ведет этот путь.
– Пора завершать наше кочевье, – сказал капитан. – Чем дальше мы полезем, тем труднее будет мигрантам адаптироваться к новым условиям. В крайнем случае можно восстать и начать борьбу за свои права.
– Это невозможно. И в этом нет никакой нужды.
– Вы считаете, что у нас есть иной выбор?
– Конечно есть. Более того, этот выбор столь же очевиден, как солнце, что встает сейчас перед нами. Пригласите, пожалуйста, инженера.
Инженера разморозили вместе с послом, и сейчас он осматривал и ремонтировал оборудование. Ему приходилось просыпаться чаще всех, и теперь он из молодого человека превратился в старика. Когда совсем ничего не понимающий капитан привел его, посол спросил:
– Сколько времени проработают наши морозильники?
– Изоляция в отличном состоянии, и термоядерный реактор работает нормально. В Эпоху Вестибюля мы заменили все холодильное оборудование на их технологию и пополнили термоядерное топливо. Все двести морозильных камер без какой-либо замены оборудования или иного технического обслуживания прослужат 12 000 лет.
– Отлично. В таком случае установите на атомном будильнике окончательное назначение. Все вновь укладываются в гиперсон. И чтобы никто не просыпался, пока мы не прибудем в нужное время!
– И точка назначения…
– 11 000 лет от начала пути.
Снова Хуа вошла в распадающееся сознание посла. Она выглядела реальнее, чем когда-либо: ее длинные волосы развевались на холодном ветру, в больших глазах стояли слезы, и она звала его. Прежде чем погрузиться в пустоту бессознательного состояния, он сказал: «Хуа, мы возвращаемся домой! Мы возвращаемся домой!»
Во внешнем мире, недоступном для восприятия, падающей звездой неслось по небу Солнце, и скользило мимо время…
…1000 лет… 2000 лет… 3500 лет… 5500 лет… 7000 лет… 9000 лет… 10 000 лет… 11 000 лет.
Остановка 4: Возвращение домой
На сей раз время казалось бесконечным даже в гиперсне. За долгую десятитысячелетнюю ночь, за сто веков ожидания, в сон погрузился даже компьютер, неустанно контролировавший работу двухсот суперфризеров, разбросанных по всему миру. За последнее тысячелетие начали выходить из строя его детали, один за другим закрывались бесчисленные сенсорные глаза, постепенно впадали в паралич нервы интегральных схем, термоядерный реактор почти прекратил выработку энергии, в результате чего несколько последних десятилетий морозильные камеры сохраняли абсолютный холод только благодаря изоляции. Затем температура стала повышаться, быстро достигнув опасного уровня, и жидкий гелий начал испаряться. Давление внутри камер гиперсна резко возросло, и казалось, что все скитальцы, совершившие путь длиной в 11 000 лет, вот-вот погибнут во взрыве, так и не узнав, что с ними произошло. Но затем последняя оставшаяся пара открытых глаз компьютера заметила время на атомных часах, и тиканье последней секунды вынудило его древнюю память послать слабый сигнал, включающий систему пробуждения. Импульс ядерного магнитного резонанса за долю секунды расплавил клеточную жидкость в телах капитана авангардной группы и сотни его подчиненных членов отделения от абсолютного нуля, а затем нагрел ее до нормальной температуры тела. Через день люди вышли из морозильной камеры. Еще через неделю они разбудили посла и всю миграционную комиссию.
Стоило тяжеленной двери холодильника чуть-чуть приоткрыться, как внутрь ворвался ветерок. Посол вдохнул наружный воздух; здесь пахло не так, как во время трех предыдущих пробуждений – здесь пахло цветами. Пахло весной, пахло домом. Он практически не сомневался в том, что давным-давно принял верное решение.
Посол и комиссия, приданная ему в помощь, первыми вступили в эпоху своего конечного назначения.
Земля, бесспорно, была землей, хоть ее и нельзя было толком рассмотреть сквозь зеленую траву, которая покрывала ее, насколько хватало глаз. Совсем рядом с дверью холодильника по ложу из россыпи камней изумительных цветов протекал ручей с абсолютно прозрачной водой, в которой лениво плавали непуганые рыбы. Двое молодых людей из авангардной группы прошлись босиком по размокшей почве, умыли лица, и ветерок разнес по ближней округе их радостный смех. С голубого неба, по которому плыли снежно-белые облака, смотрело только одно солнце. В зените, не шевеля крыльями, описывал круги орел, а вокруг перекликались птицы помельче. Горизонт снова замыкал поросший густым лесом горный хребет, исчезнувший много тысяч лет назад, в Эпоху Вестибюля…
После предыдущих трех эпох мир, открывшийся перед ним, показался послу довольно безликим, но именно эта безликость вырвала у него горячие рыдания. После странствия длиной в 11 000 лет ему – и всем им – она была позарез нужна, был позарез нужен мир, мягкий и теплый, как гусиный пух, к которому они могли бы приложить свои растерзанные, измученные умы.
На равнине, тянувшейся до самых гор, не было видно и следа человеческой жизни.
Капитан авангардной группы подошел и демонстративно встал перед послом и толпившейся за его спиной комиссией, пытавшимися осознать, что все они пережили судный день человечества.
– Все кончено, – сказал он.
Все совершенно правильно поняли, что он имел в виду. Люди еще довольно долго стояли молча под священным голубым небом на зеленой траве и с деланым спокойствием осознавали реальное положение дел.
– Вы узнали причину? – спросил посол.
Капитан отрицательно покачал головой.
– Природные катаклизмы?
– Нет, природа здесь ни при чем. И войны тоже не было. Вообще никаких причин, которые могли бы прийти на ум…
– Останки?
– Никаких. Вообще ничего не осталось.
Члены комиссии собрались в кружок и принялись наскоро обсуждать обстановку.
– Может быть, признаки переселения в космос?
– Нет. Все ближайшие планеты вернулись к тому состоянию, какое было до их освоения человечеством. И никаких признаков, позволяющих предположить межзвездную миграцию.
– Совсем ничего не осталось? Ни крошки?
– Именно так. Ровным счетом ничего. Горы восстановлены из камня и грунта с океанского дна. Растительность и вообще природа отлично возродились, но никаких следов человеческого труда не видно. Имеются памятники древности, существовавшие хотя бы за век до того, что когда-то называлось «нашей эрой», а вот ничего более нового нет. Экосистемы самостоятельно существуют не менее пяти тысяч лет, а природа сходна с неолитической, хотя и не столь богата видами.
– Как могло случиться, что ничего не осталось?
– Во всяком случае, предшественники определенно не хотели ничего сообщать нам.
И все снова умолкли.
Тишину нарушил капитан.
– Вы ведь предвидели это, верно? – обратился он к послу. – И, несомненно, у вас есть соображения о причинах.
– Мы можем даже точно знать причины, но никогда не поймем их. Их корни лежат глубоко в философской области. Коротко говоря, достигнув высшей точки в своем медитативном бытии, они решили, что самым рациональным выбором будет небытие.
– Я в прошлый раз говорил вам, что боюсь философии.
– Ладно. Давайте тогда временно отбросим философию. – Посол сделал несколько шагов вперед и повернулся к комиссии.
– Мигранты прибыли
