что это зло, что наша задача, – пользуясь злом, искоренить необходимость прибегать к этому средству в будущем. А потому – пусть все те, которым поручено произвести обыск, лишить человека свободы и держать его в тюрьме, относятся бережно к людям, арестуемым и обыскиваемым, пусть будут с ними гораздо вежливее, чем даже с близким человеком, помня, что лишенный свободы не может защищаться и что он в нашей власти» [186].
В этом кратком, но чрезвычайно емком по мысли документе Дзержинский ответил на главные и политические и морально-этические вопросы, вставшие в связи с вынужденной необходимостью проведения красного террора: что делать? во имя чего делать? как именно делать?
Но может быть, это лишь «узковедомственный» документ, не столь уж «обязательный», практическое и воспитательное значение которого во многом умаляется хотя бы тем, что он не становится достоянием широкой гласности?
Откроем газету «Известия» за 26 октября 1918 года. В ней публикуется постановление органа высшей государственной власти Республики Советов – Президиума ВЦИК от 25 октября «По поводу статьи „Почему вы миндальничаете?“, помещенной в „Еженедельнике Чрезвычайных Комиссий“».
Предыстория этого постановления такова.
Редакция указанного еженедельника получила из Вятской губернии письмо, озаглавленное «Почему вы миндальничаете?», которое подписали четыре человека: военком Нолинского уезда, председатель и секретарь уездного штаба по борьбе с контрреволюцией, а также член партии – председатель укома РКП(б).
В связи с арестом Локкарта и высылкой его за границу авторы письма высказывались за то, чтобы по отношению к таким руководителям и вдохновителям контрреволюционного подполья, организаторам кровавых мятежей и диверсий, при допросах применялись любые, даже самые крайние и жестокие «меры воздействия, вплоть до пыток», ибо за каждым сокрытым ими фактом стоят жизни и судьбы многих и многих людей.
Редакция «Еженедельника Чрезвычайных Комиссий», сопроводив это письмо общим заявлением о том, что «пролетариат слишком силен и не нуждается в жестокости и мстительности по отношению к своим классовым врагам», сочла все-таки возможным поместить его в № 3.
25 октября на заседании ЦК РКП(б), в котором участвовал Ленин, а затем на президиуме ВЦИК под председательством Свердлова был обсужден вопрос об этой статье «уездных Робеспьеров» и о позиции редакции еженедельника. В принятом постановлении говорилось:
«Президиум Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета, обсудив статью „Нельзя миндальничать“, помещенную в № 3 „Еженедельника Всероссийской Чрезвычайной Комиссии“, признал, что высказанные в ней мысли о борьбе с контрреволюцией находятся в грубом противоречии с политикой и задачами Советской власти. Прибегая по необходимости к самым решительным мерам борьбы с контрреволюционным движением, помня, что борьба с контрреволюцией приняла формы открытой вооруженной борьбы, в которой пролетариат и беднейшее крестьянство не могут отказаться от мер террора, Советская власть отвергает в основе, как недостойные, вредные и противоречащие интересам борьбы за коммунизм меры, отстаиваемые в указанной статье.
Президиум Центрального Исполнительного Комитета самым резким образом осуждает как авторов статьи, так и редакторов „Еженедельника Всероссийской Чрезвычайной Комиссии“…» [187].
Добавим, что за публикацию указанной статьи «Еженедельник ВЧК» тогда же был закрыт, а президиум ВЦИК по предложению ЦК РКП(б) 25 октября 1918 года создал специальную авторитетную комиссию для «политической ревизии» и тщательного ознакомления со всей деятельностью ВЧК. В эти же дни ЦК РКП(б) и ВЦИК рассмотрели и утвердили «Положение о Всероссийской и местных чрезвычайных комиссиях», определявшее функции, пределы компетенции «чрезвычаек», их взаимоотношения с другими советскими учреждениями, четко и обстоятельно отвечавшее на те же главные вопросы: что делать? как именно делать? во имя чего делать? [188]
Но даже при самом ясном осознании революционного долга это была тяжкая, выматывающая душу и сердце работа.
«Младенец, принесенный в жертву для счастья всего человечества, – это мелодрама, продукт больной фантазии Ивана Карамазова, хотя младенцы гибли всегда, гибнут и сегодня в самых справедливых войнах, ведущихся, как известно, для защиты женщин и детей. Но уничтожить человека даже виновного, самого большого насильника – не так просто, хотя бы сам Алеша Карамазов подписал приговор: „Расстрелять!“» [189].
«Старый знакомый мой, П.А. Скороходов, тоже сормович, человек мягкой души, – рассказывает Горький, – жаловался на тяжесть работы в Чеке. Я сказал ему:
– И мне кажется, что это не ваше дело, не по характеру вам.
Он грустно согласился:
– Совсем не по характеру. Но, подумав, сказал:
Однако вспомнишь, что ведь Ильичу тоже, наверное, частенько приходится держать душу за крылья, и – стыдно мне слабости своей.
Я знал и знаю немало рабочих, которым приходилось и приходится, крепко сжав зубы, „держать душу за крылья“ – насиловать органический „социальный идеализм“ свой ради торжества дела, которому они служат.
Приходилось ли самому Ленину „держать душу за крылья“?»
Горький вспоминает, как однажды, после прекрасного исполнения музыки Бетховена, сказав о том, что он готов «слушать ее каждый день»,
Ленин «прибавил невесело:
– Но часто слушать музыку не могу, действует на нервы, хочется милые глупости говорить и гладить по головкам людей, которые, живя в грязном аду, могут создавать такую красоту. А сегодня гладить по головке никого нельзя – руку откусят, и надобно бить по головкам, бить безжалостно, хотя мы, в идеале, против всякого насилия над людьми. Гм-гм, – должность адски трудная!».
«Он слишком мало обращал внимания на себя для того, чтобы говорить о себе с другими… Но однажды, в Горках, лаская чьих-то детей, он сказал:
– Вот эти будут жить уже лучше нас; многое из того, чем жили мы, они не испытают. Их жизнь будет менее жестокой.
И, глядя в даль, на холмы, где крепко осела деревня, он добавил раздумчиво:
– А все-таки я не завидую им. Нашему поколению удалось выполнить работу, изумительную по своей исторической значительности. Вынужденная условиями, жестокость нашей жизни будет понята и оправдана. Все будет понято, все!» [190].
Уже упоминавшийся нами «железный комиссар», бывший в 1919 году председателем Комиссии по борьбе с дезертирством, С.С. Данилов в сентябре 1921 года писал Владимиру Ильичу:
«В обстановке жестокой гражданской войны, голода, нужды, тяжелых лишений мало было места альтруизму, любви даже внутри класса, среди трудящихся.
Сейчас мы получили передышку. С военного фронта центр тяжести переносится на борьбу с разрухой, с голодом, на работу по упорядочению и облегчению обыденной жизни.
Нельзя ли в этой мирной работе сделать одним из движущих рычагов альтруизм, чувство сострадания и любви к старому и малому, к слабому
