просто исполнил свой долг.
– А где же Вы были, сударь, когда на охрану напал волк? – бесцеремонно вмешался в беседу Альфонсо, которому надоело, что о нем говорят так, словно его и нет рядом, – чего ж Вы свой долг не исполнили?
– Ах ты, смерд, я научу тебя почтению! – в запальчивости дэ Эсген выхватил меч, замахнулся на Альфонсо, но не ударил, как планировал, поскольку тот стоял не шелохнувшись, глядя графу прямо в глаза, точнее – на густые, почти слившиеся в одну брови, надвинутые почти на самые глаза.
У дэ Эсгена было красивое, круглое лицо, которое светилось мужеством и потом, длинные, русые волосы его свисали почти до самых плеч, глаза, если их конечно было видно из под бровей, пронзали мозг стальными стрелами несгибаемой воли, а фигура говорила о благородстве и силе, и если первое качество Альфонсо считал бесполезным, то второе уважал.
– Очень благородно, – холодно, с легкой усмешкой, твердо и с паузами, для веса, проговорил Альфонсо, – нападать на уставшего, безоружного странника. Вашу бы удаль, граф, да на защиту королевы, но, что то я не видел Вас в битве с волком. Что жаль, ведь когда он сбежал, Вы оказались весьма расторопны в спасении…
– Ах ты тварь! – вскипел дэ Эсген, снова схватился за меч, но королева остановила его движением руки:
– Хватит!
Голос ее звучал строго, хотя ее глаза едва заметно улыбались, похоже что то королеву развеселило, то ли остроумие Альфонсо, то ли она просто любила смотреть на ругань.
– Довольно перепалок. Странник поедет в моей карете. Надеюсь, я узнаю, наконец, как зовут нашего спасителя.
И она поплыла к карете, на которой приехал лекарь, в которую уже погрузили принцессу, и на которой Альфонсо отправится в свое светлое, полное денег, титулов, связей и власти будущее. Сейчас, пока, его не волновало ни то, ни другое, ни третье – он устал, смертельно устал. Глухая боль расползлась по всему телу, пульсировала при каждом биении сердца, при этом хотелось есть, а этот дубина граф пристал со своей злобой.
– Когда Вы поправитесь, – тихо сказал он, – я буду искать с вами встречи, дабы отомстить Вам за Ваши оскорбления. Имейте это в виду.
– Если Ваш меч также ловок и быстр, как Ваш язык, то, боюсь, у меня нет шансов,– ответил Альфонсо, и захлопнул дверь кареты.
4
Приглашение королевы быть гостем в замке считалось огромной честью, о которой не могли мечтать даже некоторые крупные дворяне с сотнями тысяч душ крепостных, чести кататься в одной карете с королевскими особами редко удостаивались только самые влиятельные министры (дэ Эсген вообще маячил где то позади злой, в пыли от колес королевской кареты). О такой чести грезили высшие чины страны. А вот Альфонсо, никому не известный, грязный, ободранный, исподтишка смотрел на неподвижный, строгий взгляд королевы и мечтал бы оказаться где – нибудь в другом месте, невольно сжимая в руках сумку с травами, за нахождение рядом с которыми его легко отправили бы на костер. И не шашлыки жарить.
– Значит, Альфонсо дэ Эстеда – вы отшельник – странник?
Альфонсо вздрогнул от неожиданности, буркнул «да, Ваше Величество», попытался поклониться, передумал, разогнулся, и увидел насмешливый взгляд королевы.
– Впервые вижу странника в черной куртке и арбалетом за спиной.
– Собаки, Ваше величество, – выпалил Альфонсо, – собаки и разбойники, весьма мешают духовному просветлению. И вот…
Он не договорил, потому что подавился слюной. Альфонсо становилось все больше не по себе – ему казалось, что королева видит его насквозь, играется с ним перед тем, как отправить на дыбу святой инквизиции, и что из кареты его уже будут вытаскивать большие дяденьки из дворцовой охраны. Она не показалась Альфонсо красивой, как все королевы, которых описывают летописи: высокая, с прямой осанкой властного человека, длинными, густым волосами, которые в данный момент ниспадали до пояса распущенные и всклокоченные, как пакля, тонкими руками и тонкой талией, большими глазами и маленьким, курносым носом. Что это за баба, если нос не как картофелина? – подумал Альфонсо, поймав себя на том, что пристально разглядывает высокую королевскую грудь и ту часть королевского тела, которая соприкасалась с сиденьем кареты. Потом он почувствовал на себе пристальный взгляд королевы и попытался сесть так, чтобы закрыть дырку на штанах.
Принцесса Алена смотрела на спасителя неотрывно, лишь заметив на себе взгляд Альфонсо, стыдливо опускала глаза, нервно теребила пальцы, перебирая кольца на руке. Была она, как ни странно, похожа на мать, только поменьше размером и Альфонсо она тоже не понравилась: тоненькая, словно точеная фигура, миловидное лицо с курносым, маленьким носиком, большие, наивно распахнутые зеленые глаза, и вечно поджатые, тоненькие губы, в общем шестнадцатилетняя женщина, которой пора было уже иметь двух – трех детей, но которая сама больше смахивала на ребенка. Она явно стыдилась своего разорванного и испачканного платья, и от этого Альфонсо немного полегчало – не он один чувствует себя здесь неловко.
– Разбойники – собаки, – задумчиво проговорила королева, и отвернулась к окну, рассматривая, как выгнанный из кареты королевский врач обиженно мотыляется верхом на лошади, стукая ее, на каждой кочке, своим ящичком по крупу. Она начала задумчиво теребить оторвавшийся лоскут своего порванного, испачканного платья и больше не сказала ни слова всю оставшуюся часть пути.
Высокая, толстая Стена, призванная защищать души праведных от демонов Сарамона, ну и еще, немного, от набегов соседних стран во время войны, услужливо распахнула ворота – пасть, пустив королевский кортеж в страну, под названием Эгибетуз.
Эгибетуз был страной маленькой – самой маленькой страной на Великом континенте. Также как и во всех других странах, жилье здесь стоило тем дешевле, чем ближе оно находилось к Стене – дома под самой Стеной вообще пустовали, бродяги предпочитали замерзать в снегу на улице, чем селиться на окраине страны у Стены, по этому путника, заехавшего в страну через Главные ворота, встречала удручающая картина. Появлялись поселения с маленькими, полуразваленными домиками, больше похожими на кучи мусора, плотно прижавшимися друг к другу, с такими же людьми внутри: нищие, покрытые струпьями чумы, грязные, нередко покалеченные – серые кучки лохмотьев, с бессмысленным взглядом, обтянутые кожей, не везде целой, скелеты. Они не обращали внимания на ручьи зловонной жижи помоев, в которой копались дети с вздувшимися животами, хлюпая в ней по щиколотку, едва переставляя ноги; увидев карету, нищие кланялись, прожигая пассажиров ненавидящим взглядом. Кроме некоторых пьяниц – те неуважительно игнорировали появление вельможной особы, преспокойно пуская пузыри в лужах, и белых, абсолютно голых мертвецов.
Альфонсо брезгливо морщился, глядя на это убожество, не столько от запаха, который почти чувствовался во рту и резал глаза, сколько от презрения к этим существам – ждут, что кто то вытащит
