— Что все это значит, Босвел?! Постарайтесь мне объяснить, пока я не разжаловал вас до неумехи! — в ту же секунду взревел мистер Цириус.
— Я, про. оооо….ну….ина…че…че…как….- заикаясь, пролепетал мой учитель.
— Это мы понимаем, что ничего не понимаем, — согласился с претензиями председателя кранкс.
— Поддерживаю, — рявкнул гном. Его лицо напоминало сейчас неподвижных механикусов из зала славы, высеченных из цельного куска мрамора.
Напоследок неудачное изобретение виртуоза издало какой-то непонятный фыркающий звук и умолкло навсегда. Я стоял, не в силах произнести ни слова. Босвел, в отличие от меня — когда у него прошел шок — еще пытался оправдаться, но все попытки, на мой взгляд, были бесполезны. И все же они последовали.
— Дайте мне еще один шанс, — молил мистера Цириуса виртуоз. — Я не виноват в случившемся провале…
— О чем вы говорите, неудачник?! — дослушав лепетание Босвела, взревел председатель. — Вы позорите высокое имя механикуса! Запороть запуск изобретения — это высшая степень неуважения к Гильдии. Мы зря потратили на вас свое драгоценное время, и в следующий раз боюсь, у вас не будет больше возможности доказать свою состоятельность. Мы не хотим впредь наблюдать за подобным крахом. Нам претят такие неучи, как вы. Поэтому, думаю, мы попрощаемся с вами навсегда!
Решение председателя было более жестоким, чем приговор коллегии праведников.
— Стойте! — Босвел упал на колени и схватился за фалды одежды гнома.
Они уже дошли до ворот, когда кранкс помог своему коллеге избавиться от ненужного груза. Виртуоз беспомощно упал на бок, подняв столп пыли.
— Нет-нет… не уходите…
Мой учитель сейчас напоминал капризного ребенка, а не хитроумного мастера способного вдохнуть жизнь в любую, даже самую сложную машинерию.
Остановившись на пороге, Цириус повернулся, презрительно уставившись на жалкого виртуоза. Его слова раздались подобно раскату грома:
— У вас есть оправдание?!
— Да, — внезапно прошептал Босвел.
— Какое?
— Я подготовил все идеально, и мое изобретение должно было работать безупречно. Я провел сотни испытаний, но произошла одна досадная оплошность…
— Оплошность? — Цириус нацепил на нос монокль и его гнев сменился легким интересом.
Босвел привстал на колени, вытер слезы, немного подумал и изрек:
— В последний день я допустил до машинерии своего ученика Сти. Это он во всем виноват! — перст виртуоза указал в мою сторону. — Он хоть и хороший малый, но весьма неуклюж. Именно в нем причина неудач. Он что-то сделал не так. И вот итог!
Я слушал и не верил своим ушам. Босвел нещадно врал, спасая свою жалкую душонку, а я падал на дно масляной кучи, откуда не суждено выбраться ни одной, даже самой совершенной машинерии.
Босвел говорил долго и чувственно, навешивая на меня все больше гадостной лжи, что я был уже не в силах воспринимать его слова. Опустив голову, я просто ждал, когда виртуозу надоест поливать меня грязью. Но речь его длилась бесконечно. Комиссия внимала, понимающе кивала и, в конце концов, дала моему учителю не совет, а скорее негласный приказ. Таким бездарям и криворуким тупицам, как я, нет места в гильдии мастеров. Босвел кивнул, соглашаясь. И незамедлительно пообещал им гнать своего ученика взашей.
Остановившись у высоких резных ворот, я низко повесил голову и ступил за порог. Именно отсюда и началось мое долгое и опасное путешествие. Мне впервые удалось подняться в небо, побывать в подземельях заброшенного города и научиться охотиться на опасного зверя с человеческим лицом.
Но давайте обо всем по порядку…
Глава 2
Обида и медные шестеренки
Паб 'Веселая подкова' считался лучшим пристанищем небесников, которые не очень-то любили тех, кто не носил теплых курток с нашивками золотого винта. Лишь адепты маханикусов являлись для них неким исключением из правил. Боевые крылопланы после стычек с Совиным звеном часто чинились в одном из главных цехов отсека Тарсы, расположенном за стенами города на Северных равнинах — наверное, единственном месте на всем побережье, где любой уважающий себя ученик мог получить достойный опыт починщика. И пускай платили там сущие гроши, зато кормили на убой, и даже за мелкую работенку держатели ангаров устраивали настоящий пир молодым механикусам.
Дейв, мой близкий приятель, которого я знал еще с приютской скамьи, входил в число таких неопытных помощников.
Частенько сбегая от своего старого мастерового в поисках настоящего дела, он однажды забрел в крайний ангар Тарсы и показал себя с лучшей стороны. Так началось его долгожданное обучение механическому делу. Последний раз, он поведал мне по секрету удивительную историюо том, как ему удалось 'вдохнуть жизнь' в старый, всеми забытый 'Пеликан' — те-образный крылоплан, который считался на материке истинным раритетом. Я ему, конечно, не поверил, но, не раздумывая, поднял кружку, за долгий полет восстановленной машины.
Опустошив еще одну пинту темного, я отрешенно оглядел малочисленный зал и грустно вздохнул.
— Чего хмуришься? Небось опять твой мудрец чего-то отчебучил? — поинтересовался Дейв.
Мой друг был явным полукровкой, не желавшим мириться со своим туманным прошлым. Поэтому к вопросу о своем происхождении относился весьма трепетно. "Я причисляю себя к прославленной семье ливисов. Только не тех, что родом из морозной тундры, а южных — первых собирателей пара", — говаривал он в такие минуты, и никто не спорил с его довольно смелым утверждением.
Первое время мы еще пытались шутить на эту тему, но за долгие годы нашего знакомства байка о его знатном родителе и тайном заговоре против семьи настолько поистрепалась, что колкости стали редкими, а огонек юмора постепенно угас. И сегодня я не стал реагировать на его высокопарную позу (грудь колесом, а руки уперты в бока) и высоко задранный нос (так высоко, что может уткнуться в потолок).
— Вчера мы предстали перед комиссией, — осторожно начал я.
— Да ну, — псевдо-ливис сделал вид, будто не поверил. — Что же вы представили? Двойную сушилку тряпок или Раскалыватель древесины? — и порадовавшись шутке, гордо присвистнул.
— Ни то и ни другое, — фыркнул я. — Это только твой глухой мастер может изобрести подобную ненужность. Мы пытались продемонстрировать работу пневмопочты.
— И что же?
Нахмурившись, я недовольно буркнул себе под нос:
— Провал.
Дейв зашелся истерическим хохотом.
— Прямо распирает от любопытства: в чем же причина ваших неудач? Или вы все-таки умудрились выгодно втюхать изобретение Цеху?! Погоди. В этом я сильно сомневаюсь. Если бы такое случилось, ты бы уже танцевал на столе туки-стуки, угостив своего лучшего друга настоящим фийским вином, а не довольствовался бы этим пойлом.
— Прав на все сто, — согласился я. — Мы с учителем провалились как дилетанты. Хотя постой! Почему это — мы?! — меня даже передернуло. Встрепенувшись, я гордо выпрямился и, ударив кулаком по столу, авторитетно заявил: — Он облажался, а перед комиссией выставил меня. Понимаешь?! Взял и оболгал, как беспризорного щенка. Сочинил, будто я что-то там не подкрутил, не затянул — вот она и взорвалась.
Хлопнув себя по коленке, Дейв уже не смеялся — у него просто не осталось на это сил. Едва слышно постанывая, он продолжал сдерживать очередные приступы гогота.
— И в чем же напортачил твой виртуоз?
— Забыл подписать письмо и оно не нашло адресата, нарушив тем самым последовательность действий, — совсем поникнув, кое-как попытался объяснить я.
— Медные шестеренки! Получается, вы были на финишной прямой, а тут бац, вернее, хлопс и все коту под хвост!
— Приблизительно так, — я отхлебнул еще пива и затих.
— И каков итог? — немного успокоившись, поинтересовался Дейв.
Я пожал плечами и, немного подумав, ответил:
— Мистер Босвел выставил меня за порог в тот же вечер. Просто отдал котомку и, сочувственно пожав руку, сообщил, что желает мне удачи… Возможно, были и другие напутствия, но я не хотел слушать его лживую болтовню. Еще он вроде намекнул, что если история с изобретением уляжется и комиссия подпишет акт, он будет рад меня видеть у себя в учениках. А пока я должен слоняться где хочу и как могу добывать себе пропитание… Еще он что-то говорил о репутации и деловой хватке…
— Он что же, тебе даже патент не выдал? — теперь лицо Дейва выглядело крайне обеспокоенным.
Я кивнул.
— На виртуоза, видимо, надавили из Цеха. Ты же знаешь — неучам не видать степени как своих ушей. А если провалил испытание — тут и подавно держись, свои же сгноят. Так что теперь я вольная птица, только вот куда лететь, ума не приложу.
— Да, дела, — вздохнул друг. — Похоже, наши выжившие из ума учителя, как вино, достигли того возраста, когда напиток превращается в уксус, — и, махнув рукой, добавил: — Не переживай, найдем мы тебе работенку.
