Злюсь, но понимаю, что бесполезно что-то говорить, потому вырываюсь, даю понять, что сейчас надо отпустить, иль Кан нехотя выпускает мою руку, а я приподнимаюсь и беру его за руку.
— Я это не выбирала, — прямо смотрю ему в глаза, — дело в нем.
Иль Кан сначала не понимает, а потом хмурится и смотрит на браслет. Оба наших браслета, которые светятся желтым светом. Его глаза расширяются, и пока он доходит до происходящего, делаю глубокий вздох и поднимаюсь на ноги, расправляю платье, собираюсь уходить к себе. Но иль Кан уже на ногах, предотвращает мою попытку к бегству, ударяя ладонью в мою дверь при попытке ее открыть.
— Почему ты не сказала? — Спрашивает как-то примирительно.
— А что бы это изменило? — Спрашиваю, а щеки пылают.
— Ничего.
Возмущенно смотрю на него, злюсь.
— Ты издеваешься?!
А он разворачивает меня спиной к двери, приближается, берет за подбородок и заглядывает в глаза. Хочу его оттолкнуть, хочу что-то сделать, но… парализована интересом. Как будто я не знаю, что может последовать…
Но он медлит, заглядывает мне в глаза, потом разглядывает свой резонирующий браслет. Еще один взгляд мне в душу.
— Ты зря думаешь, что я тебе подходящая пара, — заявляет он.
— Я так не думаю, — почти враждебно отрезаю.
— Но ты поверила браслету.
— Браслет еще не показатель.
— Еще какой показатель. Ты мне предначертана самой природой.
— Ты сам понимаешь, что несешь?! — Возмущаюсь. — То отойди, то подойди. Ох, не повезет твоей жене.
— Ты знаешь, на что идешь, — пожимает плечами и ухмыляется.
Шутки шутит? Отпихиваю его и пытаюсь уйти, но тут вспоминаю о записке… Разворачиваю конверт и вытаскиваю листок, читаю. Столбенею.
Я не должен был так поступать с девушкой, которая мне не безразлична. Прости…
Оборачиваюсь и смотрю на него, трясу запиской.
— Это что?!
— Не поняла? — Мрачно смотрит он.
— Ты сам-то себя понимаешь?
— Вполне.
— И что же ты понимаешь?
— Я не Мастер разговоров, скорее действия.
— Это еще что означает?
— Разреши и я покажу.
— Нет уж, спасибо, — подозреваю, какого рода доказательство последует. Или не подозреваю. Неважно! — Не принимаю это как извинения.
— Твое право, — отстраняется он.
Злюсь, делаю глубокий вздох, чтобы успокоиться.
— То, что ты там какой-то Винтэри, и твоя сила, и твоя слабость. Ты думаешь, что весь мир обязан тебе. А вот и нет. За все надо бороться.
— Уж поверь мне, я-то знаю про борьбу все, — темнеют его глаза.
— Спорить не буду. Но то, что я о тебе знаю, говорит лишь об одном: даже если ты останешься последним мужчиной на земле, я за тебя не выйду.
Резко разворачиваюсь и ухожу к себе. Не знаю, хотел ли он зайти следом, но только когда дверь закрывается, понимаю, что выронила записку. Черт! Ну, ладно, выронила и выронила. Может быть, так лучше. Что это вообще было?! Ах, ладно. Надеюсь, больше он меня преследовать не будет. Не хочу его знать, не хочу!
Глава тринадцатая
Все произошедшее не просто выбило меня из колеи, колея разрушилась к чертям собачьим! Какой же несносный этот иль Кан! Ну как так можно?! Я же… я же… теперь он знает про резонанс, но я не скажу, что рада этому. Просто… просто…
Ох, как же с ним совершенно не просто! Но его стратегия — «отойди-подойди» просто выносит мне мозг! Я не могу не признаться хотя бы самой себе в том, что он мне определенно нравится. Но то, как он ведет себя… Лучше бы он просто послал меня к черту на куличики и все на этом завершилось.
Зачем я показала ему резонанс? И… чем мне теперь это грозит?
После того, как все более или менее улеглось (мое настроение, тяга к разрушениям, злость и ненависть), а также иль Кан наверняка ушел (спустя-то час подпирания двери), мы с Чернышем решили не откладывать на завтра то, что можно было сделать сегодня. Нужно было отвлечься, иначе я бы точно что-нибудь взорвала. Черныш не спрашивал, Черныш хотел еще пожить, и я была рада, что он в это не полез. По мне видно было, что я не адекватна.
Собравшись с моим фамильяром, мы отправились искать комнату моей бабушки в ученические годы.
Я-то понятно, шла неизвестно куда, но Черныш вел уверенно. Он помнил и привел нас очень быстро. Правда он немножко сомневался насчет того, занята ли комната или нет. Но когда мы пришли, и я нашла один ведьмовской символ «отвода глаз», который ставят специально, чтобы к определенному месту не приближались, стало ясно, что нам повезло.
Комната бабушки была не заперта (хоть одна из них) и внутри оказалось довольно уютненько. Забавно, мы вроде бы просто зашли в обычную комнату, но по ощущениям как будто попали в другое время. Необычно, но…
Покой, вот что я ощущала здесь. Судя по изменившемуся выражению мордочки моего фамильяра, не мне одной здесь было хорошо. Может быть, это все дух времени, а, может быть, я просто была рада попасть куда-нибудь, где не будет сложностей.
После нескольких ностальгических минут мы взялись за поиски подходящих для нас вещей. В отличие от моих колдовских шкафов, заставленных банками с травами и зельями, здесь все было заставлено книгами с заклинаниями. Причем я сначала удивилась, мол, «зачем бабушке книги по заклинаниям, когда она сама мастер заклинаний?», но потом вдруг поняла одну важную вещь.
— Черныш! Это она сама все написала!
— Ага, — безразлично бросил сначала он.
— Что «ага»?! — Воскликнула возмущенно. — Наверняка среди них есть то, что откроет и дверь в ее другую комнату, и конверт!
— Ааа, — протянул теперь кот. — Ты права.
Как-то он спокойно отреагировал. Такое чувство, что открытие закрытых вещей волнует только меня. Впрочем, неважно, нужно что-нибудь отыскать…
Искали мы долго и вскоре планировали завершать, но тут в одном из шкафов я вдруг обнаружила под половицей записку. Я подозвала своего фамильяра, который перелистывал страницы книг, и он, увидев на конверте надпись, замер, словно громом пораженный.
— Это… тебе, — сообщила я.
Черныш плюхнулся на задние лапы и прокашлялся. Моргнул, разволновался еще сильнее.
— Ой, я не могу, читай быстрее, — попросил он.
Я достала письмо и быстро пробежалась по строчкам взглядом. Хотела убедиться, что в письме нет ничего страшного. Ну, как нет? Вообще-то…
— Вслух! — Рявкнул Черныш.
Я откашлялась и зачитала:
Дорогой Чертенок!
Ты один из самых близких живых существ для меня.
К тому моменту, когда ты будешь читать это письмо, меня скорее всего не будет в живых.
Поэтому я поручаю тебе завершить то, что не смогла я.
С любовью чешу тебя за ушком,
Твоя Э
Черныш выкашлял всхлип и — честное слово — взвыл. Я сначала испугалась, а потом поняла, что он плачет и для разнообразия обняла беднягу, прижав к себе. Он для разнообразия был совершенно не против, закопался в складки моей пышной юбки и приглушенно рыдал еще какое-то время.
Когда он наконец-то успокоился, сделал несколько глубоких, тяжелых вздохов, он попросил показать ему письмо. Он узнал почерк бабушки, снова чуть не разрыдался, но в этот раз сдержался.
— Как думаешь, что она могла иметь в виду? — Спросила я.
— Не знаю, — покачал головой мой фамильяр. — Но… я помню, она не любила доверять тайны никому. Здесь что-то не так. Тебе нужно изготовить зелье проявления скрытых свойств.
— Долго?
Черныш сначала набрал в грудь воздуха и хотел ответить, но потом глянул на меня, взметнул бровь, и я поняла, что сейчас ничего хорошего не последует.
— Пару недель, наверное, — засомневался он, — в лучшем случае. Если не будешь увиливать.
— Спасибо за веру в меня, — слабо улыбнулась в ответ.
