– А где нанотеховый модуль?
– Вы. Этого. Не говорили, – размеренно произнес Блэкуэлл. – И впредь не будете говорить. Сейчас формулируется официальная правда о событиях минувшей ночи, и ничего подобного в ней не будет. Я ясно выражаюсь?
Лэйни кивнул. Нет, ну точно парапет того здания чуть-чуть сместился. Или просто свет такой? Так и не придя ни к какому выводу, он взглянул на Блэкуэлла.
– А вот скажите, вы действительно изменили свое отношение ко всей этой истории или мне только кажется? Прежде я считал вас неколебимым противником союза Реза с идору.
– Прежде так и было, – вздохнул Блэкуэлл. – Но теперь-то, похоже, дело уже сделано, верно? Нечто вроде брака де-факто. Я-то в своей старомодности все надеялся, что в конце концов он сойдется с какой-нибудь обычной девицей. Чтобы чистила его винтовку, штопала носки, родила ему ребенка-другого. Но ведь это уже отпадает, верно?
– Думаю, что да.
– В каковом случае у меня есть два варианта. Либо я бросаю этого придурка, чтобы жил как знает, либо остаюсь с ним, делаю свое дело и пытаюсь приспособиться к тому, что уж из всего этого выйдет. И в каждом, Лэйни, в каждом из этих случаев я должен помнить, что было бы со мной, не заявись он тогда в Пентридж, чтобы дать этот сольный концерт. Так вы собираетесь есть яичницу или нет?
– Я выполнил свою работу, – сказал Лэйни. – Не с тем результатом, как вам хотелось, но выполнил. Вы согласны?
– Никаких возражений.
– А тогда мне лучше отчалить. Организуйте с оплатой, и меня уже к вечеру здесь не будет.
– Что так вдруг? – удивился Блэкуэлл. – Видеть нас больше не можете?
– Нет, просто так всем будет лучше.
– А вот Яма думает совсем иначе. И Рез. Не говоря уж об ее иначестве, каковое, вне всяких сомнений, тоже имеет свое мнение на этот счет. Вас, Лэйни, прочили в судебные прогнозисты – если бы только не оказалось, что вы попросту высасываете всю эту узловую бредятину из пальца. Что, к слову сказать, очень бы меня позабавило. Но ничего подобного не произошло, так что в настоящий момент ваши услуги представляются нам более чем желательными, и ваш уход нас бы крайне огорчил.
– Я вынужден уволиться, – сказал Лэйни. – Меня шантажируют.
Блэкуэлл подался вперед, веки его вскинулись, розовый червячок в правой брови чуть шевельнулся.
– Ну неужели? – Мягкий, благожелательный голос. Голос сексолога, к которому пришел чрезмерно стеснительный пациент. – И кто же это такое придумал?
– “Слитскан”, Кэти Торранс. Отчасти и по личным мотивам.
– Ну-ка расскажите мне эту историю. Во всех подробностях. Пожалуйста.
И Лэйни рассказал ему все, рассказал, что участвовал в испытаниях “5-S8”, рассказал, что, по имеющимся данным, люди, подвергавшиеся действию этого препарата, рано или поздно становятся маньяками, начинают охотиться на знаменитостей.
– Я не говорил об этом раньше, – заключил он, – из опасения, что вы не захотите со мной связываться. Решите, что вдруг я тоже спсихую.
– В общем-то такие типы не редкость, – пожал плечами Блэкуэлл. – Прямо вот сейчас в Токио находится некий молодой человек, сочинивший все песни Ло и Реза, не говоря уж о таких мелочах, как весь репертуар Синего Ахмеда. Для пущей радости этот молодой человек прекрасно разбирается во взрывных устройствах, так что за ним нужен глаз да глаз. По счастью, мы тоже кое-что умеем. А потому, Лэйни, если вы когда-нибудь смените шкуру и захотите нас укусить, и нам, и вам будет лучше, если вы будете здесь, поближе к бдительному оку нашей службы безопасности.
Лэйни на минуту задумался. В общем-то, все это звучало вполне разумно.
– Ну а если “Слитскан” все-таки покажет эту запись? Вам ведь сразу захочется, чтобы я был где-нибудь подальше. Мне захочется, чтобы я был где-нибудь подальше. У меня нет семьи, нет никого, кто пострадает, но самому-то мне все равно придется с этим жить.
– Ну и как вы себе это представляете?
– Я уеду в какое-нибудь место, где люди не смотрят это говно.
– Ну что ж, – вздохнул Блэкуэлл, – когда вы найдете эту блаженную страну, возьмите меня с собой. Мы будем питаться орехами и плодами, сливаться с тем, что уж там осталось от долбаной природы. Но пока что, Лэйни, я перекинусь парой слов с этой вашей Кэти Торранс. Я ей кое-что объясню. Ничего особо сложного. Простые, предельно простые механизмы действия причинно-следственных связей. И она никогда не допустит, чтобы “Слитскан” показал миру вашего малосимпатичного двойника.
– Блэкуэлл, – сказал Лэйни, – меня она терпеть не может и хотела бы мне отомстить, но вот Реза она ненавидит, ненавидит слепой ненавистью и должна его уничтожить. Кэти Торранс – очень влиятельная особа из мощной глобальной организации. Ваши угрозы не испугают ее и не остановят, а только повысят ставку в игре. Она обратится к своей службе безопасности.
– Нет, – покачал головой Блэкуэлл, – ни к кому она не обратится, потому что это было бы грубым нарушением некоей, весьма личной договоренности, которая будет достигнута в ходе нашей будущей беседы. Именно личной, это здесь ключевое слово. Мы встретимся с ней лицом к лицу, мы построим этот незабываемый, полный глубочайшего смысла эпизод отнюдь не как представители двух безликих организаций. Наше с вашей Кэти общение может оказаться для нее более интимным и – смею надеяться – более поучительным, чем все, что она знала прежде. Потому что я внесу в ее жизнь новую непреложность, а мы все нуждаемся в непреложностях. Они помогают формированию личности. Я вселю в вашу Кэти глубочайшее возможное убеждение, что при первой же попытке нарушить нашу договоренность она умрет. И не сразу, а лишь после того, как смерть станет ее единственным, всепоглощающим желанием. – Блэкуэлл обнажил в улыбке два ряда искусственных, ослепительно белых зубов. – Так каким же конкретно способом должны были вы известить ее о своем решении?
Лэйни вынул из бумажника белую карточку с от руки написанным номером.
– Спасибо. – Блэкуэлл взял карточку и поднялся. – Жаль, что вы так ничего и не съели, такой хороший завтрак пропал. Вернетесь в свой номер, сразу позвоните гостиничному врачу, пусть он с вами разберется. И – ложитесь спать. А с этим, – он засунул карточку в нагрудный карман алюминиевого пиджака, – я уж сам разберусь.
После ухода Блэкуэлла Лэйни заметил посреди его чистой, словно языком вылизанной тарелки полуторадюймовый оцинкованный гвоздь, поставленный торчком на широкую, надежную шляпку.
По ближайшем рассмотрении бок Лэйни оказался черно-желто-синим, как флаг некоей неведомой мордобойной державы. Врач туго замотал эту красоту тривиальным микропорным бинтом, оставил на тумбочке какое-то снотворное и удалился. Лэйни проглотил снотворное, вымок хорошенько под душем, лег в постель и совсем было собрался потушить свет, когда рассыльный принес факс.
Факс был адресован К. ЛЭЙНИ, ПОСТОЯЛЬЦУ.
ДНЕВНОЙ УПРАВЛЯЮЩИЙ ДАЛ МНЕ РАСЧЕТ. “ЧРЕЗМЕРНО БЛИЗКИЕ ОТНОШЕНИЯ С ГОСТЯМИ”. КАК БЫ ТАМ НИ БЫЛО, ТЕПЕРЬ Я СТОРОЖУ “СЧАСТЛИВЫЙ ДРАКОН”, СМЕНА НАЧИНАЕТСЯ В ПОЛНОЧЬ, МОЖЕШЬ ПРИСЫЛАТЬ МНЕ ФАКС, E-MAIL, ТЕЛЕФОН ТОЛЬКО ДЛЯСЛУЖЕБНОГО, НО В ОБЩЕМ РЕБЯТА ЗДЕСЬ ХОРОШИЕ. НАДЕЮСЬ, ТЫ В ПОРЯДКЕ. ЧУВСТВУЮ СЕБЯ ОТВЕТСТВЕННЫМ. НАДЕЮСЬ, ТЕБЕ ТАМ НРАВИТСЯ. РАЙДЕЛЛ.
– Спокойной ночи, – сказал Лэйни, роняя факс на прикроватную тумбочку, и мгновенно заснул.
И проспал до того момента, когда позвонила Арли, чтобы сказать, что она в холле и не хочет ли он выпить. Девять вечера, если верить голубенькому циферблату на углу тумбочки. Лэйни надел свежевыглаженное белье и вторую малайзийскую рубашку с правильным шагом строчки и неправильным натяжением нити. Тут же выяснилось, что “белый смокинг” надорвал пару швов на его единственном пиджаке, но ведь, с другой стороны, главный русский, Старков, не пустил этого типа в мини-вэн, так что можно было считать возмездие свершившимся.
Пересекая холл, Лэйни наткнулся на совершенно взъерошенного Раиса Дэниелза. Шустрый юрист снова защемил свою голову черным хирургическим зажимом былых бестормозных времен – надо думать, чтобы не распухла от забот.
– Лэйни! Господи! Вы не видели Кэти?
– Нет. Я весь день проспал.
– Послушайте, все это как-то дико, но я… вот клянусь, я уже начинаю думать, что ее похитили. – Дэниелз пританцовывал от возбуждения, привставая на носки роскошных замшевых мокасинов.
– А в полицию вы обращались?
– Конечно, мы сразу так и сделали, но вы бы попробовали сами, это все равно что разговаривать с долбаным и марсианами, все эти анкеты в их ноутбуках, и даже какая у нее была группа крови… А вы, Лэйни, вы, часом, не знаете, какая у нее кровь?
– Жидкая, – ответил Лэйни. – Такого вроде как соломенного цвета.
Но Дэниелз словно не слышал, он схватил его за плечо и оскалил зубы – надо думать, в их стае это означало благорасположение.
