Слизывая соленые капли, Бояна представляла, как вцепится в глотку этой твари, едва только избавится от оков. Мечты о расправе ненамного облегчали боль в избитом теле, но ради такой цели стоило выжить и вытерпеть все страдания.
Тихий стон рядом отвлек девушку от сладких видений, и она незаметно придвинулась к Храбру. Бояна сделала вид, что вот-вот сомлеет, и навалилась на воленца всем телом. Храбр дышал глубоко и медленно – его лицо заливала кровь из вновь сломанного носа. Но бродяжник все равно подставил плечо подруге, оберегая ее от падения.
– Кольцо, – едва шевеля губами, прошипела Бояна. – Кольцом надо тронуть.
– Цепи? – так же тихонько отозвался оборотень.
Бояна кивнула, замаскировав кивок под дрожь. Ей вспомнилось предательство Дваэлиса, и Бояна скрипнула зубами. Именно по его указке после пленения бродяжников держали порознь, позволяя лишь изредка видеться, но не приближаться друг к другу. Потому до сих пор Бояне не удалось коснуться кольцом оков оборотня.
Бродяжница глянула туда, где замерли друг напротив друга Итрида и черноволосая ведьма. Они были чем-то похожи: обе высокие, худые и гибкие, застывшие, словно натянутая тетива. На миг Бояне даже привиделось, что их окружает клубок из огня и теней, такой плотный, что его можно потрогать. На Вранову госпожу падала тень, Итрида же словно притянула весь свет, что был в ложнице. Бояна не вслушивалась в слова. Лишь однажды она поймала взгляд черных глаз с горящим кольцом пламени вокруг зрачка – и после смотреть в сторону огневиц перестала. Что бы здесь ни произошло, она не сможет противиться их ворожбе, а значит, нужно сделать то, что в ее силах, – вытащить себя и Храбра.
Бояна тихо вскрикнула и повалилась на пол. Ее лицо оказалось прямо возле ладоней воленца. Опаленные раскрыли клювы, беззвучно смеясь над неловкой пленницей, но она не тратила сил на то, чтобы осадить их. Вместо того Бояна притворно застонала и попыталась подняться. Но ослабевшее тело раз за разом подводило, руки были связаны за спиной так сильно, что онемели, и бродяжнице никак не удавалось выпрямиться. До тех пор пока невзрачное старое колечко, подарок Ясмены Лунницы, не мазнуло по цепям, сковывающим оборотня. Железо с глубоко выбитыми рунами осыпалось песком, освобождая его руки. Глаза Храбра удивленно расширились, туман, клубившийся в них, отступил…
– У меня уже есть семья! – прозвучал голос Итриды, а после Вранова госпожа закричала, всё вспыхнуло, раздался звук удара и вопль Кажены.
Черная ведьма отшатнулась от Огневицы, покачнулась, по ее телу потек огонь. Итриды не было видно, но там, где стояли купцова дочка со своим недобитым братцем, кипела битва. Храбр тяжело поднялся на ноги и принялся срывать цепи, шипя от боли, когда кожа на ладонях запузырилась от соприкосновения со знаками. Опаленные возмущенно заклекотали и бросились на воленца, пытаясь дотянуться до него длинными серыми когтями. Храбр увернулся от одного и пнул в живот другого с такой силой, что тот врезался в стену ложницы и упал, беспомощно разевая клюв. Как Опаленный ни силился пошевелиться, ничего не выходило – разозленный воленец сломал врагу хребет.
Второй Опаленный голодным волком кружил вокруг опасного противника, то наскакивая на него, то отступая прочь. Он был меньше и проворнее незадачливого приятеля и решил взять оборотня измором. Опаленный двигался по кругу, Храбр же не сводил с него глаз, зеркальным отражением двигаясь так, чтобы тварь не дотянулась до Бояны, рычащей и извивающейся на полу в попытке сорвать веревки. Улучив мгновение, Храбр быстро наклонился и рванул путы бродяжницы. Бояна отчаянно выругалась сквозь зубы, когда ее запястья вспыхнули, словно она сунула руки в костер. По ее лицу покатились слезы, но веревка не выдержала злой силы оборотня и лопнула, даря бродяжнице свободу.
Бояна поискала взглядом Итриду, но увидала Вранову госпожу и на мгновение застыла в ужасе при виде огромного клубка пламени, который ведьма воздела над головой. Будто сила, что примерещилась Бояне, проявилась в Яви и теперь гудела, источая безумный жар, в руках такой же безумной создательницы.
– Медведь! – только и успела крикнуть Храбру Бояна.
А потом всё затопил огонь и время словно остановилось.
Храбр не мог пошевелиться – только смотреть, как ширится и пухнет, точно огромный гриб, чужая ворожба, грозящая поглотить весь мир. Он прикрыл бы глаза, если б мог, но тело не слушалось. Только внутри, в сплетении темных ветвей, двигалась тень, бесшумно ступающая по серому песку.
Храбр чуял, что его медвежья суть бродит неподалеку, но не мог найти в себе силы снова встретиться с нею. Храбр был уверен: оплошал один раз – значит, больше вторая ипостась не подчинится, не признает его руку. Там, в Орлином гнезде, где Бояна кричала ему, так же отчаянно прося обернуться, Храбр струсил. Позволил сомнениям взять верх, дал себя скрутить заговоренной цепью и поставить на колени. Но куда больнее, чем рев запертого зверя, был взгляд бродяжницы – полный разочарования, хлестнувший так, что воленец был уверен: останется шрам. И каждое слово, каждый жест Бояны, шепчущей ему о побеге, поддерживающей, когда цепь пригибала оборотня к земле, пока их тащили в Червен, только сильнее проворачивали нож в этой ране.
Медведь встал рядом с человеком, сломанной куклой скорчившимся на песке Навьего мира. Наклонил умную морду с бусинками глаз и обнюхал его, а после повернулся боком и пристроился рядом, положив голову на колени того, с кем оказался связан до скончания дней. Поначалу ничего не происходило. Затем израненная, кое-как перемотанная рука несмело легла на короткую жесткую шерсть. Медведь шумно вздохнул, а после принялся медленно подниматься на лапы, вытягивая человека за собой. И тот не подвел – сильные пальцы ухватились за толстую шею зверя и не отпустили, пока пришелец из мира Яви не встал на ноги.
– Никто не умеет так презирать меня, как я сам. Так, может, и поверить в себя я смогу с такой же силой? – прошептали бледные иссушенные губы.
Медведь вскинул морду к серому небу и зарычал согласно. И человек внимал ему со слабой улыбкой на бородатом лице.
* * *
Марий устремился к воротам Школы, сейчас распахнутым настежь. Колокола продолжали звонить – бом-м! бом-м! скорей! скорей! – и люди на улицах застывали, встревоженно глядя в ночь, на глазах наливающуюся красным и бордовым. Дейвасы споро седлали черных коней и один за другим вылетали за ворота, устремляясь туда, где разгорался пожар.
Едва разминувшись с Радмилом, на подворье ворвался крепкий серый конек, и всадник помог спешиться тому, кого привез. Мирослава Жизнелюба схватила за рукав пробегающего мимо ученика и рявкнула:
– Где ваш глава?
Паренек едва успел
