открыть рот, чтобы ответить, как Марий вырос рядом и тронул его за плечо, кивком указывая на оружейную:
– Там рук не хватает. Иди.
Послушник кивнул и мигом умчался в указанную сторону, а Марий встретился глазами с Жизнелюбой. Она тяжело дышала, то и дело утирая вспотевшее грязное лицо рукавом. Словно мчалась в Червен от самой Каменки без остановок, совсем как недавно он сам.
– Со мной другие лаумы, – быстро сказала Мирослава, опережая вопросы Болотника.
Он мельком глянул на всадника, который привез водяницу, и не удивился, увидав Слада Пивовара. Корчмарь приветственно кивнул дейвасу, спрыгнул наземь и зычно крикнул:
– Где тут помощь нужна?
Вскоре его светловолосая голова, потемневшая от пота, уже возвышалась возле кладовых, где Слад споро взялся раздавать указания и тут же примером показывать, как их лучше воплотить.
– Ты попросил собрать всех, кого можно, и вести в Червен. И вот мы здесь. Что у вас творится?
– Расскажу по дороге, – Марий направился было к конюшне, но Мирослава схватила его за руку:
– Твою чудовищную лошадь мы тоже привели. Она выскочила на нас из леса за два дня пути до столицы. Как мои девочки ее не пришибли, до сих пор не понимаю. Но она вела себя смирно и даже не пыталась никого сожрать по пути.
– Заслужила окорок, – невольно улыбнулся Марий и свистнул особым образом.
Не прошло и пары мгновений, как люди в воротах шарахнулись, пропуская стелющуюся над землей тень. Стрыга ловко пробралась через дейвасов, прислужников и лошадей и горячо фыркнула в лицо Марию. Он не смог сдержать улыбки, на миг прижавшись лбом к горячему лбу создания Нави. Болотник провел рукой по упитанной гладкой холке и одним прыжком взлетел на спину Стрыги.
Мирославе уже подвели свежего коня. Она вздрогнула, забираясь в седло, но более ни единым жестом не выказала неудобства или усталости. Выпрямилась, подобрала поводья и сорвалась с места в галоп, безжалостно понукая скакуна и торопясь за Марием, уже миновавшим ворота. Следом за старшей лаумой полетели каурые, белые, соловые лошади с беловолосыми всадницами на спинах.
Грохнуло так, что заложило уши, и стена ближайшего дома разлетелась осколками и щепой, раня торопящихся к Рябиновой лаум и дейвасов. Часть одаренных избежала опасности, но как только они оказывались возле других домов, те тоже начинали взрываться, раня и убивая колдунов и ворожей. В проломах появились люди. У всех на лицах и руках были ожоги, а глаза горели яростным диким пламенем.
– За Госпожу! – выкрикнул один и вскинул сжатый кулак, охваченный огнем. – За ту, что одарила нас божественной искрой!
– За Госпожу!!! – взревели другие Пылающие.
Тот, что появился первым, выставил перед собой ладонь, указывая на молодую лауму с толстой белоснежной косой. Огненная лента метнулась от него к водянице. Лаума скрестила перед собой руки, и перед нею встала стена воды. Однако лента пламени с легкостью прорвалась сквозь преграду и охватила несчастную. Водяница закричала, но крик оборвался быстро. Мгновение почерневшее тело еще стояло на ногах – а потом рассыпалось мелким пеплом.
– Назад! – заорал Марий.
Мирослава бросила поводья, и конь закусил удила, продолжая мчаться вперед.
Старшая лаума вскинула руки над головой, сложным образом переплела пальцы, а потом резко развела руки в стороны. Повинуясь ее приказу, по улицам хлынул туман, мигом скрывший огневиков и водяниц от врагов. Густую молочную пелену разрывали вспышки, и в разрывах то и дело виднелись чужие огневики. Мирослава дернула коня за поводья, и он встал как вкопанный, мелко дрожа. Спрыгнув на землю, лаума пригнулась, пропуская огненный хлыст над головой, выпрямилась и ответила на удар знакомым Марию приемом – человека с обожженным лицом окружили десятки его ледяных копий. Огневик поначалу лишь усмехнулся, но вдруг лицо его стало растерянным. Он всмотрелся в маски и недоверчиво коснулся собственного лица. Его глаза расширились, словно он лишь сейчас понял, как выглядит. Мужчина заметался, принялся разбивать маски, но Мирослава создавала все новые и новые его ледяные портреты, медленно сжимая клетку, пока огневик не упал на колени, скорчившись и закрыв голову руками.
– По Кожевенной пройдешь, – бросила Мирослава.
– А ты?
– Мы сдюжим. Иди, – Мирослава подняла лицо к Марию и устало улыбнулась.
Без привычных многочисленных украшений, в простой дорожной одежде она как никогда была похожа на девчонку – такую же юную, как те, что сейчас гибли на улицах Червена.
Марий кивнул на прощание и дернул Стрыгу за гриву, понукая развернуться. Знаками показал двоим подоспевшим дейвасам следовать за собой, а остальных отправил на подмогу лаумам.
До Кожевенной тоже докатились бои. И здесь огневики с сожженными лицами сцепились с дейвасами, лаумами и простыми червенцами, вставшими на защиту родных домов. Повсюду виднелись сломанные доски, избы чернели провалами уничтоженных стен и пятнами сажи на стенах уцелевших, вся дорога была в выбоинах. Трое дейвасов по счастливой прихоти судьбы сумели почти без боя пересечь Кожевенную и выбраться на Рябиновую.
Марий прикрыл рот и нос воротом, но все же закашлялся. Едкий дым выедал глаза, от запаха горящей плоти к горлу подкатила тошнота. Рябиновая, некогда спокойная, широкая, с богатыми теремами по обе стороны, сейчас окрасилась в тьму и алое. Не было ни одного дома, который не охватил бы огонь. Жар стоял такой, что дейвасам не миновать было бы ожогов, не храни их Перкунасова искра.
Марий вспомнил, в какой стороне терем Кожемяк, и махнул рукой:
– Туда!
Болотник боялся, что от терема, как и от тех, кто схлестнулся в нем, ничего не осталось. Но он ошибся. Полыхало все вокруг, то и дело слышались взрывы и вспыхивали языки пламени из-за высокого забора, но сам терем оказался невредим.
Итриду Марий заметил сразу – равно как и ее противницу, похожую на тень его Огневицы.
– Ту, что в черном, – убить, – отрывисто бросил Болотник и сам обнажил меч.
Итрида стояла на коленях посреди двора, опустив голову так низко, что короткие волосы почти скрыли ее лицо. Над ней нависла бывшая самовила, что-то кричавшая Итриде, и руки ее горели огнем так же, как у ее воинов.
Самовила занесла руку для удара. Марий рвался к Итриде через когти и огненные хлысты прихвостней черноволосой ведьмы, встретившие его на пути. Он тянулся, не обращая внимания на боль, вспыхнувшую в руке, которая тут же повисла плетью. Его черное пламя путалось в телах тех, кто бросился на защиту своей госпожи, и никак не могло добраться до нее самой. Марий отвлекся лишь на мгновение, а когда снова нашел взглядом Итриду – вздрогнул.
Черная самовила лежала на спине, а Итрида стояла над нею на
