заорала я на нее, не понимая, как даже в двадцать можно докатиться до такой дешевой мелодрамы. – Уймись, дура!
– Сама – дура, – обиделась Одетта, сидя на ковре и потирая припухшую скулу, – ты спала с ним!
Можно было взять ее за шкирку и вытряхнуть ее отсюда, но тогда кто гарантирует, что девчонка не сыпанет мне какого-нибудь яда в вино или еду? Ума хватит.
– Ты всегда сначала кидаешься на людей, и только потом разговариваешь? – полюбопытствовала я, наконец, раздумывая, что бы приложить к порезу, из-за мертвячьей магии дроу и боль стала куда острее. – С какого перепуга тебя вообще так разобрало?
Она закусила губу и перебралась в кресло.
– Ты даже не представляешь, как мне жилось, – мрачно проговорила девушка, – одна из четырех дочерей, еще и незаконнорожденная. Я полжизни молилась встретить кого-то, кто бы меня вытащил… Увез из этого дома, где разве что куском хлеба не попрекали, понимаешь? А Скримджой… Он необыкновенный.
– Да уж, – проворчала я, – уникум еще тот.
– Это – мой шанс! – вскинулась Одетта. – И я никому не позволю его у меня отобрать!
– Какой шанс? – изумилась я. – Он же – напрочь чокнутый!
– Ты просто не понимаешь… Не знаешь, какой он…
– А ты типа знаешь?
– А вот и знаю! – девушка тряхнула челкой, как норовистая кобыла, и снова уставилась на меня горящими глазами.
Едва успела сдержаться и не выдать что-то язвительное. А чем я, собственно, лучше-то? Особенно, когда дело касается Дэвлина, я что – хоть на грамм более здраво рассуждаю что ли? И сказать мне ей, по большому счету – нечего. Рассказывать историю нашего знакомства? Не поверит, или все с ног на голову перевернет. А так на лицо конфликт интересов: я хочу избавиться от дроу, а она влюблена в него, как кошка.
– А давай проверим? – попыталась я извернуться. – Попроси его меня отпустить. Если согласится – ты права, это твой шанс, и он сделает ради тебя многое. А если нет – тут уж думай сама.
Одетта нахмурилась, и в глазах у нее появилось подозрение.
– Что значит – отпустить?
– Да поймал он меня на одной игре, – с досадой, что приходится излагать эту набившую оскомину историю в сотый уже раз, объяснила я, – и теперь удерживает в этом замке.
– Врешь!
– С какой стати мне врать? Да ты сама спроси его. Спроси! Если он отпустит меня отсюда – всем ведь хорошо, верно?
– С чего бы мне вообще тебе верить? Ты спала с ним.
Снова здорово.
– На самом деле – нет, – не без некоторого злорадства ответила я, – но вот конкретно сейчас он развлекается с какими-то барышнями.
Девушка с глазами лани уставилась на меня изумленно.
– Давай! Иди и посмотри сама, если не веришь!
– Ты специально здесь осталась? – спросила похоже игнорирующая все мои предыдущие реплики несостоявшаяся убийца. – Хочешь, чтобы он был твоим?
Я не выдержала и расхохоталась, выплескивая стресс, усталость и страх этих нескольких дней.
– Да это Скримджой не выпускает меня из замка! И играет со всеми его обитателями! Берс – мертв, Жанетт и Кассэл – не в себе, а я мечтаю только об одном: сбежать! Чего и тебе советую.
Девушка поднялась на ноги и, покачнувшись, двинулась к выходу.
– Я тебе не верю, – тихо и зло проговорила она напоследок, – я люблю его. И не отдам.
Как же так выходит, – размышляла я, кое-как перевязав порез, и укутываясь в одеяло, – почему ж мы такими дурами-то становимся, как только дело касается эмоций? Все, даже самые умные и адекватные. Может, есть какая-то другая порода женщин, но я таких еще не встречала.
Но интересно, как я уклонилась от первого удара? Я же вошла в темноту с яркого света, ничего не видела. Могу ведь поклясться, что плечо само собой дернулось, уводя из-под клинка. Я снова зажгла свет, размотала повязку и уставилась на черный грубой формы орочий символ, порез пришелся чуть ниже. А ведь эта штука не первый раз меня выручает. Еще в камере, когда я пыталась выбраться из цепей, меня именно эта, с позволения сказать, татуировочка и выдернула от границы Мертвого мира. Может, еще были случаи, да я внимания не обращала? Надо разобраться с этим символом, да и с самим этим замужеством, кстати…
Я немного повспоминала Морриса, где-то он сейчас? Надеюсь, цел, с его-то образом жизни. А ведь это практически единственный нормальный человек из тех, с кем я столкнулась за прошедший год, даже не маг. И неожиданно мне захотелось его увидеть. Не столкнуться случайно в каком-нибудь дворце или на крыше горящего города, а по-человечески. Поужинать, поговорить. Нравился он мне. Да и в отличие от Дэвлина и Эрика, мысли о нем не напоминали прикосновение к открытой ране.
Надо уже как-то навести порядок со всеми этими мужчинами…
Темный эльф появился из теней к середине ночи. Я открыла глаза и поняла, что он валяется рядом и смотрит, как я сплю.
– Ты ушла в самый интересный момент.
– Заметил?
– Это же моя магия.
Я пожала плечами, чего я, мол, не видела-то?
– А меня Одетта убить пыталась.
– Серьезно? – дроу рассмеялся, откинувшись на подушки. – Какой темперамент!
– Дурь это, – фыркнула я, – что ты с ней делать собираешься?
– А ничего.
Я нахмурилась, поворачиваясь к нему в ожидании комментариев, но Скримджой только улыбался криво.
– Завтра все закончится, ненаглядная. Так или иначе.
Игры, ну конечно.
– А знаешь, – неожиданно вскинулся темный, – почему бы нам не прогуляться? У меня для тебя сюрприз.
– Только не это…
– Давай-давай, подъем. Не заставляй меня снова таскать тебя на плече.
Я выбралась кое-как из кровати и принялась одеваться. Свет обеих лун заливал комнату призрачной взвесью нефритового и нежно-розового оттенков. Пиллз едва подбирался к середине своего пути, а стремительная Орхидея уже во второй раз за ночь успела его обогнать. Значит, около трех ночи.
Он заставил меня вылезти в окно, пройти по карнизу, а потом еще и спрыгнуть о стены башни на покатую крышу центральной части замка, на плоском коньке которой обнаружился низенький столик, на каких приносят завтрак в постель, да разбросанные по обеим сторонам от него подушки. Эльф знаком показал мне на стол, и уселся за него сам, скрестив ноги на орочий манер. Пара бутылок, пара бокалов, кое-какая еда, будто бы второпях стащенная с кухни.
И море призрачного лунного света.
– Твоя очередь задавать вопрос, – собеседник пренебрег бокалами и сунул мне в руку всю бутылку, отхлебнув предварительно, мол, не отравлено, не переживай.
– Что бы ты сделал
