Горе…
Рука папы потянулась к ремню, но он отдернул её и только прожёг меня взглядом. Лучше бы он дал ремня, лучше избил бы меня, чем так смотреть.
Ребят нашел сторож. Каким-то чудом выжил Митька, но он больше не мог двигаться и говорить. Сашку и Лёшку хоронили всем городом. И взгляд каждого присутствующего с укором останавливался на мне. Так что я действительно почувствовал себя виноватым.
Потеря друзей и стыд за свою трусость выжгли в моей душе дыру, залечить которую не получилось и годы спустя. Я избегал заводить новых друзей, не женился и даже не задумывался о детях. Слишком многое во мне самом так и осталось напуганным и несчастным ребёнком.
Иногда родные вывозили Митьку на прогулку. Он, кажется, не узнавал меня. После таких встреч меня особенно жестоко мучили кошмары.
Всё детство я мечтал вырасти и уехать из города, но сделать этого так и не получилось, словно город не отпускал. Моё желание сбылось для Толика: его родители решили уехать в другой город к дальним родственникам.
— Он стал сам не свой после того случая, — рассказывала его мама.
Я не слышал о нём несколько лет, а потом увидел однажды на глянцевом листке, какие щедро раздают перед выборами. Лицо друга детства было отталкивающим и пугающим, но это не помешало ему построить неплохую политическую карьеру.
Я приказал себе вернуться в здесь и сейчас. И так годами ворочал эти воспоминания, словно они были хворостом, поддерживающим огонь моей жизни.
Парк изменился, поредел. Бывшие тропинки превратились в асфальтированные дорожки, я испугался, что не найду нужное место. А ещё больше испугался, подумав, что никакого особенного места нет вовсе, а все мои наблюдения и выводы — начало сумасшествия. Но, увидев небольшой фонтан рядом с одной из дорожек, почувствовал — это здесь была лужа.
На бортике фонтана, держась обеими руками за длинную деревянную ручку метлы, сидела маленькая старушка. Она подняла голову, и я задохнулся.
— Здравствуй, — сказала она, словно старому знакомому.
Мигательные перепонки скользнули по водянистым тёмным глазам. Мне в нос ударил запах протухшей рыбы, но не такой сильный, как в детстве. Вокруг помрачнело, потемнела вода в фонтане, но это всё ещё был парк, а не лес из моих страшных воспоминаний.
— Старею, — невесело усмехнулась дворничиха. — Да и ты уже не мальчик, побереги колено, садись, в ногах правды нет.
Страх не пропал, но с удивлением я почувствовал, что выдержу.
— Кто ты? — спросил я, осторожно опускаясь рядом со старухой.
— У меня больше имён, чем ты сможешь запомнить. Зови шишигой, но разве ты это пришёл узнать?
Я отрицательно покачал головой. Действительно, для чего я пришёл сюда?
— Зачем ребят губишь? — вырвалось у меня.
Шишига крикнула недовольно.
— Обвинять, значит, пришёл, не разобравшись. Столетия с людьми вожусь, ни на пядь не изменились. Ходят по миру слепышами, строят города на гиблых местах. Здесь раньше болото было, ты знал?
Я снова покачал головой.
— А на болотах граница миров тонкая, вот и лезет сюда всякое — такого тебе и не снилось.
Я хотел возразить, мол, откуда ей знать о моих снах. Но промолчал, внезапно догадавшись, что она знала.
— Я несколько веков тут на страже. Неблагодарная работёнка, но людское мне не чуждо. Только состарилась, не удержать всего. Вот и приходится выпускать зло. Но я выбираю деток — думаю, они по силам столько плохого сотворить не смогут, как взрослые.
— Да ну? — горько спросил я. — Дети вырастают.
— Ты не видел, что бывает иначе, — как-то жестоко возразила шишига. — А вырастают не все, чаще погибают под грузом зла.
— И ничего нельзя сделать?
— Можно, но это не просто. Если силёнок кто подкинет, продержусь ещё пару веков. Только это дело добровольное. В свободном выборе самая сила, понимаешь?
Я не ответил, жалея свою никчемную жизнь, но уже зная, что это прощание. Слишком долго я смотрел. Слишком долго молчал. Слишком долго боялся. Нужно совершить хоть что-то хорошее и важное в жизни, как то, о чём мы мечтали с друзьями: Сашкой, Лёшкой, Митькой и Толиком.
— Делай, что нужно, — вздохнул я.
* * *
Рыжеволосый мальчишка застыл в нескольких шагах от фонтана, словно забыл, зачем он сюда шёл. Потом вскрикнул, увидев на земле безжизненное тело старика, чьё лицо показалось знакомым. Точно, дед, ударивший его палкой. Воспоминание принесло с собой чувства вины и стыда.
Мальчишка побежал назад к главной аллее парка, в поисках взрослых, которые могли вызвать врача.
Из фонтана ему вслед печальными водянистыми глазами смотрела помолодевшая шишига. Маленький рот улыбался, делая её лицо почти похожим на человеческое.
Давай чпокнемся присосками
Артём Кельманов
Это должно было произойти, рано или поздно. Кто-то должен был додуматься использовать человеческий сигнал SOS как ловушку. Вот я и попался. Чёртова электроника моментально отказала, как только я посадил корабль на этой никчёмной планетке, расположенной в системе тусклой полудохлой звезды, вдалеке от всех известных звёздных трасс.
Слетал в разведку, твою налево!
У этой планеты даже названия нет, даже какого-то вроде «Гамма-3487-б», а вот сигнал SOS был. Первичный анализ показал, что жизни и даже условий для возникновения жизни на планете нет. Значит никаких агрессивных местных, можно приземляться одному без опасений. Просто кто-то потерпел аварию, какой-то исследователь, разведчик, такой же, как я. И никаких аномалий в том районе, откуда шёл сигнал, сканеры не выявили. Я просто обязан был отреагировать, попытаться помочь. Об этом говорили закон совести и все инструкции.
Какой же я идиот!
Со злости я пнул ящик с инструментами. Я либо задохнусь, либо замёрзну, либо замёрзну и задохнусь. Если только раньше не появятся те, кто устроил эту западню. Впрочем, далеко не факт, что я нужен им живым. Надевать скафандр и выходить наружу, было бы неразумно. Я посмотрел в иллюминатор — повсюду, насколько хватало глаз, виднелась скалистая пустыня. Какая-то своеобразная красота присутствовала в этих камнях, глыбах, оврагах и трещинах, в слабом свете местного солнца приобретших багрово-коричневый цвет. Пугающая чужая красота…
* * *
Тёмные пятна в глазах.
Становится нечем дышать.
Кровь колотит в висках.
Или это кто-то стучит по обшивке?
Бред.
За бортом те же скалы, те же камни.
Твою мать! Что это за хрень?!
Иллюминатор облепило бледно-розовое склизкое щупальце.
Зажмурился.
Тишина.
Открыл глаза. Чисто.
Ясно. Начались галлюцинации.
Какой-то неразборчивый шепоток.
В иллюминаторе — рыба-удильщик. Частокол острых зубов. Фонариком светит мне в лицо, взгляд слепых белых глаз пронзает насквозь.
Зажмурился. Открыл глаза. Рыба ещё здесь.
Шёпот эхом отдаётся в голове.
