Поднялся и поначалу медленно, с опаской, глядя по сторонам, пошел вперед.
Что, если о нас забыли? Решили, что враг добит, и свернули операцию?
Ублюдки. Они считают, что мы только расходный материал.
Случившееся – как последний гвоздь. Больше не верю государству.
Пулемету вот верю. Хорошая безотказная система. Парням верю. Даже сержанту. Он всегда был с нами. Никогда не прятался за спинами. В самых опасных ситуациях лез вперед. Никогда не сомневался и не проигрывал.
Пожалуй, мы все обязаны ему. Тем, что еще живы. Он, конечно, редкая сволочь, но… наш сводный отряд единственный, что без серьезных потерь прошел до гор. До его появления подразделение сменило половину состава. Потом – как отрезало. Он научил нас воевать. Вел вперед, обходя ловушки, вопреки логике и даже приказам командования, используя звериное чутье, которое многие принимали за большой боевой опыт.
Однажды новобранец… Джек спросил как-то насчет чутья, так сержанта словно прорвало: он начал нести какую-то чушь про «душу войны». Я слышал часть разговора. Джек же после таких откровений подошел к нам и сообщил, что понял командира. Сказал, что тот просто псих, и мы имели неосторожность согласиться. А «Хаска» как раз проходил рядом и либо услышал наш смех, либо прочитал по губам.
С того момента сержант будто с цепи сорвался и начал «делать из нас настоящих солдат», Джек оказался единственным погибшим в подразделении.
За таким мыслями я не заметил, как подошел к кишлаку. Вроде бы ничего не изменилось. Черное небо, песок, горы вдали. Только развалины стали больше. Да появился ветер. Я вырубил рацию, чтобы не разоралась в самый неподходящий момент.
Заметил, что иду по чьим-то следам. Окурок. Похоже, сержант. Песок закончился, и под ногами оказались осколки камней. Я пригнулся и еще раз проверил боезапас. Гранаты и ленты. В порядке. Вокруг никого, ни звука, кроме зова ветра с гор.
Кричать и звать нельзя. Если они попали в засаду, то только выдам себя. Оставалось идти вперед. Нет. Лучше по флангу. Пошел влево, обходя развалины по кругу и осматривая их с помощью ночного прицела на пулемете.
Через минуту наткнулся на тело, уже покрытое песком и пылью. Судя по габаритам, кто-то из наших – паки в последнее время попадались тощие-тощие. Подобрался ближе и перевернул тело. Так и есть. Хайнц. Пуля в лоб. Аккуратно так. Безжизненные глаза вряд ли успели увидеть убийцу.
Я посмотрел вдаль. Никаких следов отступления. Предгорья пусты. Тот, кто убил его… еще здесь.
Оглядел развалины, присмотрелся к их центру. Заметил еще два или три тела. Четыре. Лежат в ряд, как шли.
Навряд ли кого-то спасу.
К горлу, уже было привыкшему к сухости, подступил давящий комок. Я взял флягу Хайна и отпил.
Хотя бы соберу жетоны. Чтобы родственники знали: мы не пропали без вести, а погибли в бою.
Забрал у мертвого жетон и, чтобы не класть его к боеприпасам, повесил на шею, рядом со своим. Двинул дальше, обходя «кишлак» по кругу, оглядывая пустыню слева и сзади.
Попробуй, зайди мне за спину…
Противник молчал. Я добрался до другого конца развалин, и горы оказались за спиной. Казалось, это они – холодные и враждебные – дышат в затылок своим ветром.
Неподалеку обнаружился еще один труп. Питер. Похоже, он один добрался до конца поселения. Но положение тела говорило о том, что перед смертью парень развернулся назад и попытался открыть огонь. То есть враг оказался не впереди, а сзади! Самый опытный боец после сержанта, попался на уловку врага.
Какое-то чувство… острый укол заставил меня пригнуться, и пуля просвистела прямо над головой. Затем в сознание проник другой звук, запоздавший звук одиночного выстрела.
Тело машинально перекатилось. Я обнаружил себя укрывшимся за небольшими останками стены дома.
«Откуда стреляли?» – спросил я себя.
«Из центра».
Снайперка? Нет. Звук сухой. Патрон маломощный. Да и промазал стрелок.
Что делать? Назад?
Нет. Лучше, наоборот, вперед. И так же по кругу. Или в пустыню, но тогда сначала к Питеру.
Я поднял камешек и бросил его назад, пытаясь создать видимость, что отступаю. У Питера был специальный маскировочный плащ с крутыми покрытиями. Не обнаружить ничем. Даже радару и тепловизору не под силу. А глаз в такой темноте тем более не увидит.
Я быстро прикинул безопасный маршрут. Добрался до тела и стянул плащ, прикрепил его к своему вороту и стал отползать в пустыню. Захватил по пути два небольших осколка кирпича.
Через десяток метров остановился и раскинул над собой плащ. Метнул один за другим оба камня в то место, где был застигнут противником. И приготовился стрелять.
Ну где ты там? Ждать я умею, так что лучше сразу выходи.
Спустя полминуты что-то уловил. Движение тени, скользнувшей по развалинам и притаившейся за остовом дома. Должно быть, противник пытался обойти то место, куда я бросил пару камней. Тень снова мелькнула, но, кажется, человек остался на месте. Он осматривался.
Внезапно я понял, что там есть как минимум три-четыре безопасных для противника пути, и если не сделать что-то прямо сейчас, то убийца уйдет. Придется начинать заново.
Или это кто-то из наших?
Нет, все мертвы. Каким-то шестым чувством, я ощущал, что это так.
«Что ты сидишь?! Патроны бронебойные!» – вспомнил я и тут же нажал на спусковой крючок. Пулемет изрыгнул трассу огня. Затем, снова поймав то место в прицел, я послал во врага еще три коротких очереди.
Пули с вольфрамовыми сердечниками насквозь прошили стену, как раз в том месте, где прятался противник. Вряд ли тот уцелел.
Теперь вперед, пока подонок не отполз!
Я скинул плащ и, петляя, побежал. Держа на прицеле развалины и заходя под углом, сбоку.
Неожиданно у моих ног поднялся фонтанчик песка. Раздался сухой звук выстрела из легкого оружия.
Жив, собака. Отстреливается. Но я уже нырнул за укрытие. Бетонную (?) плиту. Откуда она здесь? Вход в бункер? К черту, еще разберемся – я старался не упустить момент. Ведь мне удалось засечь, откуда раздался выстрел.
«Лови гранату», – металлический шарик устремился прямо туда.
Следом полетели остальные. Четыре гранаты накрыли пространство в радиусе десятка метров. Прогремели взрывы, а я под их аккомпанемент успел перекатиться и сменить позицию, подобраться еще ближе. Но только высунулся, чтобы оценить результаты, как раздалась автоматная очередь.
Стреляли не в меня, очередь начиналась совсем рядом, но уходила в сторону.
Из нашей спецназовской винтовки. Таких у паков никогда не было.
– Они отходят в тоннель, – из-за развалин донесся слабый, хрипящий голос сержанта.
Значит, он выжил.
– Где они? – отозвался я, показывая, что нахожусь рядом.
– Слева, повернись туда.
Я подчинился и стал наугад палить по развалинам, трассы уходили в никуда. Туда, куда мне приказал стрелять сержант. Но в один момент время замедлилось и…
Чутье.
Оно подсказало, что нужно бросить все и укрыться. Срочно. Откуда-то из глубины подсознательного поднимался звук… выдергиваемой чеки… каким-то образом я понимал, что надо мной уже повис металлический шарик.
Рванул в сторону. Плита. Щель.
Взрыв!
Я потянулся, чтобы взять его медальон. Но внезапно рука казавшегося мертвым сержанта перехватила мою.
– А ты ничего, рядовой, – сказал он, пытаясь улыбнуться и вновь теряя сознание.
– Они ушли, сэр, – проговорил я, но командир вряд ли услышал меня.
Рядом лежало тело Джеймса с аккуратной дыркой во лбу, нашего автоматчика. Неунывающего шутника, души компании. Только сейчас он не улыбался. Джеймс больше никогда не улыбнется. Разве что на фотографиях дома у родственников, о которых так много рассказывал. Я верну им медальон. Скажу, что он погиб героем…
Я тащил тело на себе через пустыню. Иногда проверял, жив «Хаска» или нет.
Временами казалось, что еще жив, а временами, что уже нет. Но я упрямо шел вперед. Упав, поднимался. Шел вперед, когда солнце всходило слева, и заходило за горизонт где-то справа. Меня что-то толкало вперед. Слабости не было. Словно… она осталась позади, и война, наконец, сделала меня сильнее… И еще эта фраза – «а ты ничего, рядовой» – то ли поднималась со дна памяти, то ли ее вновь и вновь повторял полуживой сержант.
Тогда я не знал, что он каким-то чудом выживет. Что его нашпигованное осколками и пробитое пулями тело воскреснет.
– Снова кошмар? – посреди пустыни раздался знакомый женский голос.
Боже, как я люблю его. Сам настраивал.
– Вам опять снятся кошмары? – спросила Эспер.
Я открыл глаза и понял, что уснул. Телевизор она отключила.
– Что, кричал?
– Нет.
– Тогда как ты узнала?
Система помедлила с ответом – что-то часто в последнее время…
– Ваше тело дергалось, как будто вы с кем-то бились, – наконец, сказала она.
– Может, это твое чутье? – я поддел Эспер, которая недавно пыталась поговорить о том, что такое интуиция.
– Может быть, Рик, – невозмутимо ответила машина.
