Она подняла злобно сверкнувшие глаза на севшую рядом с ней Анюту. Святослав устроился на краю стола, напротив мачехи.
– Скажи мне, разве я не просила тебя перестать сбегать в город? – холодно проговорила княгиня, посмотрев на пасынка, а жестами, как радушная хозяйка, указала на стол. Там оказались и каша, и мясо, и хлеб.
– Просила, – кивнул Святослав, чувствуя, как от голода сворачивается желудок. За весь день сам он так и не поел.
– А он все равно не слушает, – покачала головой Дарья. – Никого и ничего.
– Тихо! – шикнула княгиня. Кумушки переглянулись и уткнулись в тарелки. Дана потянулась было к горшку с кашей, но Святослав опередил ее и принялся накладывать себе сам. – Тогда почему ты продолжаешь разворовывать наши запасы и бегать к этим людям?
– Потому что у них нет запасов, – вскинул подбородок Свят. Аппетит тут же испарился. – И это немногое, чем я могу им помочь как будущий князь.
– Как будущий князь ты должен жениться и обзавестись наследниками, чтобы эти люди воспринимали тебя всерьез, – с нажимом проговорила Дана. Кумушки тут же поддакнули.
– Женится – будет ему счастье. Не женится – горя выпьет целое море.
– Да хватит уже! – обернулся к ним юноша. Те тут же спрятали глаза. – Или говорите со мной, или не говорите вовсе.
Ему даже показалось, что кумушки прижались друг к другу, словно он не прикрикнул на них, а замахнулся. Дана ласково улыбнулась.
– Можете идти к себе. Дальше мы сами.
Те закивали и покинули светлицу, оставляя Дану со Святославом наедине. Стоило им выйти, как на лице княгини снова появилась умиротворенная нежность.
– Как ты их, а? – вскинула она бровь.
– Кто они такие?
– Кто?
– Анюта и Дарья. И откуда они знают Олесю? Откуда ты знаешь старуху?
– Ах, ты об этом, – повела плечом мачеха. – Да так. Ты же знаешь, я выросла вдали от княжеского двора. Так и получается: когда растешь в деревеньке и работаешь в поле, со всеми знакомишься. Ешь же.
Она с удовольствием принялась за ужин, а Святослав смотрел на полные до краев блюда и думал о старухе, которой мачеха даже сухаря не предложила. И о людях, которым ей было жалко хлеба. Под кожей медленно закипала ярость.
– Злишься? – взгляд зеленых глаз словно пробрался под кожу, пустив по ней волну мурашек. Святослав не стал отвечать, глядя мимо мачехи. Княгиня улыбнулась, принимая вызов: – О чем думаешь?
– О том, что ты права. И надо бы мне завтра же, с утра, отправиться на поиски невесты.
– Вот как, – губы Даны дрогнули в азартной улыбке. – И далеко ли ты отправишься?
– Начну близко. А потом, ежели что, поеду дальше.
Она согласно кивнула и поднялась из-за стола.
– Тогда как хорошая хозяйка я должна угостить тебя перед дорогой. Я как раз припасла кое-что особенное.
И, не дожидаясь ответа, княгиня подошла к полке в углу. Пока она не видела, Святослав достал из-за пазухи платок и принялся сметать со стола отрезанный хлеб, сушеное мясо, сыр. Завязав свой нехитрый улов в узел, он спрятал его под рубаху. И как раз вовремя – тут же послышался мелодичный звон. Мачеха вернулась с маленьким кувшинчиком.
– Ты пробовал зеленое вино?
– Ясное дело, – кивнул Святослав. Не сказать, чтобы ему оно нравилось, очень уж хмеленое, а от полыни и душистых трав кружилась голова.
– Такого ты еще не пробовал, – улыбнулась княгиня и, перегнувшись через стол, принялась наполнять кружку пасынка.
От запаха трав кожа покрылась мурашками. Пахло мятой, душицей, полынью и чем-то еще, незнакомым, но удивительно манким. А цвет зелья – чистый изумруд. В мыслях сразу стало легко, так захотелось распробовать эту изумрудную горечь. Святослав уже мог представить, как она на выдохе сменяется пьянящей сладостью. Он дождался, когда княгиня отклонит кувшин, когда осядет зеленая пенка на поверхности, и взял кружку обеими руками, как держал бы сокровище.
– Ну, за добрую дорогу и хорошую невесту, – улыбнулась княгиня, наполнив свою кружку, но Святослав ее уже не слышал. В мыслях был только горько-сладкий дурман, обещавший все удовольствия, стоит лишь ощутить его на языке.
– Будем, – пробормотал он и поднес напиток к губам, как вдруг в коридоре раздался грохот и звон.
Вино выплеснулось на стол, когда Святослав вскочил, напряженно оглядываясь.
– Да что там происходит? – процедила княгиня и, подобрав юбки, направилась к двери.
Та распахнулась ей навстречу, впуская Власа, взмыленного и растрепанного. Он ввалился в светлицу и уперся о стол, переводя дыхание.
– Что случилось? – хором спросили Дана и Свят.
– Там это… – он тяжело дышал. – Старуха. Плохо ей стало. Завалилась, скулит. Ох, дайте что-нибудь…
И, не дожидаясь разрешения, конюх схватил Святову кружку, осушив ее одним махом, закашлялся.
– Крепкое какое, – хмыкнул он и покачнулся. Взгляд его остекленел. По лицу растекся румянец, как от лихорадки.
– Влас, – шагнул к нему Святослав. Конюх дернулся, приходя в себя.
– Все хорошо. Нужно это… что-нибудь, позвать кого-нибудь, чтоб проверить, не помирает ли, – заговорил он, тяжело переводя дыхание между каждым словом. Он стиснул кулак на рубахе и шумно сглотнул. – Не в то горло, видать, пошло. Можно мне водицы?
– Во дворе попьешь, – процедила княгиня. Влас обернулся к ней, уставился во все глаза, будто раньше и не видал. Губы его зашевелились, но ни звука не сорвалось. Речистый и говорливый, Влас впервые на памяти Святослава с трудом подбирал слова.
– Пойдем скорее. Позовем кого-нибудь, – бросил Свят, утягивая друга вперед, а тот все оборачивался на застывшую словно статуя княгиню и не мог наглядеться.
Глава 3
– Говорил я тебе: не надо было ее сюда везти, – причитал Влас, пока они вчетвером добирались до конюшни, пытаясь не поскользнуться на размокшей глинистой земле. Несколько дней назад княгиня распорядилась положить мостки, но и те успели погрузиться в грязь.
– Ничего ты не говорил, – возразил княжич.
– Ну, напрямую, может, и не говорил, но я ж тебе намигивал… Говорил, что беда будет, да и княгиня не обрадуется. Никак духа злого привели или водяницу.
– Не водяницу, – послышался сзади голос одной из кумушек. Гостьи княгини молча следовали за ними, и только шумное дыхание выдавало их нетерпение.
– С каких пор тебя волнует, обрадуется княгиня или нет? – нахмурился Святослав.
Влас не ответил, лишь обиженно поджал губы и ускорил шаг, пока не оказался в дверях конюшни, да так и застыл, упершись в косяк. Остальные замерли за ним, пытаясь глянуть поверх его плеча.
– Тебя только за смертью посылать, Влас Микулич, – проворчала Олеся. Живая и здоровая, она сидела на лавке и пыталась заплести космы цвета дорожной пыли в косу. Получалось не очень, то тут, то там выбивались пряди.
– Как же так? Как же немочь твоя? Пена? – пробормотал Влас, ссутулившись. Олеся только сверкнула глазами.
– Нужно же мне было как-то тебя от Данки сманить, а? А вы и не одни пришли, славно, – улыбнулась она, глядя на лица, показавшиеся в просвете между юношами. В глазах Олеси мелькнуло узнавание,