вход в лес словно забор, произрастая по всему его периметру. Казалось бы, что сложного-взять топор и порубить проход? Но шиповник отстреливал десяти сантиметровые иглы, едва к нему кто-то прикасаться, пробивая насквозь даже латы рыцаря, оставляя в теле жертвы семечко. Потом из трупа вырастал куст с очень красивыми цветами и полезными при простуде ягодами. Ну и огроменными шипами, конечно.
– Подожди, ноги, – Гнилое пузо снова подтянул ноги Альфонсо к столбу и отпустил веревки.
– Не так больно, как раньше, – подумал Альфонсо, чувствуя, как пот струится у него по лицу. Потом он тихонечко завыл. По истечении десяти минут, помощник хотел было перевязать ноги снова, но Альфонсо промычал отрицательно – чем лучше кровоток у мест уколов, тем быстрее они заживут. И еще полезно для самооценки было наблюдать, как Гнилое пузо, кинул уважительный взгляд в его сторону, отбросил веревки в угол, хоть Альфонсо и рыдал от боли, как девчонка, пару минут назад.
– Это самое интересное, – продолжил помощник так, словно и не прерывался. – Кто-то сделал новую точку входа.
– Как? Выламывал шипы по одному, как мы? Но это можно сделать только весной пока шипы не созрели. А сейчас середина лета.
– Просто. Просто протаранил своим мощным телом полосу, шириной в метр, переломав все ветки шиповника. Все иглы сработали, но крови я не нашел, а это значит …
– Волк! Кто еще мог так пропороть через шиповник? Но волки не выходят из леса. Или теперь выходят?
– Ветки там сломаны сначала в одну сторону, потом, некоторые, загнуты в другую. Следы лап ведут по траве до дороги. Потом он вернулся обратно.
Альфонсо даже забыл о боли. Волки стали нападать на людей на дороге? Или это отдельная особь? Но обычно все волки ходят стаями, кроме одного… Кариизий.
– Тьфу блин, бред.
– Ты о Кариизии? – словно прочитал его мысли Гнилое пузо. – Ты вроде не веришь в его существование, но вдруг он существует? Тем более, ты его видел.
– Это действие яда. Вообще, половину легенд о лесе родило действие чертополоха на человека. Сарамон, черти, ведьмы – это все россказни тех, кто выжил после укола.
– Кстати, насчет ведьм. В просеке через шиповник, в сторону дороги вели женские следы.
– Женские?
– Да.
– Может карлик?
– В лесу?
– Может, ребенок?
– В лесу?
– Что ты заладил, «в лесу, в лесу»! – Взорвался Альфонсо, – Откуда женщина в лесу?!! Сними меня лучше с этой дыбы, я прилягу.
Гнилое пузо освободил кандалы и поймав рухнувшее на него ослабевшее тело Альфонсо, потащил его в другой угол комнаты, где и уложил на лавку, покрытую свежей соломой. Будучи не раз в положении уколотого, он прекрасно понимал, насколько важны для самочувствия больного приятные мелочи, особенно для такого больного, который не должен был выжить, по этому старался сделать что-нибудь хорошее.
Вдыхая запах свежего сена, пока еще без клопов и вшей, Альфонсо и правда расслабился.
– Как же я все таки выжил? – вопрос был риторический, направленный в основном на то, чтобы подчеркнуть свою силу и исключительную выносливость, но Гнилое пузо ответил, и Альфонсо помрачнел
– Кто-то дал тебе анеэстеду зеленую, причем лошадиную дозу. Причем рассчитав ее так удачно, что будь доза чуть меньше – и у тебя разорвалось бы сердце от боли и страха, а чуть больше – остановилось бы от анаэстеды.
Гнилое пузо отвернулся от печки, в которой беспокоил какое-то отвратительное варево деревянной поварешкой, и, посмотрев на Альфонсо сказал:
– Твое видение спасло тебе жизнь.
– Что за черт? – выругался Альфонсо так, как ругался всегда, когда перед ним появлялось что то неизвестное, или непонятное. Или, как в данном случае и то и другое. – Кому надо было меня спасать? Лес не спасает никого и никогда, он может только убить…
– Может быть, ты приглянулся той ведьмочке, которая тебя поцеловала?
– Да пошел ты… Это был чертополочный бред.
Внезапно Альфонсо осекся на полуслове, и, словно вспомнив что то, резко задрал на себе рубашку. На груди виднелись четыре воспаленные раны от когтей волка-самые настоящие.
– От когтей настоящего волка, – произнес вездесущий и везделезущий Гнилое пузо, – он положил на тебя лапу и не убил? Надо бежать из этого леса, я перестаю понимать, что здесь происходит.
Альфонсо проснулся рано утром, чуть позже, чем проснулось солнце, и раздраженно почесал бок, разгоняя трапезничающих на нем клопов. В спину впилась соломина из дырки грязного матраса, а в опухшую ото сна, мятую щеку – перо, вылезшее из шелковой ткани подушки. Настроение было паршивым – ему снова снился Волшебный город – город, построенный целиком из камня, город, где во всех окнах домов блестели на солнце стекла, зловонный поток нечистот не растекался по всей дороге, а тек под землей, в специально выкопанной для этой цели канаве, дорожка выложена брусчаткой, а по улицам ездили телеги без лошадей.
В общем снова снилась дурацкая сказка, несбыточный бред!
Но в глубине души он мечтал о Волшебном городе и всегда злился, когда после прекрасного сна оказывался снова в реальности. Спать больше не хотелось, стало грустно, и Альфонсо, скинув на лавку кусок мешковины, служивший ему одеялом, тихо и медленно вышел из избушки во двор – небольшую, покрытую мелкой, дохлой травкой площадку, огороженную огромными бревнами мятой сосны. Все крупные звери в лесу были очень ловкими быстрыми и сильными – иные просто не выживали, но прыгать высоко, в большинстве своем, не умели, и их фантазии хватало лишь на то, чтобы царапать когтями древесину снаружи забора. Проходя мимо Гнилого пуза, Альфонсо посмотрел на него завистливо вздохнул: Гнилое пузо был в самом расцвете сил – ему было восемнадцать лет (хоть и выглядел на двадцать три), он спал, глубоко и ритмично всасывая спертый воздух избушки внутрь себя, и выбрасывая его обратно с таким шумом, что дрожали стены. Услышав неслышные шаги Альфонсо, он открыл один глаз, но убедившись в отсутствии опасности, закрыл его снова, при этом так и не проснувшись. Это сон леса – глубокий, но чуткий.
Кроме травы с проплешинами во дворе были еще и постройки – колодец с чистой, вечно холодной и пахнущей прелыми листьями водой, таулет и сарай, забившийся в угол двора, с огромным, амбарным замком на двери. Вход в этот сарайчик был строго настрого запрещен Гнилому пузу, но тот туда и не рвался, и так прекрасно зная, что там находится. Ключ от замка Альфонсо всегда носил при себе – на шее.
Он спускался в этот сарай всегда, когда его одолевала кручина, и всегда это был чарующий ритуал, сакральное действо, начиная от знакомого до боли, и до нее же родного жалобного скрипа механизмов замка, до волшебного запаха бумаги. В отдельном помещении, расположившись комфортнее, чем жители дома, на полках аккуратно лежали книги и рисунки, обломки неизвестных
