какой-то витриной и начал издавать серию писков) – артефакт того же типа, что и Плита. И кстати, на карте, когда мы искали работающие переходы, ясно были прорисованы острова и архипелаги гораздо южнее побережья. А мы сейчас точно знаем, что ни один корабль не может отойти далеко от берега, потому что в открытом океане водится
Такое и
Зоологически сомнительное… Короче, из океана никто не возвращался уже очень давно.
Наконец, я подошла к витринам, над которыми висел мой блуждающий череп. Снова химеры. Особенно чудовищно выглядел большой батон из непонятного вещества с зубастой пастью и восемью мохнатыми паучьими лапами с огромными когтями.
Я наклонилась рассмотреть его получше, положив на витрину ладони, и тут жуткая химера дернулась. Мохнатая лапа с трудом приподнялась и потянулась к моей ладони. Батон пошевелился еще и издал тихий жалобный свист. Шарик снова запищал.
Живой! – изумилась я. Сколько же он тут просидел один, запертый в витрине? Без шанса на то, чтобы выбраться отсюда. Вечность отчаяния? Боги светлые!
Мне стало жалко эту штуку до слез. Лапа прижалась к стеклу с обратной стороны от моей ладони и больше не двигалась. Он просто показал мне, что ему нужна помощь, и как-то покорно и обреченно ждал, что я сделаю по этому поводу. Оставить его там для меня было немыслимо.
И, разумеется, мне как-то не пришло в голову, что химера, выбравшись, может на меня напасть – зубки у нее были что надо. Наверное, дело в пушистых лапах? Или в моей сентиментальности? Или это была та самая интуиция?
Я вытащила кинжал и постучала по витрине в том месте, где собралась ее разбить. Батон медленно и с явным трудом отполз в дальний угол, будто поняв мои намерения. Не особо раздумывая, я ударила по витрине, расколотив ее к мертвячьей матери с одного удара.
Батон отряхнулся и подполз к краю разбитой витрины, протянув ко мне две мохнатые лапы. Я взяла его за оказавшиеся замшевыми бока и аккуратно вытащила. Батон агрессии не проявлял. Он заполз на мое правое плечо, аккуратно уселся, поджав лапы и начал тоненько и тихо насвистывать мне на ухо какую-то мелодию. Я не удержалась и почесала его по «брюшку», тоже пушистому на ощупь – он отозвался красивейшей трелью и потерся о мое ухо. Это было так очаровательно, что я разулыбалась.
– Тебя будут звать Чиж, – предложила я.
Новоявленный Чиж не возражал.
В этот момент в дверях появился Дэвлин, разумеется, услышавший звук разбившегося стекла. Надо отдать ему должное – он не стал материться или воздевать руки к небу. Но я все равно почувствовала себя неуютно под его взглядом.
– Что это? – только и спросил он.
– Чиж, – развела я руками и снова принялась чесать его, – я разбила его витрину и забираю домой. Он забавный.
– Ты обещала ничего не трогать. О чем мы говорили только сегодня? Ты вообще, понимаешь, что здесь может быть опасно?
– Мне стало его ужасно жалко…
Мэтр Купер подошел, посмотрел на химеру, снова хмыкнул и велел мне собираться домой. Чиж, весь подобравшийся при его приближении, расслабился и снова тихонечко засвистел.
– Я нашел еще кое-что интересное, пойдем.
Мы спустились на первый этаж, и там обнаружилась кухня, в которой уже орудовали прихвостни, выбирая какие-то коробочки со специями. Дэвлин показал мне на печь, а в ней…
В печи, едва живая, ели-ели тлеющая сидела саламандра.
– Подумал, ты его тоже захочешь взять себе.
– Саламандра! Дэвлин. Спасибо! А как его можно отсюда вытащить?
– Вон там я видел печную лопату… Осторожно. Крис! Не обожги руки! Ну, я что тебе говорил?
В итоге, вернулись мы с тремя мешками добычи, химерой и саламандрой. Утренние треволнения вылетели у меня из головы полностью. Саламандру назвали Дымок и подселили к Искре. Матушка Марта была в легком шоке, увидев меня всю в пыли, с печной лопатой, Чижом на плече, и в компании прихвостня, тащившего здоровенный мешок.
Дымку скормили лучину. Он съел. Потом еще одну. Потом еще. Искра обвилась вокруг него, согревая, и новый жилец неожиданно замигал и вспыхнул. Теперь из печки на меня смотрели уже четыре умильных черных бусинки глаз.
Наказав матушке Марте накормить их получше, я пошла обустраивать жилище Чижа. В моей лаборатории ему понравилось – он залез в кресло, и принялся насвистывать вполне разбираемый, хоть и незнакомый мне, мотив. Кормить его оказалось просто – Чиж ел абсолютно все: мясо, хлеб, сыр, лакал молоко длинным ярко-алым языком из блюдечка. Наевшись, он посидел на моем плече, потерся об ухо, посвистел, вернулся в кресло, подобрал лапы и кажется, уснул.
За всеми моими манипуляциями Дэвлин наблюдал с некоторым любопытством, казалось, что-то для себя решая. Я провела аналогию с тем случаем, как он сам на плечах притащил из леса в дом Гнарла. Он возразил, что был в тот момент раза в три меня младше. Хотя, пожалуй случись подобное вторично, он все же не оставил бы разумное существо, не сделавшее ему ничего плохого. Если бы не был занят чем-то более важным в тот момент.
– Почему ты его пожалела? – Чиж как раз в этот момент приступал к молоку. – Он же даже не живой в обычном смысле этого слова?
– Что мы знаем о том, что такое жизнь? – философски поинтересовалась я. – У нас, вон, мертвецы свое королевство организовали, живые они? Нет. Но они думают, что-то делают, чего-то хотят.
– И с каким-нибудь умертвием ты бы с радостью попробовала подружиться?
– Если бы оно не попыталось меня съесть, – пожала я плечами.
– А, скажем, демоны?
Маг снова посмотрел на меня тем самым взглядом. Будто я была подопытным существом, а он проводил какой-то эксперимент и был весьма заинтересован в результате.
– Да мы с одним твоим демоном недавно в баню ходили, – рассмеялась я.
– Гнарл, строго говоря, не совсем демон, – задумчиво произнес Дэвлин, – его мир очень близок к Инферно, но не является его непосредственной частью.
Я продолжила веселиться:
– Вызови мне какого-нибудь демона, и давай проверим, что получится?
Он покачал головой:
– Исключено. Вопрос академический. Демоны – питаются душами, не забыла? Тебе не было бы страшно?
– А я люблю белый хлеб. А Чиж – батон на лапах. Но если бы кто-то предложил мне съесть его – я бы в этого шутника огненным шаром кинула. Для обострения ума. Не думаю, что какой-нибудь высший демон – примитивнее меня.
Маг приподнял одну бровь, будто ему показалось, что он ослышался.
– Примитивнее? – переспросил он с каким-то странным выражением.
– Ну, тащить в
