Мозаика. Слева внизу — трубы, дым, промышленное здание, может, завод, а может, электростанция. Раньше Шулявская называлась иначе… Завод «Большевик»! Точно! Не электростанция, значит, а тот самый завод. Справа от здания стояли двое мужчин, выложенных из голубой и белой плитки. Они держались за поручень. У того, который с усами и чуть выше, на плече покоился молот. А второй в поднятой руке держал… да это же условное обозначение атома, ядро с двумя овалами-орбитами электронов! Хорошая шутка: вечно мирный атом в руках рабочего, только крестьянки рядом не хватает. В косынке, кирзачах и с веслом в натруженной ладони.
— Это мы. — Голос мутанта звенел колокольчиком. Сказано было с гордостью. По крайней мере, Сайгону так показалось.
Он заметил у мозаики с десяток крысиных трупов и несколько кучек грибов. Подношения. Похоже, аборигены Шулявской придавали здоровякам, вцепившимся в шест, особое значение. Мы, значит? Дети мирного атома, да?
Вдруг мужчина на мозаике, тот, что с молотом на плече, моргнул. Сайгон решил, что ему просто показалось. Но нет, рабочий вновь моргнул. А потом глаза его отделились от стены и в облаке прозрачного желе качнулись к Сайгону. С близкого расстояния угадывались силуэты костей и внутренних органов. Если добавить цвета, существо будет обычным человеком, только уж очень большого роста. Ещё один ребёнок Шулявской?..
— Они стесняются. Прячутся, — пояснил улиткообразный мутант.
Сайгон обернулся и вздрогнул — с ближайших пилонов на него смотрели десятки любопытных глаз. Гильза предпринимала отчаянные попытки вырваться из кокона — странно, что молча. Шляпа с Мышкиной задницы переместилась на спину, и это уже не было забавно.
Высокое прозрачное существо прошло мимо. Сайгон втянул воздух через нос — запах свежего мяса, уж кому как не фермеру его знать. А что едят местные детишки на завтрак? Путников, по глупости забредших на Шулявскую?..
— Хочу. — Мутант-улитка вновь обратил на себя внимание.
«Это наркотический бред! — понял Сайгон. — Я пил чай, заваренный растаманом, потом курил его дурь. И вот — у меня видения! Нужно просто расслабиться, ничего не делать — и скоро всё пройдёт».
— Что ты хочешь? — спросил Сайгон, глядя в голубые глаза. И тут же понял, что мутанту нужно. Он снял с себя халат, позаимствованный на Берестейской. — Отпусти.
Щупальца опали и змеями расползлись в стороны. Сайгон шагнул к мутанту и накинул халат на большую, спиралью закрученную раковину. Теперь, если не замечать щупальца, мутанта можно было принять за низкорослого горбуна. Тот сразу заулыбался — увидел себя глазами Сайгона. Похоже, именно этого он и хотел: хоть как-то скрыть своё уродство.
— Иди. Можно. — Между мутантом и Сайгоном вдруг возникла каменная стена. Сайгон коснулся её: холодный гранит, шершавый. И ни улитки в халате, ни мозаики.
Что за чертовщина?..
— Быстрей ко мне! Быстрей! — услышал он возгласы Гильзы. — Паук придёт опять! Помоги!
Он кинулся к девушке, с удивлением отметив, что никакого кокона нет в помине. Просто амазонка валяется на полу, извиваясь, словно гусеница. Сайгон склонился над ней и хлёстко ударил ладонью по щеке.
— Очнись.
Часто моргая, она села, обхватив руками колени.
— Ведь был паук. Он спеленал меня…
— Может, и был, — пожал плечами Сайгон. — А может, и не было.
Только сейчас он вспомнил, что вооружён и мог бы использовать нож, чтобы срезать с себя щупальца. Но в плену у мутанта у него и мысли подобной не возникло. А были ли вообще те щупальца? И прозрачное существо, что отлепилось от стены, реально ли оно?
Сайгон не мог с уверенностью сказать ни да, ни нет. Одно он понял наверняка: на Шулявской возможно всё. И он бы сошёл с ума, если б хорошенько не пыхнул с подачи растамана. Так что спасибо Джа, спасибо Че.
Мышка перевернулся на спину и сам переложил шляпу себе на живот.
— Эй, мародёр, хватит расслабляться! — Гильза пнула его в рёбра.
Мышка тут же вскочил и приставил револьвер ей к виску:
— Никогда! Слышишь, никогда больше не смей…
— Нам нужно найти остальных, — перебил его Сайгон. — Надо убираться с этой чёртовой станции.
Он чувствовал, как ветер шевелит короткие волосы на затылке.
Из-за пилона показался Че.
С ружьём в руках.
И целился он в Сайгона.
* * *
— Опусти пушку, Че.
Становится тоскливо, когда понимаешь, что выхватить из кармана шестерню или выстрелить из лука в горло ты никак не успеешь. Так тоскливо, что ты хохочешь. И несёшь полный бред:
— Мир, дружба, жвачка, братишка! Мне ничего от тебя не надо! Будь спокоен, будь счастлив!
Жаль, растаман вовсе не собирался оставить миролюбивого фермера в покое. И на спуск он не жал только потому, что берёг боеприпасы. Чтобы наверняка попасть, надо подойти ближе.
«Интересно, куда меня — голова, грудь, пах?» — мелькнула глупая мыслишка. Надо бы метнуться к ближайшему пилону. А вдруг Сайгон успеет спрятаться? Вряд ли, конечно, но…
Что-то рычащее сшибло растамана с ног.
Грохнул выстрел. Дробь просвистела у Сайгона над головой.
— Не надо! — взвыл Ункас и лизнул поверженного Че в лицо.
Сын Фиделя спас святошинцу жизнь. Спасибо, Ункас! Сайгон не умеет забывать добро, которое ему делают. Спасибо!
Че с удивлением уставился на ружьё у себя в руках, потом мягко отодвинул Ункаса:
— Слазь с меня, племянничек.
Спрятав лицо в ладонях, плакала Гильза. Мышка то и дело вытаскивал револьверы, а потом прятал обратно в кобуры.
— Доволен, ворошиловский стрелок? Или ещё разок пальнёшь? — внезапно разозлился на растамана Сайгон. — Где Фидель? Байду ты тоже пристрелил?
— Я… — Че не знал, что ответить.
Таким растерянным Сайгон его не видел.
Из-за пилона появился команданте. Он вёл под руку Байду, который безуспешно пытался сменить рожок на своём АК — так у него тряслись руки.
Похоже, никому из спасателей на Шулявской скучать не пришлось.
Спускаясь в туннель, команданте разговорился:
— Сюда приводят детей, которые родились не такими, как все. Айболит принимает их, ухаживает за ними, защищает… На станцию иногда приходят урки с Вокзальной. Лектор вон на собственной шкуре знает, как это бывает. Мутанты нужны пахану для увеселений, любит праздники устраивать. Тварей с поверхности он боится, зато детишек, рождённых на станциях, обожает.
— Айболит… он кто вообще? — поинтересовался Сайгон. — Ну, раньше…
— Айболит — бывший снайпер. Афганистан, Кавказ, Югославия… Опыта у него хоть отбавляй. Но главное — дети его любят. И он в них души не чает.
Сайгон хмыкнул:
— Дети, да…
— Видел хоть кого-нибудь? — Фидель спросил быстро и тут же, смутившись, пояснил: — Я тут не впервой, а кроме Айболита и Ункаса, никого больше… Остальные видят… иногда, а я…
Сайгон рассказал, кого видел, как существа эти выглядели.
— Нет, — покачал головой Фидель. — Они вовсе не такие. Мне рассказывали.
Но уверенности в его голосе не было.
К ним подбежал на четвереньках Ункас.
— Отойди. Я попрощаюсь с сыном.
Сайгон не стал спорить. В обществе мутанта ему было не по себе.
— Возьми с собой! — послышался членораздельный вой.
И голос команданте:
— Нет. Там, куда я иду, слишком опасно. Но помни: всё, что я делаю, я делаю ради тебя!
Спасатели двинули в путь.
Фиделю о своих догадках он говорить не стал.
Устали безмерно. Что называется, еле ноги волокли.
— Команданте, привал бы…
Рухнули вдоль рельсов, где были. Распугали стаю пацюков. Мышка едва не наступил на нору выползка и даже не заметил, а у Сайгона сил не было рассказать ему об опасности: раззявил рот — да так и закрыл, не издав ни звука.
Устали, да, но не спалось. С полчаса ворочались, кряхтели с закрытыми глазами — и никак. Не сговариваясь, стянулись в круг, сели рядышком, касаясь друг друга плечами. Так было спокойней, что ли. Все они до сих пор сохранили способность видеть в темноте, но Сайгону казалось, что это ненадолго.
— А мы на Шулявской были вообще? — Мышка выглядел озадаченным. Он наморщил лоб и, сняв шляпу, почесал затылок.
Что-то подобное происходило и с Гильзой. Она рьяно расплетала и заплетала косу.
Сайгон хотел рассказать Мышке о том, где тот был и что делал, но… Посмотрел на Че — и передумал.
