считают, что работники в красном кирпичном здании вечно заражаются всеми болезнями, которые они изучают, только из-за грубо-небрежной работы. Некоторые говорят даже, - мы не будем выяснять, что их к этому побуждает, - что эти молодцы просто хвастают своим удальством.
Мне кажется, что дело в самозабвенной любознательности, в стремительности, с которой они врываются в каждую новую тайну. Френсис говорит, что работать в резиновых перчатках чертовски кропотливо.
Френсиса ужасно раздражала неясность этой истории с мальтийской лихорадкой. До, после и во время своей собственной болезни - со странной таинственностью он сидел в своей грязной комнатке и развенчивал один за другим сложнейшие методы, которые, якобы, позволяли отличать микроб Бруса от свиного и коровьего микробов Банга.
В конце концов он нашел нечто, с успехом заменившее неопределенные и сложные методы.
Коровий микроб Банга с большим трудом прорастает на питательных средах вне животного организма. Прорастание начинается только в присутствии углекислоты.
Свиной микроб Банга непривередлив и растет легко без углекислоты.
Микробы Бруса, найденные у коз, свиней или людей, тоже не капризничают и растут без углекислоты. Вот особенности, с помощью которых легко отличить микробы Банга от микробов Бруса.
Но свиные микробы Банга иногда поселяются в коровах и попадают в молоко.
Френсис из крови больных выделил культуру коровьего микроба Банга, идентичную культуре, выделенной из молока, которое они пили.
А в крови несчастного, погибшего от мальтийской лихорадки в Иове, он обнаружил оба вида микроба Банга. Один несомненно коровий штамм прорастал только в присутствии углекислоты, второй - рос легко и, следовательно, был либо свиным микробом Банга, либо микробом Бруса.
Но какое это имеет знамение, если все три вида микробов живут в коровах и попадают в молоко?
XI
Разумеется, эти микробы особенно озлились на Ивэнс, заварившую всю эту кашу. Семь лет мучили они ее, отняли семь лучших лет жизни и превратили ее в инвалида. Но все равно, она уже не была непризнанной пророчицей. Она получила заслуженную (хотя и не прибыльную) награду - была избрана председателем Американского общества бактериологов. Теперь она могла свободно выступать на заседашгях - и говорила прямо, что если учесть всех больных, у которых неправильно диагностированы те или иные болезни и которые в действительности болели мальтийской лихорадкой, то…
Точность, с которой оправдывались эти ее слова, должна была развеселить ее и заставить ее забыть хоть на миг мучивших ее микробов Бруса. В 1929 г. случаи мальтийской лихорадки были зарегистрированы во всех штатах Америки. Число зарегистрированных случаев в 1926 году измерялось несколькими десятками, в 1929 г. - оно превышало тысячу.
Разумеется, Ивэнс уже давно закончила свою часть работы и теперь все зависит от общества - хочет оно или не хочет болеть мальтийской лихорадкой. Уот Симпсон и врачи в Дэйтоне показали, чего можно достигнуть в борьбе с этой болезнью. Уот - патологоанатом при одной из дэйтонских больниц, и его всегда чрезвычайно раздражает, что люди продолжают страдать от болезней, существование которых не имеет никаких оправданий. Это странное чувство он внушил некоторым дэйтонским врачам. В несколько месяцев Симпсон и вдохновленные им врачи обнаружили более семидесяти случаев мальтийской лихорадки в Дэйтоне и его окрестностях.
В самое короткое время Симпсон и лучшие врачи Дэйтона научились диагносгпгровать мальтийскую лихорадку, так, же, как, например, корь и свинку. Врачи ставили диагноз на основании своих наблюдении и здравого смысла, а потом посылали Симпсону кровь на исследование.
Симпсон с группой энтузиастов, его сотрудников, слишком скромных, чтобы именоваться учеными, показали на большом материале, что эта свирепая лихорадка поражает только любителей сырого молока, оставляя в покое всех остальных людей.
Полтора года тому назад в Дэйтоне и его окрестностях начали пастеризовать почти все молоко, включая также и молоко от самых породистых, премированных коров.
С тех пор там не было ни одного случая мальтийской лихорадки.
Конечно, Симпсон и эти дэйтонские врачи - чудаки, может быть даже фанатики, и едва ли в тридцати американских городах применяется пастеризация.
Большинство живет по старинке, утешаясь мыслью, будто для того, чтобы заразиться мальтийской лихорадкой, нужно выпить огромное количество сырого молока.
Распространено также чрезвычайно научное мнение, будто существуют восприимчивые и невосприимчивые к мальтийской лихорадке любители сырого молока.
К сожалению, до тех пор, пока вы не заболеете, вы никогда не можете сказать с уверенностью, к какой из этих двух групп вы принадлежите.
Нет ничего глупее здоровых людей, закутанных в пледы, с перчатками на руках и под зонтиком. Но существуют меры предосторожности, одновременно и простые и разумные.
Я не хочу умирать и хочу быть здоровым, поэтому, прежде чем выпить стакан молока, я всегда спрашиваю:
- Это молоко пастеризовано?
Мак-Кой. Подобает ли генералам умирать в постели?
Но почему именно ты должен этим заниматься?- спросила миссис Мак-Кой своего мужа.
- Если бы другие не возились с больными попугаями, то я думаю, они бы не заболели, - ответил Мак-кой.
- Но почему же ты работаешь совсем один?
- Судя по данным, которыми мы покамест располагаем, у меня при этой работе не больше пятидесяти шансов из ста остаться в живых через месяц...
- Понимаю. Ну, ничего не поделаешь. Тогда ты прав, - сказал миссис Мак-Кой.
Это последний из рассказов, посвященных приключениям исследователей из красного кирпичного здания на холме. Я должен предупредить вас, что борьба со смертью, о которой здесь будет рассказано, - не эффектна, Смерть проиграла сражение, но жизнь кого бы то ни было из нас нисколько при этом не удлинилась, и на протяжении трех отчаянных месяцев все сотрудники красного кирпичного здания подвергались сильнейшему риску.
Это была решительная схватка. На мой взгляд, всякая борьба со смертью должна быть героична. Все участники этой борьбы, будь то знаменитые ученые или самые скромные их помощники, должны поровну делить опасность. В этом отношении научные исследования похожи на войны тех отважных времен, когда генералы действительно не умирали в постели.
Современные руководители лабораторий подвергаются такому же риску умереть от болезни, с которой они борются, как генералы современных войн - погибнуть от бомбы или от гранаты. Многие современные бактериологические исследования стали такими сложными, требуют стольких работников, что кажется вполне разумным со стороны руководителя- держаться в тылу, сохраняя свою голову для дальнейшего руководства. Эти соображения ничем пе отличаются от соображений, в силу которых генералы последней войны командовали армиями из хорошо укрепленных замков или глубоких, забетонированных окопов. Гибель мозга армии влечет за собой растерянность, а часто и гибель миллионов.
С этой точки зрения поведение д-ра Мак-Коя,
