Но я видел, что в глазах его стынет тоска.
– Должно быть, тварь выбралась на улицу, – сказал он.
– Сомневаюсь, – бросил я.
– Почему?
– Мы бы нашли трупы на тротуаре.
Франсуаз молчала, на ее губах застыла ухмылка.
То, что происходило с шерифом, ее радовало, но вовсе не потому, что он страдал.
Франсуаз увидела в нем сплав мужества и убежденности, встречающийся в людях столь же редко, сколь часто он достается не тем, кому надо бы его иметь.
Однако шериф посвятил свою жизнь не тому, во что верил. И только мучительные уроки, на которые человек частенько сам напрашивается, могли позволить ему познать самого себя.
Шериф вступил в коридор, по обе стороны которого вырастали решетки камер.
Он сделал это быстро, но недостаточно быстро для того, чтобы сохранить себе жизнь.
Если бы перетекающая тварь грязно-голубоватого цвета сидела сейчас, прилепившись к потолку слоем клейкой, резко пахнущей слизи, спустя пару мгновений от лица федерального шерифа остались бы лишь влажные обсосанные кости.
Но коридор был пуст; шериф выпрямился, поднимая свой пистолет.
– Альварес, – прошептал он.
Франсуаз осуждающе покачала головой.
Рожденная для убийства, она всегда расстраивается при виде того, как чувства притупляют человеческие инстинкты.
Я решил, что теперь буду идти первым. Надо подождать, пока шериф придет в себя. Возможно, это произойдет лет через двадцать.
Третий помощник шерифа сидел на деревянном стуле, отделенный от нас низким столом с грудой бумаг на нем.
Его тело было изожрано гораздо сильнее, нежели останки тех, кого мы видели в остальных комнатах. Полип еще не успел достаточно насытиться, когда напал на караульного.
На убитом уже не было серо-зеленой форменной рубашки. Ядовитая слизь растворила ее вместе с тканями тела. Белые ребра кривились вокруг сгорбленного позвоночника; кое-где на них еще оставались лохмотья внутренних органов. С забрызганных кровью брюк к полу свешивались кишки.
– Альварес, – вновь повторил шериф.
В его голосе более не было того ошеломления, которое он испытывал прежде. Он понял, что охранник убит, когда увидел первое тело, и успел немного подготовиться к тому, что увидел.
– Он был первый, на кого напал мозговой полип. Я зашел за стол и наклонился над зарешеченным окном.
– Вот как он проник в здание; я вижу слизь между металлическими прутьями.
– Другие окна чистые, – бросила Франсуаз. – Это значит, что он еще здесь.
– Или нашел себе другую дорогу.
Камер было восемь, только четыре из них оказались заняты.
Вернее, теперь они тоже освободились.
Франсуаз обследовала металлические клетки одну за другой.
– Единственное, что здесь может нам повредить, – сказала она, – так это запах.
– Кем были двое других заключенных? – спросил я.
– Один перевозил наркотики, – ответил шериф. – Мы взяли его на границе с двумя фунтами неочищенного кокаина. Второй сидел за драку.
Франсуаз дотронулась кончиком сапога до белого скелета, лежавшего в луже булькающей слизи.
– Не стоило бедняжке распускать руки, – констатировала она.
У людей, запертых за холодными решетками камер, не оставалось ни единого шанса на спасение, когда слизистая масса перетекала через прутья, пожирая их одного за другим.
У тех, кого мы нашли первыми, была высосана только голова; таким путем полип добирался до человеческого мозга.
В начале своей трапезы он не был столь привередлив.
– Я думала, у арестованных отнимают пояса, чтобы они не повесились, – заметила Франсуаз, кивая на металлическую пряжку, лежавшую среди костей.
– Им уже это не грозит, – сказал я.
Франсуаз недобро взглянула на федерального шерифа.
Человек стоял в центре коридора и потерянно смотрел вокруг.
– Я должен был прислушаться к вашим словам, – прошептал он.
– Вот как, – сказала Франсуаз. – Тогда ответьте мне на один вопрос, шериф. Он поднял глаза. Голос девушки стал безжалостным.
– Четыре человека, шериф, – сказала она. – Сильных, здоровых человека. Тварь напала на охранника сзади, он не успел ничего предпринять. Но заключенные.
Один из скелетов повис на прутьях решетки, словно все еще пытался звать на помощь распахнутыми челюстями.
Франсуаз пнула его ногой так, что он рассыпался.
– По-вашему, они не звали на помощь? Они не могли умереть все сразу, одновременно. Нет, они кричали и трясли двери – вот так.
Пальцы девушки сомкнулись на прутьях, и Франсуаз тряхнула решетку так, что едва не выворотила ее из петель.
Я поморщился от громкого лязгающего звука, который можно было расслышать, наверное, миль за сто.
– Заключенные кричат и зовут на помощь, – сказала девушка. – А двое полицейских за дверьми схватились за пушки, только когда им не хватило времени даже обделаться. Почему они не обратили внимание на крики?
Лицо шерифа было бледным, как у клоуна, обсыпанного пудрой.
И оно столь же мало вызывало смех.
– Я объясню, – процедила Франсуаз. – У вас здесь принято, чтобы заключенные кричали и звали на помощь. Вы бьете арестованных, я права?
Мускулы на лице шерифа напряглись, когда он отвечал.
– Мы здесь затем, чтобы следить за порядком, мисс Дюпон. И его не всегда удается добиться разговорами.
– Вы даже не пытались, – отрезала девушка.
– Не вам меня учить, – глухо ответил он.
Я осмотрел помещения камер. В них негде было спрятаться даже дурным помыслам.
– Мы должны идти дальше, – сказал я.
– Нет, – возразил шериф.
Глаза Франсуаз вспыхнули яростью, как бывает всегда, когда ей перечат.
Звенящая связка ключей, которыми моя партнерша открывала камеры, теперь вновь была в руках федерального шерифа. Быстрым движением он шагнул к дверце камеры, в которой находились мы с девушкой, и захлопнул ее.
– Не делайте глупостей, шериф, – предупредил я.
Замок щелкнул.
Франсуаз медленно выдохнула через стиснутые зубы.
Шериф распрямился, пряча в карман связку ключей. Его лицо блестело от мелких капелек пота; и не сгустившаяся к вечеру жара была тому причиной.
Его глаза блестели, когда он заговорил:
– Мне не нравится то, что здесь происходит. И я еще не знаю, не вы ли тому причиной. Франсуаз усмехнулась.
– Скоро вы узнаете, шериф, – бросила она. – Но сможете рассказать об этом разве что могильным червям.
В правой руке шерифа тускло блеснуло оружие.
– Не вздумайте напасть на меня, – произнес он. – Я умею обращаться с этим.
– Вы совершаете ошибку, – предупредил я. В минуты, когда это необходимо, я могу блеснуть красноречием.
Франсуаз презрительно скривилась.
– Вы говорите, что здесь замешан кто-то из ведомства коменданта, – проговорил шериф, отступая к двери. – Я сам все проверю.
– Будьте осторожны, – хмуро посоветовал я.
Франсуаз сердито посмотрела на меня. В этот момент мне, как герою ее грез, следовало предпринять нечто решительное.
Например, загипнотизировать шерифа при помощи часов на цепочке или убедить его довериться нам, воззвав к дошкольным воспоминаниям.
Однако герой грез потому и герой, что всегда поступает по-своему.
Я рассудил, что нет ничего более решительного, чем сохранять хладнокровие, и потому не стал ничего предпринимать.
Шериф наклонился над столом охранника.
Он не спускал с нас глаз, равно как и с дула своего пистолета.
– Майкл, сделай что-нибудь, – в ярости прошептала Франсуаз.
– Не волнуйся, кэнди, – ответил я. – Я контролирую ситуацию.
– Но ты же ни черта не делаешь.
– Между ничего не делать и получить пулю из револьвера тридцать восьмого калибра я выбираю ничего не делать.
– А где твоя смелость? Я огрызнулся:
– Храню ее в банковском сейфе и вынимаю по вторникам.
– Я служу здесь пятнадцать лет, – произнес шериф, поворачивая диск телефона.
Ненавижу телефонные диски – они так долго поворачиваются и еще дольше возвращаются назад.
Особенно, если тот, кто набирает номер, направил на меня дуло револьвера.
– Начинал с самых низов. И до того, как вы здесь появились, у меня все было хорошо.
– Жаль покидать черно-белый мир? – ядовито спросила Франсуаз.
– Трое моих людей мертвы, – произнес шериф. – Я звоню федеральному судье, чтобы он прислал еще офицеров. Черт меня подери, если я не узнаю, что здесь происходит.
8
– Скорее произойдет первое, – пробормотал я. Франсуаз пихнула меня в бок.
– Ну же! – зло выкрикнула она.
Я кубарем отлетел к металлической решетке, и мне пришлось признать, что у моей партнерши имеются очень веские причины для того, чтобы торопить меня.
Еще мгновение назад федеральный шериф стоял, наклонившись над столом охранника, и его палец проворачивал телефонный диск. Он смотрел на нас не отрываясь; признаюсь, это чрезвычайно приятное зрелище, но в тот момент шерифу было бы лучше обернуться.
Я уловил какое-то движение, едва заметное, над головой шерифа.
