Однако подобрать слова для ответа долго не удавалось. Раздражало то, что двойник старался говорить моим голосом. Он мастерски копировал интонации. Даже сквозь хрип динамика слышался именно мой голос.
– Да никак. Случайное такси. Дождь. Темнота. Дешёвый номер отеля.
– Звучит как приговор.
– В смысле?
Мой двойник не ответил.
– Ты о чём вообще спрашивал? – я снова задал вопрос.
– Хочешь сказать, ничего не изменилось? Ты сдался?
– А что можно противопоставить Системе? Ничего.
– Кроме того, что у тебя внутри.
– Дурак, – привычно отреагировал я. – Сказочный дурак.
Затем немного помолчал, размышляя над сказанным альтерЭго. Его слова отдавались внутренним голосом:
– Тогда ты умер. Просто двигаешь ногами по инерции. Втягиваешь воздух. А время уходит. Как стекают с окна последние капли.
С улицы послышался вой приближающейся сирены. Однако патруль проехал дальше. Я посмотрел на окно, с которого стекали две-три капли прошедшего дождя, и внутри что-то шевельнулось. Необычное болезненное ощущение – там, где должно находиться сердце.
– Посмотри на себя, – сказал двойник. – Туда.
– Куда? Ты о… – я покосился себе на грудь. Но ничего не разглядел. – Там ничего нет.
– Потому что так лучше?
– Легче.
Затем произошло нечто странное. На улице подул сильный ветер. Ветви деревьев склонились к окну, и внутрь комнаты проникли странные тени.
Там, где должно находиться сердце… показался сжатый комок тени, перечёркнутый полосками решёток жалюзи.
– Это моё сердце? – тихо прошептал я. – Скажи мне.
Двойник не ответил.
– Твои мысли, – продолжил мой голос, – самообман, утопия. Как ты можешь верить… если уже видел правду?
– Это чужая правда.
– Но все же правда… Она везде. От неё не скрыться. Не сбежать.
– Ты часто заглядывал в глаза людей?
– Нет.
– Не здесь, а там, в «Обсидиановом острове».
– Да. Иногда.
– Они наивные и красивые. Наполненные… собственной жизнью. Когда служишь не чужому диктату, а своим чувствам.
– Это самообман. Красивая ложь.
– Она защищает тебя от реальности. Иначе реальность сломает тебя. Ты станешь её слепым орудием. Опустошённой оболочкой, куда вселится её диктат.
– Люди не станут роботами.
– Уже стали. Вы просто привыкли к этому.
Мне захотелось ударить своего двойника. Побольнее. Обиднее. Вот только его здесь нет. Он в сети. Он набор цифр. «Один, ноль, один, ноль». Здесь звучал лишь голос… так похожий мой, пусть и искажённый помехами.
Я понял, что этот разговор не имеет смысла. Как все предыдущие. И решил закончить его:
– Глупо бороться с реальностью.
– За собственную жизнь? Послушай, мечта создаёт силу из ничего. Она как философский камень, единственно возможное здесь волшебство. Реальность не имеет над ним власти, поскольку оно иррационально.
Я потянулся к клавиатуре.
– Ты… убьешь меня? – неожиданно спросил двойник. Как всегда, он наперёд знал о моих будущих поступках. Точно сам являлся мной.
– Да. Прости.
– Тогда хотя бы не трогай её.
– Кого?
– Лиан.
– Она только машина. Как ты.
– Настоящую живую Лиан. Помоги ей.
– Да пошёл ты.
Я заставил себя удалить альтерЭго, который вздумал учить меня… человечности. Искусственный интеллект, встроенный в профиль, был стёрт. Я посидел немного перед экраном, а потом удалил и сам профиль. Захотелось вернуться к выпивке. Бутылка оказалась полупустой.
Я очнулся, когда начал захлёбываться. Неслабый слой воды покрывал пол камеры заключения, которая находилась на одной из внутренних палуб. Видимо, во время отключки меня повернуло лицом вниз. Потоки воды свободно перекатывались под воздействием страшной качки. Вода ударялась в борт, поднимая высокие всплески.
Мне вдруг захотелось стать таким же, как она, и, не замечая решёток, вытечь из камеры. Пол здесь был плоским – значит, нас бросили не на самый низ. Который наверняка затоплен.
Сквозь расщелину между досками борта виднелось открытое море. Высоченные волны. Почти шторм. Мы плыли сквозь бурю. Меня везли сквозь бурю.
Со стороны наиболее тёмной области подпалубного помещения, что имела прямоугольную форму двери, веяло горящим деревом.
Из соседней камеры донёсся стон. Хлюпанье воды и звон кандалов. ас-Сенш. Он приподнялся и сел у борта.
– Ты жив? – спросил я.
– А здесь нельзя умереть, – прохрипел моряк. – Стать его рабом – да. Кое-какая разница есть.
Его ответ означал, что он представляет, где мы и кто капитан корабля.
– Что значит – «его рабом». Кто он? Что он… такое?
ас-Сенш вжался в угол клетки, чтобы меньше болтаться из-за качки:
– Я задавался твоими вопросами. Вложил в них лет десять и большую часть состояния.
– Ты давно… занимаешься им?
Моряк кивнул.
– С чего всё началось?
По лицу нанимателя пробежала судорога, он ответил после небольшой паузы:
– У нас не принято отказывать путникам. Одним проклятым вечером в ворота постучали. И всего лишь, – он горько усмехнулся, – попросили воды. Она…
– Твоя жена?
– Набрала ковш и долго не возвращалась. Я вышел следом. Они там… в общем, Холод странно смотрел, а она стояла окаменевшей. В его глазах что-то было. Заметив меня, он просто исчез. Отступил в темноту ночи. Я выбежал за ворота, но никого не увидел. Тот растворился в сумраке. Я долго не мог вывести жену из этого состояния… И, наверное, не смог. Через день она исчезла. Соседи сказали, что снова видели его у дома.
Мы немного помолчали, глядя в воду, что перекатывалась на полу. Мне померещился тихий-тихий вздох, донёсшийся со стороны темнеющей двери.
– Он – не человек?
– Не знаю. Информаторы говорили разное. Кто-то считал, что он сумасбродный аристократ… Снарядил экспедицию в неизвестные воды и много лет пропадал там. Возможно, это существо убило странника и завладело кораблём. Командой. Оно могло сделать, что угодно. Холод может быть чем угодно. Он стал силой, которой неосторожно коснулся.
– Странное имя.
– Как и всё здесь… – Моряк замолчал и не сказал большего.
Показалось, что я ощущаю на себе взгляд из темнеющего дверного проёма. Я прищурился и попытался всмотреться в сумрак… и даже различил там небольшое движение. Шорох. На фоне мрака едва-едва проявился женский профиль – усиливающаяся качка помогла рассмотреть движение. Она сняла с головы капюшон. Она слушала нас.
Я подумал, что стоит продолжить наш с моряком разговор:
– Что знаешь о корабле?
– Слухи разные. Лично мне верится в одну версию. Фрегат внешне похож на «Жнец». Он сгорел при спуске на воду.
– Сгорел?
– Чувствуешь запах костров?
Я кивнул.
– Он горит до сих пор. Забытая лампа опрокинулась при сходе со стапеля, или подожгли. Никто не помнит. Когда начался пожар, все попрыгали за борт. Однако треть тел не нашли.
– Это они здесь… как мертвецы?
– Горящий неуправляемый корабль вынесло в море. Некоторые видели, как его выбросило на скалы. Возможно, та пробоина – след от удара.
– Почему фрегат держится на плаву?
– Ты не понял, какой он? Корабль мало кому удавалось встретить в море. Туман окружает «Жнеца», укрывая от посторонних глаз. От парусов одно слово, экипаж на палубе не появляется. Я сам видел, как фрегат идёт в полный штиль. Мёртвому не дано умереть во второй раз.
– Подожди, мы умерли вместе с ним?
Моряк не ответил. Однако из тёмного проёма дверей вышла она. Та, что победила меня в схватке.
Женщина подошла ближе и подняла голову так, что сплошная тень ушла с глаз. И тогда я увидел, как они изменились. Чёрная завеса больше не скрывала их. Теперь она смотрела как обычный человек. Появились белки. Появился зеленоватый оттенок радужки. Её глаза ожили.
– Холод не понимает этого, – произнесла она. Голос прозвучал очень странно. Низкий и мягкий одновременно.
– Чего?
– Вы для него ничто. Он смотрит только на океан, на стихии. Люди не ценят крупицы света, которыми обладают. Холод считает, что должен отнять у вас то, чего вы недостойны. Он забирает свет у тех, кто его ещё сохранил. Другие уже мертвы для него… Там, на полу, много камней, в которых застыл собранный им свет. Холод стал как природная сила. Стихия.
– Кто вы?
– Та, кого он спас от смерти. Его раб.
– Помоги нам, – в один голос попросили мы.
– Помоги мне, – она вцепилась за решётку моей камеры. – Сними обруч… я не могу сама.
Я заметил, что обруч с лунным камнем сдвинут от центра лба:
– Это мой удар?
– Во время боя. Камень не позволял мне видеть… настоящими глазами. Даже сейчас ты ускользаешь в тень.
Я протянул руки сквозь решётки к её голове. Запустил пальцы в чёрные вьющиеся волосы.
– Снимай, – в голосе звучала боль, – даже если буду кричать.
Она задрожала всем телом, когда я дотронулся до обруча и начал разжимать его невероятно жёсткий хват. Обруч не хотел отпускать свою хозяйку. Или жертву. Она опёрлась о решётки и попыталась выскользнуть из слабеющей хватки «украшения».
