— Да пошел ты, козёл старый!
И плюнула еще в пахана. Вот такая, мол, я! Сама неприступность. Зина, блин, Портнова.
Интересно, что для неё придумает Лёнчик? На его месте Сайгон заставил бы девушку приготовить жаркое из собственной руки и накормить им пацюков с ложечки, салфеткой вытирая длинные мордочки. Но у Космоса на Гильзин счет, наверное, и свои собственные фантазии имеются.
К слову, меткость рыжей соперничала со снайперскими способностями Болта, обитавшего на Святошине. Плевок амазонки угодил вовсе не в ракету или на луну на щеках «старого козла», а в личико несчастной «ножки». Кряхтевшая под тяжестью стариковского тела блондинка в голос зарыдала. Лёнчик, на всякий случай увернувшийся, соскользнул со столешницы, та перевернулась, и порошок игрушечным снегопадом накрыл тигровую шкуру.
Ей-богу, лучше бы Гильза попала Лёнчику в морду.
Сам Зевс из книжки Куна метал громы и молнии значительно тише, чем буйствовал сухонький человечек с Вокзальной.
Мышку контузило. Че с восхищением внимал перлам Космоса. Фидель побледнел, а Лектор и Байда от переизбытка храбрости едва не грохнулись в обморок. Сам же Сайгон испытывал настойчивое желание опростаться. Держался только потому, что боялся, увлажнив штаны, испортить заодно и без того уже пострадавшую шкуру. Это было бы уже совсем неуместно.
Теперь понятно, почему Сайду некомфортно в присутствии Космоса: даже без молодой команды, только за счет своих языковых способностей, пахан умел внушить страх и трепет.
Воровская харизма не проняла только Че.
Зацепившись заинтересованным взглядом за рассыпавшуюся по полу карточную колоду, он невозмутимо врезался:
— Хорош воздух гонять — в ушах звенит. Давай реальную игру замутим. На что катаешь?
И извлек из-за пазухи свою собственную колоду — ничуть не менее засаленную, чем у Космоса. Карты запорхали в его пальцах, как птахи с Берестейской. Пахан загипнотизированно уставился на вытертые и побуревшие от жира и копоти картонные квадратики. Рыбак рыбака видит издалека, так?
— Короче, Лёнчик. Я хочу Гильзу.
— И остальных, включая меня самого, — подсказал Сайгон.
— И остальных. — Че важно кивнул святошинцу. — Вместе со мной.
— И фикус, — добавил Сайгон.
— И фикус, — послушно повторил Че и, лишь сообразив, что именно он ляпнул, покосился на фермера.
— Фикус? — Космос прищурился. — Фикус?!
— Да. Фикус. — Че понял, что нащупал болевую точку пахана.
— А что ты поставишь на кон? — заперхал Космос. — Ты же весь, с потрохами, мой!
С каждым словом из ноздрей его вылетали облачка белой пыли, словно он был по самый затылок наполнен ею.
Че вмиг прервал его веселье.
— Моя ставка — душа.
Лицо Космоса окаменело, резко обозначились морщины. Только теперь Сайгон понял, как много этому человеку лет. Значительно больше, чем всем прочим старикам, которых он знал. Может, все девяносто. Может, тысяча.
— Душа? — напевно произнёс Космос и облизнулся, попробовав слово на вкус. — Ду-у-у-ш-ша-а-а…
Че развёл руками — и карты исчезли:
— Душа. Но если ты не хочешь…
Пахан подался вперёд, сделав челюстями жующее движение, словно не желая выпускать из пасти еще рыпающуюся добычу.
— Годится. На душу буду играть. Мне и моей молодой команде… лишняя душа не помешает.
Че знал, на что играть. Может быть, бывал на Вокзальной раньше, а может, умел прочесть странные знаки, которые испещряли стены логова пахана. Или слышал, что нанятые Космосом мародеры поднимались в мертвый Киев в поисках книг по магии, по оккультизму. Сам пахан ни с кем свои увлечения не обсуждал, а с кем откровенничал в дурмане — придя в себя, отрезал язык по корень, чтобы дальше не трепались. Но все равно трепались… Болтали, что собственную-то душу Ленчик давно уж продал.
— Во что катаем? — подмигнул пахану Че. — В дурака?
Космос проигнорировал оскорбление. Улыбнулся:
— С тебя-то душа, а что с остальных взять? Давай так. Если проиграешь, я заставлю этого каннибала сожрать их живьём — по очереди. — Он подмигнул Лектору. — Я помню тебя, мой вечно голодный мальчик. Решил вернуться к папочке? Твоя клетка всё ещё ждёт тебя.
Нигерийца передёрнуло, он сжал кулаки. Но Космос уже потерял к нему интерес.
— Этого, — он указал на Че, — расковать и ко мне. Остальных прочь. Не хочу, чтобы заглядывали в карты… Нет, оставь! Пусть смотрят, как этот лох проигрывает их жизни!
— Приступим? — натужно-весело предложил Че.
Вместо ответа Космос нырнул в кучу порошка на шкуре. Секунда, две, три… Движения его стали резче, в глазах появилось осмысленное выражение.
Сайгон скрестил пальцы растаману на удачу. Она ему пригодится.
Когда Гильзу и связку спасателей выводили из хором, пахан отобрал у Сайда шприц и вогнал себе в вену пять кубов прозрачной жидкости из ампулы. Морфий, что ли?..
Лёнчик проводил процессию мутным взглядом. Туман в зрачках, разума там больше не найти — умчался на ракете к звёздам и луне.
Че последним покидал гостеприимного хозяина.
— На память. — Он швырнул на стол свою колоду, потрёпанную и засаленную, довоенную ещё. — Думаю, с картами я теперь завяжу.
Странная получилась игра. Вначале казалось — их перевешают прямо тут через полчаса, не позже. Че проиграл сначала Гильзу (та чуть ему глаза не выцарапала — охрана оттащила), потом Байду, потом Сайгона — Сергей рванулся было, но тут же ему чуть челюсть не свернули. И только когда на кон поставили Фиделя, что-то случилось. Глаза у Космоса помутились: то ли начался заставивший долго себя ждать приход от чего-то ранее употребленного, то ли бесы, которым он душу продал, временно вступили в свои права. Играть стал по своим, одному ему понятным правилам — будто в другую игру, да и не с Че, а с кем-то невидимым.
И Че жизнь за жизнью кое-как отыгрался. До своей души так и не дошел.
Космос, двигавшийся тяжело, неловко, будто в его теле сидел кто-то посторонний, не разобравшийся еще с управлением, только согласно кивнул, когда вспотевший Че осторожно положил на стол последнюю карту и спросил, признает ли пахан его победу.
Пленников отпустили. Вор за слово в ответе.
— Эй, Сайд, ты бы поторопился с «браслетами», а то испортим ещё. — Мышка уже надел на себя ремень с револьверами.
— Да пошёл ты!
Мародёр хмыкнул и одним выстрелом перебил цепочку наручников.
— А что, — он прищурился, разглядывая стальное кольцо на запястье, — ничего так бижутерия, беру!
До туннеля их проводил лишь Сайд, своих людей он отпустил. Отчего-то Сайгону казалось, что, если по ним опять начнут палить из джунглей, Сайд больше не будет суетиться и тратить медикаменты.
— Шулер? — мрачно спросил бандит у растамана.
— Шулер, — вдруг легко согласился тот. — Но ты сам видел, брат: я против него ничего не мог, пока он в астрал не ушел. Честная победа.
— Видел, — тяжело кивнул Сайд. — С ним всегда так. И никогда не знаешь, чего ждать.
— Одержимый? — серьезно спросил Че.
Сайд ничего не ответил: только вздохнул тяжело и повел борцовскими плечами.
Че задумчиво рассовывал молодые «лопухи» конопли по свободным карманам. В рюкзаке Сайгона поместилось пара кэгэ, не меньше. А вот к рюкзаку с взрывчаткой растаман даже не прикоснулся. Похоже, не только Фидель и Сайгон знали о его содержимом.
— Слышь, Сайд, — вдруг заговорил Фидель, давно уже молчавший, — что хочешь за свою куртку?
Сайгон навострил уши: одежка бандита пришлась по вкусу и ему тоже.
— Да, Сайд! — встрял он. — Что за куртку просишь?
— Лук отдашь? — Сайд внимательно посмотрел Сайгону в глаза.
— Нет, — замялся Сергей. — Лук не отдам.
— Даю катану! — тут же резанул Фидель.
Сверкнуло лезвие.
* * *
Фидель откровенно забавлялся, подначивая Сайгона:
— Малыш, снимай уже свою рванину. Ну сколько можно в ней ходить?
И это при том, что его клетчатая рубаха выглядела ничуть не лучше.
— Сколько нужно, столько и можно. Хоть и рванина, а моя. — Сайгон с завистью поглядывал на выменянную команданте куртку.
Куртка прямо-таки лучилась лично для него в темноте туннеля. Наверное, массаж мозга, который Сайгону устроил телепат с Шулявской, все еще давал о себе знать.
Это только Сергей все рефлексировал по поводу новообретенной способности: Байда, Гильза и Мышка воспринимали ее как должное. Видать, им мозги размяли сильней, чем Сайгону, а может, и не в первый раз.
Ну да лишь бы не во вред… А то и так половина метро — «несповна розуму», как говорит Байда. Сами справились, без вмешательства телепатов.
— Поверх, что ли, наденешь? — Фидель протянул Сайгону турецкую кожанку. — Вот это произведение искусства — и поверх твоей рванины?! Не жалко, малыш?
