухлик.
– И у тебя?
– Конечно. Только редко появляется, засмеял я его. Знаешь, он теперь чистит зубы.
– Кто, вахухлик?
– Ага. Приходи, покажу его зубную щетку.
– Ну ты даешь!
* * *
Установки искусственной тяжести на планетах применять нельзя, потому что окружающие породы стягиваются к центру гравитационного поля, образуя компактную массу. Все это начинает медленно погружаться в поверхностный слой вместе с постройками и скалой, на которой должны располагаться гравитроны. Да и энергии требуется огромное количество. По этим причинам на базе действовало только естественное притяжение Эстабриона, который к планетным гигантам отнюдь не принадлежал.
Точно рассчитанным движением Карло оттолкнулся от пола, взлетел до потолка, оттолкнулся от него, опустился на пол, вновь взлетел. И так – четыре раза. Ровно столько требовалось, чтобы пройти "кузнечиком" коридор перед госпиталем. Усилием воли он заставил себя открыть дверь с надписью "Посторонним в...". Надпись эта давно стала лишней, в госпиталь никто по доброй воле не заходил. Потому что редко кто выходил в добром здравии.
Перед стеклянной перегородкой сидела Дженни и заплетала косу. Глаза у нее были заплаканные.
– Перестань, – сказал Карло – Первый раз, что ли?
– А если он все время маму зовет, – всхлипнула Дженни, – тогда что?
– Ничего. На вот, выпей.
– Порошковое?
– Какое еще? Коров у нас нет.
– А что у нас есть?
– Надежда.
– Ее нельзя есть.
Карло не ответил. Он подошел к прозрачной перегородке. За ней поместили Артура. Артур лежал с открытыми глазами, но эти глаза уже два дня ничего не видели. Вторые сутки без сознания. Перитонитом это называлось. И ни одного врача на всем Эстабрионе. И никакой связи с Кампанеллой.
Сквозь открытую дверь из коридора послышался скребущий звук. Дженни взорвалась.
– Да скажи ты ему! Второй раз приходит. Ангел ночи!
Карло выглянул. Так и есть. В коридоре стоял Абдулла с ящиками из-под галет. Глядя в потолок, он молчал. Своими запавшими глазницами, бледным лицом и пробивающейся черной бородкой он действительно напоминал ангела ночи.
