Снаружи тянется ярко освещенная полоса шириной пятьдесят ярдов, которую нужно пересечь, чтобы обрести путь к свободе. Потом – гладкая стена в сорок футов высотой, где даже не за что уцепиться. Наверху – скат, слишком крутой, чтобы удержаться на ногах, пока перебираешься через сигнальную проволоку. А коснись ее или попробуй перерезать – тут же завоет сирена.
Эта высоченная стена окружает всю тюрьму. В плане она восьмиугольная и на каждом углу – по сторожевой вышке с часовыми, прожекторами и пулеметами. Чтобы выбраться, нужно, не задев проволоку, перелезть через стену, залитую светом прожекторов, под самым носом у часовых, а у них ведь руки так и чешутся тебя ухлопать. Но и это еще не все. За стеной – ярко освещенная полоса земли, которую тоже придется преодолеть. Даже если какой-нибудь смельчак перемахнет через стену, его тут же изрешетят, как только он попытается метнуться в спасительную темноту.
Да, во всем чувствуется рука профессионала, который знает, как держать птичек в клетке. Убежать через эту стену практически невозможно. Разве что кто-то выберется из своей камеры или барака, имея при себе веревку да еще бесстрашного сообщника, который прорвется в щитовую и в нужную минуту вырубит электричество. Вот тогда дело может выгореть. А потом – вверх по стене, через отключенную сигнальную проволоку и вперед, в темноту!
Но в его одиночке нет ни веревки, ни кошек и ничего такого, что можно было бы приспособить взамен. Нет отчаянного и надежного сообщника. Да и будь у него все это, он все равно счел бы такой проект чистейшим самоубийством.
Каждый раз, отыскав даже самую ничтожную зацепку и взвешивая тот минимум условий, который потребуется для ее осуществления, он проигрывал всю ситуацию не менее сотни раз. К середине ночи он так натрудил мозги, что в голову стало лезть все подряд, даже вовсе безумные идеи.
Скажем, можно оторвать от куртки пластмассовую пуговицу и проглотить ее в надежде, что его переведут в больницу. Конечно, больница тоже расположена за оградой, но может быть, из нее легче удрать. Потом он еще раз подумал и решил, что засорение кишечника – вовсе не гарантия, что его куда-то переведут. Они могут всего-навсего влить в него сильнодействующее слабительное и тем самым только усугубить и без того неприятное положение.
На рассвете он пришел к окончательному выводу. Команда из тридцати, сорока или пятидесяти ригелиан, вкалывая в поте лица, может подвести подкоп под стену и обе освещенные полосы земли и таким способом вырваться на волю. Он же может взять только одним – хитростью. Ничего другого ему не остается.
Лиминг испустил громкий стон и пожаловался самому себе:
– Что ж, дружище, придется пошевеливать мозгами за двоих…
Эта случайно вырвавшаяся фраза засела у него в голове и стала бродить, как дрожжи. Через некоторое время он сел, обалдело уставился на крошечный клочок неба и сказал, едва сдерживаясь, чтобы не закричать:
– Ну, конечно же, вот оно – за двоих!
Эта идея крепко засела в голове Лиминга, и ко времени прогулки у него начал вырисовываться план, Перво-наперво требовалось соорудить какое-нибудь хитрое приспособление. Распятие или хрустальный шар дают обладателю слишком важные психологические преимущества, чтобы ими пренебречь.
Вещица может иметь любую форму, размер и конструкцию – главное, чтобы она была явной и бесспорной новинкой. К тому же эффект от нее будет сильнее, если изготовить ее не из тех материалов, которые можно отыскать в камере – частей одежды или скамьи.
В самом деле, лучше, чтобы она состояла из чего-нибудь другого и несла на себе несомненную печать загадочной, неизвестной технологии.
Навряд ли ригелиане сумеют ему помочь. Они по двенадцать часов в сутки ишачат в тюремных мастерских – участь, которая, возможно, суждена и ему, после того, как он пройдет допрос и обнаружит свои способности. Ригелиане производили форменные куртки и штаны, ремни и сапоги, кое-какие осветительные и электрические приборы. Им претило работать на армию, но перед ними стоял простой выбор: вкалывать или голодать.
Судя по их рассказам, у них не было ни малейшей возможности тайком вынести из мастерских что-либо действительно ценное, вроде ножа, стамески, молотка или полотна ножовки. В конце смены пленников выстраивали, и никому не позволялось выходить из строя, пока не проверят каждый станок, не пересчитают и не запрут все инструменты.
За первые пятнадцать минут дневной прогулки Лиминг прочесал весь двор в поисках предмета, который мог бы хоть как-то пригодиться.
Он бродил взад-вперед, вперив глаза в землю, как несчастный малыш, потерявший монетку. Ему удалось найти всего-навсего две деревяшки четыре на четыре дюйма и в дюйм толщиной: он сунул их в карман, не имея ни малейшего понятия, что с ними делать.
Закончив поиски, Лиминг примостился у стены и перекинулся словом с парой ригелиан. Он не мог сосредоточиться на беседе, и при появлении насторожившегося охранника собеседники ретировались. Потом к нему подобрался еще один ригелианин.
– Что, землянин, все еще надеешься выбраться отсюда?
– Естественно.
Собеседник фыркнул и почесал за ухом – жест, который его соплеменники использовали как выражение вежливого сомнения.
– Думаю, что наши шансы куда выше.
Лиминг пронзил его взглядом.
– Почему это?
– Нас много и мы вместе, – уклончиво ответил ригелианин, как будто опасаясь сболтнуть лишнее. – Что можно сделать в одиночку?
– Обдурить их и смыться при первой же возможности, – сказал Лиминг.
Тут он заметил на пальце, почесывающем ухо, кольцо и зачарованно уставился на него. Он и раньше видел эти незатейливые украшения. Многие ригелиане носили такие же. И кое-кто из охранников тоже. Кольцо представляло собой изящную штучку, состоящую из четырех-пяти витков тонкой проволоки, концы которой были изогнуты и запаяны таким образом, что образовывали инициалы владельца
– Где ты откопал такое сокровище?
– Что я откопал?
– Кольцо.
– А ты про это. – Опустив руку, ригелианин с довольным видом полюбовался кольцом, – Мы сами их делаем в мастерских. Помогает от скуки.
– Ты хочешь сказать, что охрана вам не запрещает?
– Они не вмешиваются. Ведь от этого нет никакого вреда. А потом, мы сделали несколько штук для охранников. И еще мы делаем для них автоматические зажигалки. Могли бы наделать и для себя, если бы они нам были нужны. – Он помолчал с задумчивым видом и добавил: – Мы полагаем, что охранники торгуют кольцами и зажигалками за пределами тюрьмы. Во всяком случае, у нас есть такая надежда.
– А зачем это вам?
– Может бить, они наладят постоянную и выгодную торговлю. И тогда, после того, как они все это надежно устроят, мы урежем поставки и потребуем комиссионных в виде лишнего пайка или кое-каких неофициальных поблажек.
– Отличная мысль, – одобрил Лиминг. – Всем вам не помешало бы обзавестись приличным бизнесменом, способным проталкивать товар в большие города. Как насчет того, чтобы взять меня в долю?
Слабо улыбнувшись, ригелианин ответил:
– Самоделки никого не волнуют. Но стоит охранникам заметить, что пропала одна маленькая отвертка, пиши пропало. Всех разденут догола, и провинившемуся не поздоровится.
– Не станут же они поднимать шум из-за пропавшего моточка проволоки, ведь так?
– Скорее всего, нет. Ее там полно, материалы они не проверяют. Только что можно сделать из мотка проволоки?
– Одному богу известно, – согласился Лиминг. – И все же он мне нужен.
– Замок проволокой не откроешь, возись хоть сто лет, – предупредил собеседник. – Слишком уж она тонкая и мягкая.
– Мне всего-то и нужно на набор зулусских браслетов. Зулусские браслеты – моя слабость.
– А что это такое?
– Какая разница? Ты только достань мне такой проволоки, вот и все.
– В ближайшем будущем ты сможешь стащить ее сам. После допроса они пошлют тебя работать в мастерские.
– Она нужна мне раньше. И как можно скорее. Чем больше и чем скорее, тем лучше.
Ригелианин помолчал, обдумывая просьбу, и наконец сказал:
– Если ты что-то задумал, держи свой план при себе. Не выдавай его никому даже намеком. Начнешь открывать рот – тебя тут же накроют.
– Спасибо за добрый совет, дружище, – ответил Лиминг. – Так как насчет проволоки?
– Увидимся завтра, в это же время.
С этими словами ригелианин отошел от него и затерялся в толпе.
В назначенный час ригелианин был на месте и передал ему добычу.
– Тебе этого никто не давал, ясно? Ты сам нашел во дворе. Или обнаружил у себя в камере. Или сотворил из чистого воздуха. Но ни от кого не получал.
– Не волнуйся. Тебе это ничем не грозит. И еще – тысяча благодарностей.
Проволока была медная, луженая, свернутая в тугой моточек. Ночью он размотал его у себя в камере; оказалось, что длина проволоки чуть больше его роста – около семи футов.