века она переехала в восточную часть Массачусетса, и там во время сражения у форта Пенобскот ее похитили индейцы. Ее дочь (1680–1776) дожила до тех времен, когда британские колонии в Северной Америке завоевали свободу и независимость, и значительно увеличила население молодой республики, произведя на свет общим числом ни много ни мало девятнадцать крепких сыновей и пригожих дочерей. Одна из ее дочерей (1735–1802) вышла замуж за шкипера из Уискассета, работавшего на Вест-Индскую торговую компанию, и плавала по морям и океанам вместе с ним. Дважды она пережила кораблекрушения: один раз у острова, который сейчас называется Сегуин, а второй – на пути к Сан-Сальвадору. Как раз там, у Сан-Сальвадора, и родилась тетушка Гертруда.
Нам до смерти надоели эти семейные предания. Возможно, мы относились к ним с недоверием из-за бесчисленных повторений и беспощадного вдалбливания указанных выше дат в наши юные уши. Как я уже говорил, мы не принимали перечень предков тетушки Гертруды за чистую монету. Ее рассказы казались нам в высшей степени сомнительными. Оба мы считали, что цепочка всех этих бабушек – только миф, а главным действующим лицом приписываемых им приключений является сама тетушка Гертруда, которая продолжала жить столетие за столетием, пока поколения ее современников проходили до конца обычный для всех живых существ путь.
В полумраке на нижней площадке широкой лестницы тетушкиного особняка можно было разглядеть высокие напольные часы. Они были сделаны даже не из красного, а из темно-красного дерева и затейливо инкрустированы серебром, а их высота превышала восемь футов. Язык не поворачивался назвать их простым предметом обстановки.
Надо заметить, что лет сто назад в этих краях в городке Брунсвике успешно трудился часовщик по имени Кэри. Редко в каком из зажиточных домов этой части побережья не встречались изделия этого замечательного мастера.
Однако часы тетушки Гертруды начали отсчитывать часы и минуты за целых два столетия до рождения брунсвикского умельца. Они уже шли, когда Вильгельм Молчаливый разрушил дамбы, чтобы устроить наводнение и таким способом вызволить Лейден из осады. Рядом с этим древним аристократом шедевры Кэри выглядели простенькими, недавно изготовленными поделками. Крупные черные буквы и цифры с именем создателя тетушкиных часов, Яна Липпердама, и годом изготовления, 1572-м, до сих пор были отчетливо различимы прямо на циферблате. Нарисованная искусной рукой веселая голландская луна демонстрировала свои фазы над пейзажем с отвоеванными у моря участками земли – польдерами и ветряными мельницами. На самом же верху умелый мастер вырезал мрачный орнамент – череп, пронзенный обоюдоострым мечом. Как и у всех часов шестнадцатого века, маятника у них не было. Взамен стоял простой анкер ван Вика с грузиками, опускавшимися до самого дна высокого корпуса.
Правда, эти грузики всегда стояли на месте. Каждый год, когда мы с Гарри приезжали в Мэн, стрелки часов неизменно показывали четверть четвертого, как и тогда, когда мы увидели их в первый раз. Пухленькая луна постоянно находилась в третьей четверти и выглядела такой же безжизненной, как и нависший над нею череп. В этой неподвижности и параличе стрелок чудилась какая-то тайна. Тетушка Гертруда рассказала нам, что часы перестали показывать время с той поры, когда их поразила молния. Она показала нам сбоку в верхней части корпуса черную дыру, от которой уходила вниз широкая трещина длиной в несколько футов. Однако нас такое объяснение не удовлетворило. Мы удивлялись, почему тетушка категорически отказывается пригласить часовщика из деревни и отчего вдруг пришла в такое волнение, когда обнаружила, что Гарри стоит на лестнице с позаимствованным где-то ключом и собирается самостоятельно определить, почему часы перестали ходить.
Однажды в августе, когда мы уже вышли из детского возраста, ночью меня разбудили непонятные звуки, доносившиеся снизу, из холла. Я толкнул кузена.
– Кто-то забрался в дом, – прошептал я ему.
Мы крадучись выбрались из нашей комнаты на лестницу. Снизу исходил тусклый свет. Затаив дыхание, мы осторожно спустились на второй этаж. Тут Гарри крепко сжал мне руку и ткнул пальцем вниз, поверх перил, одновременно удерживая меня в тени.
Перед нами открылась странная картина.
Тетушка Гертруда стояла на стуле перед старинными часами в белой ночной рубашке и таком же белом ночном чепце, выделяясь в темноте, как тополь, покрытый снегом. Внезапно пол под нашими ногами чуть слышно скрипнул. Тетушка резко повернулась, напряженно вглядываясь во тьму и вытянув руку со свечой в нашу сторону. Ее хорошо освещенное лицо выглядело намного старее, чем тогда, когда я пожелал ей спокойной ночи. Пару минут она не двигалась, только ее рука, державшая свечу, слегка дрожала. Потом, очевидно успокоившись, тетушка поставила свечу на полку и снова повернулась к часам.
Теперь мы увидели, как она достает откуда-то изнутри корпуса ключ и начинает заводить механизм. Мы слышали ее короткое, прерывистое дыхание. Обхватив корпус часов обеими руками, она приблизила лицо вплотную к циферблату, словно собираясь тщательно его исследовать. В таком положении тетушка оставалась довольно долго. Наконец мы услышали ее облегченный вздох, и на короткий миг она слегка повернулась в нашу сторону. Мне никогда не забыть то выражение исступленной радости, которое совершенно преобразило ее лицо.
А стрелки часов двигались!.. Они двигались вспять.
Тетушка Гертруда снова обняла обеими руками деревянный корпус и прижалась к нему своими увядшими щеками. Она принялась целовать и гладить часы, словно перед нею было живое, обожаемое существо. Она всячески ласкала их и шептала им какие-то слова, которые мы хорошо слышали, но понять не могли. Стрелки продолжали двигаться вспять.
Потом тетушка внезапно вскрикнула и отшатнулась. Часы остановились. Мы увидели, как длинное тело тетушки закачалось из стороны в сторону. В ужасе и отчаянии она судорожно протянула руки, рывком передвинула минутную стрелку в прежнее положение на четверть четвертого и тяжело опустилась на пол…
II
По завещанию тетушки Гертруды мне достались банковские и нефтяные ценные бумаги, недвижимость, железнодорожные акции и семипроцентные городские облигации, тогда как Гарри она оставила только часы. В то время мы решили, что это не слишком-то справедливо, тем более что мой кузен всегда ходил у нее в любимчиках. То ли в шутку, то ли всерьез мы подвергли старинное часовое устройство тщательному исследованию, простукивая его деревянный корпус в поисках тайников и даже прощупывая механизм вязальной спицей: а вдруг наша эксцентричная родственница сунула туда дополнение к завещанию или какой-то другой документ, вносящий коррективы в ее волеизъявление? Ничего найти нам не удалось.
По условию завещания мы должны были получить образование в Лейденском университете. Поэтому мы бросили военную школу, где учились не столько стратегии и
