Который сделает то, что должно быть сделано.
* * *
Стены коридора, куда попадает Чеглок, молочно-белые и гладкие, как стекло. В сотне футов от него стоят соединенные фигуры Мицара и святого Христофора, оба лица – загорелое красивое лицо раба и чуть повыше – изуродованное лицо хозяина в повязке на глазах – приветливо улыбаются. Мицар одет в потрепанный военный китель, в котором он был на площади Паломников, пустые рукава приколоты к бокам, повязка так же грязна, а вот нормал сменил грязную упряжь и драные штаны на упряжь и брюки из черной кожи, отполированной до глянцевого блеска. Ноги его уже не босы, а обуты в гладкие кожаные сапоги. Тонкая шпага с серебристой резной рукоятью висит на поясе. Вопреки прежнему презрительному и жестокому отношению тельпа к святому Христофору кажется, что он все-таки способен гордиться внешностью своего раба. Но скорее, думает Чеглок, этим физическим контрастом между ними Мицар просто подчеркивает глубину падения нормала, бывшего придворного Плюрибуса Унума.
Бросив рюкзак на пол, Чеглок оглядывается через плечо, через острый край иммобилизованного крыла. За спиной – только пустая белая стена. Ворота закрылись. И с ними закрылась связь с Сетью. Недоумевая, он поворачивается обратно к тельпу:
– Что тут происходит, Мицар?
– Знаешь, у меня какая-то странная нелюбовь отвечать на вопросы под наставленным на меня ножом, – отвечает Невидимый через святого Христофора, чьи разные глаза оба смотрят на клинок в руке Чеглока.
А он и забыл, что держит нож. Но и бросать тоже не спешит.
– Я его не буду убирать, если не возражаешь. На случай, если нарвемся на нормалов.
После краткого молчания тельп пожимает плечами.
– Как тебе хочется, – говорит нормал.
Он поворачивается и идет по коридору, сделав Чеглоку знак следовать за ним.
– Куда мы идем?
Голова Мицара в повязке поворачивается к Чеглоку, а голос святого Христофора, по-прежнему глядящего вперед, произносит:
– Ты что, уже забыл свою пентаду?
– Нет, конечно. – Чеглок подбирает рюкзак и догоняет Мицара. – Как они?
– Не стану тебе врать. Когда мы их нашли, они уже поддались действию вируса.
Ничего неожиданного он не сказал. Но услышать подтверждение своих страхов все равно больно.
– В смысле – «поддались»? Они…
– Нет, они живы. Но без сознания и парализованы.
– Шанс! А… – Он почти боится спросить. – А Моряна?
– Она тоже. Их селкомы заключили тела в защитную оболочку, вроде как у тебя на крыльях… но этим мы тоже займемся.
Чеглок едва отмечает это обещание помощи.
– А под оболочкой селкомы пытаются драться с вторгшимся вирусом. Положение критическое, так что мы держим их здесь, в карантине. Хочу, чтобы ты знал правду: вирус силен. Выживут они или нет – зависит от Шанса.
Святой Христофор останавливается перед участком белой стены. Подняв руку, он рисует на ней лемнискату, и стена открывается, как диафрагма. Мицар проходит внутрь, Чеглок следом за ним, в коридор, сперва неразличимый.
– И даже если они выживут, – продолжает флейтой голос нормала, – может иметь место системное повреждение. Я не хочу сказать, что надежды нет, всегда возможен спасительный бросок. Но будь готов к худшему.
Чеглок вспоминает Моряну, ее прощальный поцелуй, горячечные губы. Ноги у него слабеют, и он останавливается, прислонившись к стене.
Святой Христофор останавливается рядом с ним.
– Этот нормал силен, пусть он тебя поддержит, как держит меня.
– Я в порядке.
Переливчатый смех святого Христофора сопровождается безмолвным оскалом Мицара, обрубок языка ворочается за идеально белыми зубами.
– Как всегда, горд и упрям. Все ещё настоящий эйр. Я-то надеялся, что время, проведенное там, в темноте, послужит тебе полезной розгой.
Нормал пожимает плечами и идет дальше.
Проглотив раздражение, Чеглок спешит за ним.
– А что там со мной случилось, «в темноте», как ты это назвал?
– А как ты думаешь?
– Я видел медианет в работе. Наблюдал поток информации и вещества между Сетью и физическим миром. Селкомы и вирусы делали то, что я говорил им. Я открыл вроде как шлюз и возник здесь, где оказался ты.
– Таковы свойства нексуса и возможности тельпа в нексусе.
– Но я, как ты уже напомнил, эйр.
– И какой вывод ты можешь сделать из этого несоответствия?
То, что было совершенно ясно миг назад, кажется намного менее вероятным, когда надо произнести это вслух.
– Одно объяснение – это что я обладаю способностями тельпа в дополнение к способностям эйра, – говорит он, осторожно выбирая слова.
Соображения насчет Второго Становления он решает пока оставить при себе.
– Действительно, одно объяснение.
– Если у тебя есть другое, я бы не против его услышать.
Тельп и нормал наклоняют головы в пародии на вежливость:
– Вероятно, ты был виртуализован, и твои действия направлял тельп.
– Ты хочешь сказать, что все это время меня вел ты?
– Я не единственный в мире тельп.
– Ты можешь мне хоть раздать прямой ответ?
– Не ответы кривы, а вопросы.
Воцаряется угрюмое молчание, а тем временем святой Христофор, еще раз сделав знак Шанса, открывает путь в третий коридор, неотличимый от первых двух. Насколько может судить Чеглок, это и есть тот же коридор. Ему кажется странным, что им до сих пор не встретились другие мьюты, и наконец он спрашивает Мицара о команде эвакуации.
– Одни занимаются твоей пентадой, другие сторожат от вторжения врага.
Тут Чеглоку приходит в голову мысль:
– А почему ты сейчас говоришь со мной через святого Христофора, а не прямо в голове, как раньше?
– Наконец-то стоящий вопрос! Причина проста: мы в сердце нексуса. Такие места – мертвые зоны в смысле псионики. Слепые пятна медианета.
– Как глаз урагана?
– Подходящая аналогия. Здесь и ты, и я беспомощны, как нормалы.
И верно: Чеглок не может поднять и ветерка. Никогда раньше, даже под самым суровым гасящим полем, не ощущал он такого полного отсутствия псионики. Это как-то очень неуютно и почти нереально.
– Селкомы, – говорит святой Христофор. – Вот на чем работает псионика. Силы эйров, шахтов, салмандеров, руслов и тельпов – все это манипуляции селкомов, будь то создание эффектов стихии, или виртуализация, или просто чтение мыслей. Ты этого не знал?
– Подозревал.
– Да, трудно отрицать правду, когда видишь ее своими глазами. Мьюты презирают нормалов за их зависимость от антеха, но если вдуматься в суть, псионика тоже вид антеха. И об этом тельпы всегда знали.
– И держали про себя.
Одновременное пожатие плеч нормала и тельпа.
– В сердце нексуса селкомов нет… кроме тех, которые мы несем в себе, конечно. Но нет ни одного снаружи, которым могли бы командовать способности мьютов.
– Как же ты тогда управляешь святым Христофором?
– Псибертроника.
– Вот эта шпага? – предполагает Чеглок.
– И упряжь.
Он качает головой:
– Странно, что такое место построили мьюты. Место, где наши врожденные способности бесполезны, а антеховские устройства нормалов отлично функционируют!
– Ты прав. Но дело в том, что мьюты не строили всего этого, и другие такие же нексусы – тоже.
– Но Полярис говорила…
– Тельп низшего уровня знает и секреты низшего уровня. На самом деле нексусы были построены нормалами еще до Вирусных Войн. За много лет Коллегия освоила некоторые из них, например, вот этот. Несмотря на определенные недостатки, они нам полезны.
– Чем полезны?
– А вот эти сведения куда выше твоего уровня! Достаточно сказать, что только в нексусе тельпы могут исследовать полный потенциал своей псионики. И только в сердце нексуса тельп может на время уйти от гнетущего внимания Орбитальных… и своих соплеменников. Только здесь можем мы выйти за ограничения медианета и испытать спокойствие одинокого умственного созерцания собственных мыслей. Но твою пентаду направили сюда ради иной цели.
– Чтобы уйти от нормалов.
– Это можно было бы назвать причиной низкого уровня. За ней стоит другая. Можешь ты ее угадать?
– Как?
Святой Христофор смеется – лисьим лаем. И останавливается. Оба лица его смотрят на Чеглока, как одно:
– Чтобы выявить шпиона. Сперва заставить его проявить свои усиленные псионические способности, потом поймать его там, где эти способности бесполезны.
– Ты хочешь сказать, что вы поймали шпиона?
– Поймали.
– Так кто же это? Постой – ты сказал «он»? Не Феникс! Значит, это Халцедон?
– Это тот, кто не инфицирован.
– Но мы же все инфицированы!
– И ты? – Оскал на изувеченном лице Мицара. – Брось, Чеглок. Хватит отрицать очевидное. Шпион – ты.
У Чеглока гребень на голове встает дыбом, челюсть отвисает, и он глядит в стоящие перед ним два лица, ища какой-то признак смысла… или скорее бессмыслицы, ведь все это может быть очередной мерзкой шуткой Мицара. Но не видит такого знака.
