Я не успел дождаться подробностей.
Во время первой рекламной паузы Карен зашевелилась, отстранилась от меня и вновь вытянулась на простынях головой к изножью кровати. Взяла банан из пластикового лотка, который стоял на журнальном столике возле кресла. Тщательно очистила фрукт и съела, бездумно следя за психоделической игрой ярких красок в рекламном ролике кока-колы. Я наблюдал за этим, борясь с целой кучей задних мыслей эротического содержания.
— Все это работает как какая-нибудь чертова сеть, — произнесла она через пару секунд.
Я отвлекся от изображений падающей орбитальной станции:
— Что? Что работает как чертова сеть?
— Эта штука. Штука, в которой я участвую. Вместе с Альбертом. И экипажем «Мира»… И с тобой тоже… немножечко… Но, в конце концов, Альберт выбрал именно меня…
— Он выбрал тебя?
— Так он мне сказал. Вот почему это работает как сеть… Альберт находится там, чтобы спасти станцию «Мир», но для этого ему необходимо соединить несколько элементов, как бы связать их в сеть… По его словам, то, что ему нужно выстроить, похоже на алфавит, на генетический код, тебе понятно?
Около двух минут я размышлял над ее словами, и за это время восстановил в памяти все, что читал в электронной библиотеке и слышал от Коэн-Солаля.
Нет, я не понимал.
— Альберт говорит, что все происходит на уровне символического обмена, в том числе и по элементарнейшим законах термодинамики. Все закодировано в окружающем нас пространстве. Это его слова… Потому эта штука работает именно таким образом: Альберт Эйлер, заступник, может помочь экипажу восстановить определенное число жизненно важных механизмов станции и поддержать их в работоспособном состоянии в течение того времени, которое необходимо для прибытия спасательной миссии на «Атлантисе», скажем в течение десяти дней, если все сложится удачно… Но для этого ему необходима «матрица перехода» в реальном мире. Альберт говорит, что «технология ангелов» в подобных случаях всегда опиралась на человеческий мозг.
Никаких замечаний с моей стороны не последовало. Я даже прекратил попытки найти происходящему логическое объяснение, выстроить имеющиеся факты в каком-либо порядке, как делал с самых юных лет, — с первых сознательных шагов для меня это было лучшим способом выжить. Нет, я позволил разуму принять и признать услышанное как некий единый, неделимый, органичный массив взаимосвязанных данных. Ведь Карен на моих глазах убила копа, даже не прикоснувшись к нему, а станция «Мир» уже по меньшей мере дважды спасалась от неминуемой катастрофы — тут не о чем было спорить, а значит, за всем этим что-то крылось.
— Вот для чего Альберт нашел человеческий мозг, который позволил бы ему взаимодействовать с реальностью, — продолжила Карен. — Правда, речь идет об особенном человеческом мозге…
— Угу. Пораженном нейровирусом Широна-Олдиса…
— Так и есть… В конце концов, Альберт остановил свой выбор на моем мозге. Так он мне сказал. А по какой причине, я не знаю… Именно поэтому я тоже появлялась на станции и именно поэтому я выполняю все, что велит мне сделать Альберт. Но все в нашем мире имеет свою энергетическую цену — так он говорит, — и мне это стоит определенного количества нейронов. Но мы ведь каждый день теряем их из-за нейровируса — и только ради того, чтобы прочесть какую-нибудь газету… не все ли равно…
В этот момент в моей голове зазвенел сигнал тревоги.
— Минутку… А чем же все это время занимается эта веселая троица на станции — играет в белот?[37]
— Ну… Им поручено сделать для Альберта одну особенную штуку.
— Какую еще особенную штуку?
— Кое-что другое. Вовсе не то, что можно увидеть по CNN… Как объяснил Альберт, изображение с внутренних камер видеонаблюдения — плод его собственных усилий: тяп-ляп и готово — нам ни к чему заморачиваться на этом. Альберт способен подчинить себе миллиарды информационных потоков и сделать из них нечто более правдоподобное, чем сама реальность…
— Скажи, — произнес я, — а ты уверена, что это ангел?
Мой вопрос явно задел Карен за живое: во взгляде ее лазоревых глаз мелькнуло любопытство, а полоски ультрафиолетового свечения стали чуть заметнее.
— Что ты имеешь в виду?
— Ничего. Продолжай.
— Трое парней из экипажа станции помогут Альберту обеспечить искупление грехов.
— Искупление?
— Угу, так он это назвал. Если он их спасет, то узнает, почему и каким образом умер. После этого он сможет слиться с бесконечностью.
— Бесконечностью?
— Так он мне сказал.
Я вздохнул. Я ни черта не понимал во всем этом.
— А о чем еще тебе поведал святой Альберт?
— Между прочим, он как раз подчеркивал, что не относится к святым. Святые оказывают постоянное воздействие на развитие человечества. А ангелы вроде него — это потерянные души, духи, не сумевшие достичь бесконечности.
— И что это такое? — не сдержался я. — Бог или какая-нибудь подобная штука?
— Не знаю… — выдохнула она. — Альберт так и говорит — бесконечность. По его словам, ангелы его типа — это сущности, находящиеся в переходном состоянии, а бесконечность пользуется ими, чтобы предотвратить или спровоцировать катастрофы.
— Спровоцировать? — переспросил я.
— Ну так он мне сказал однажды.
— Однажды?
У Карен явно возникли трудности с подбором правильных слов.
— Не знаю, как тебе это объяснить. Послушай, это похоже на ОСП. В реальном времени связь продолжалась всего две ночи, но у меня такое впечатление, как будто я провела там несколько недель. Это как если бы время стало… эластичным.
— Ангелы не созданы для того, чтобы провоцировать катастрофы, — произнес я.
— А Альберт утверждает, что ангелы — двуликие существа. По его словам, они в любом случае представляют собой разные личности — воплощения того, кто властвует над бесконечностью. Убедительно звучит, да?
Я мог утвердительно ответить на этот вопрос. В словах Карен, безусловно, имелся смысл, только я не сумел бы сказать какой именно.
Девушка продолжила с таким видом, как будто желает сказать абсолютно всё, вспомнить всё, воспроизвести всё, подобно запущенному CNN спутнику-самоубийце:
— Альберт настаивает на том, чтобы мы тоже сыграли свою роль.
— Кто это мы — мы с тобой?
— Гм… Да, и в общем-то, все мы. Мы — носители нейровируса…
— Как это?
— Альберт говорит, что это связано с эпохой высокотехнологичных информационных сетей, в которую вступила наша цивилизация… Он полагает, что человеческий мозг должен мутировать… и что нейровирус — это попытка ДНК запустить выполнение мозгом некоторых новых функций… ДНК — это ведь та штука, о которой нам рассказывал Коэн-Солаль? Двойная спираль генетического кода, да?
— Да, — кивнул я.
— Ну так вот. Он называет ее Змеем Слова. Это космический код, который постоянно видоизменяется и может принимать бесконечное количество новых форм… Например, Ритм Драконовой Речи — это особая транскрипция данного кода, словесная, символическая и цифровая его передача. По словам Альберта, такая штука вызывает короткое замыкание в нейронных цепях того, для кого она и была закодирована. Необратимое замыкание. Альберт сказал мне, что это экспериментальное оружие из великой лаборатории природы, а ДНК и человеческий мозг служат для него своего рода платформами-носителями… Странно. Теперь, когда я тебе все это рассказываю, его слова кажутся мне более понятными.
Не стоит и говорить, что для меня объяснения Карен по-прежнему оставались совсем туманными.
Но среди всех вопросов, возникших в связи с этой историей, имелся один — фундаментальный. Он завис над поверхностью подобно мультяшному персонажу, который долго перебирает ногами над пропастью, пока не понимает, каково истинное положение дел, и не срывается вниз.
— Сколько времени у нас осталось? — прохрипел я.
Она посмотрела на меня глазами цвета небесной лазури, которую вирус раскрасил световыми полосками. Этот взгляд означал: зачем ты это делаешь, почему хочешь знать?
— Сколько? — продолжал настаивать я.
— Срок не слишком-то гигантский… — ответила она. — Но достаточный, чтобы ради этого пойти на риск… Его продолжительность зависит от того, что должно произойти в ближайшее время, от эволюции нейровируса, от целой кучи обстоя…
— Сколько у нас времени? — сухо переспросил я. — Мне нужен точный ответ — годы, месяцы, недели… часы, если потребуется.
— Годы… Несколько лет.
— Сколько? — выдохнул я на грани исступления.
— Я… черт… Ну, скажем, тебе осталось около десятка лет, если все пойдет согласно среднестатистической результирующей имеющихся вероятностей…
— А тебе?
Тут Карен отвела взгляд.
— Мне — меньше, — призналась она.