— Да ну, хреновина какая, — отозвался Шептун. — Зато искусственная не болит… И не устает почти. Плюсов гораздо больше, чем минусов.
— Кому как… В тебе хоть кусочек мяса остался?
— А то! Конечно, остался… Я что тебе, робот?
— А в чем разница? — спросил я, вдруг ощутив, что кроме нелюбви к людям, к «мясным», в киборге просыпается и другое чувство. С этим чувством в колониальной Америке люди с белым цветом кожи произносили слово «черный».
— Робот — это вообще… не человек. Ты и не видел, до чего доходит…
— Видел. — Я вспомнил, как в учебке нас водили в спецтюрьму… В одной из камер сидело существо, отдаленно напоминающее человека. А рядом, на стенке, была вывешена фотокомпозиция, иллюстрирующая процесс захвата этой твари. И список погибших.
Это было давно.
Шептун посмотрел на меня внимательнее:
— Верю… Так вот, Мартин, робот… Это совсем другое дело. Понял?
— Но киборги себя тоже к людям не причисляют. Часто…
— Это все ерунда, приятель. Просто мелочи. Незначительные разногласия — по сравнению с тем, какая разница, какая пропасть лежит между нами и теми, о ком мы говорим. Любой ИскИн больше человек, чем робот…
— Да уж… — сказал я, и мы замолчали, наблюдая за операцией. Батхед ловко прилаживал искусственный сустав. Крови почти не было.
Ловкость его рук наводила на мысль, что доктор тоже киборг. Я присмотрелся повнимательнее…
Батхед почувствовал мое внимание, посмотрел в мою сторону и подмигнул. Весело так. Не переставая работать руками…
— Разногласия между киберами и людьми на самом деле суть искусственные, — продолжил тему Шептун, — Уже сейчас грань начинает понемногу стираться, процесс сглаживания углов не остановить. Еще несколько шагов в сознании, и процесс кибернизации станет государственным делом. Если… Если у нас сегодня ничего не получится.
— Получится, — уверенно ответил я. — Должно получиться…
— Не знаю… Столько мы шума наделали. Да и ставки уж слишком высокие.
— Высокие, — согласился я. — Ну и что?
— Хех, — Шептун усмехнулся. — Легко тебе жить, честное слово. Сомнений не знаешь…
— Если бы… — тихо сказал я.
— Что там эти?.. — кивнул в сторону кабины Шептун.
— Тишина. Сканируют наши системы, — ответил пилот-оператор, худощавый парень, лет тридцати, по имени Юра.
— Успешно?
— Некорректный вопрос, — ответил Юра и снова обратился к своим приборам.
— Кстати, а чего мы ждем? — спросил я.
Шептун посмотрел на меня, словно через стекло… Далеко вдруг оказался от меня Шептун. Где-то за тысячи и тысячи километров. Черт его знает, может быть, так оно и было. Шептун слишком сложная система, чтобы быть уверенным, что знаешь, о чем он думает, где в данную минуту находится.
— Не время еще… — ответил мне издалека Шептун. — Артема мы ждем…
— Понятно… — сказал я. — А почему все еще специалистов не видно? Не врубаюсь я…
— А тут и думать нечего, — сразу отозвался Шептун. — Ты знаешь, что сейчас на границе творится?
— Что?
— Согласно официальному заявлению, сейчас на территории Украинской республики ведется спецоперация. По захвату особо опасных преступников… И всяких психотропных пушек. Вот. В городе Сумы.
Шептун сделал паузу. Выглянул в голографический иллюминатор.
— Я не спорю, шухера мы наделали много. Но сказать, что это спецоперация… — Он пожал плечами. — Хотя, конечно, можно. На границе бои. Похоже, информация вышла из-под контроля… Не далее двух часов назад ограниченный контингент немецких войск на территории Белоруссии был поднят в ружье. В полном составе. А через мертвую зону на западе Украины прут польские бронемашины. Прямо через радиоактивные поля и развалины Львова. Даже броню не усиливали… Не до людей.
— Оккупация? — удивленно спросил сидящий справа паренек, зажавший между колен «стенобой», финский гранатомет «Пойка-16».
— Спецоперация, — засмеялся Шептун. — Дипломатические отношения никто ни с кем еще не порвал. Хотя поляки нарываются круче всех.
— Почему поляки, а не немцы? — Парень явно питал к немцам нелюбовь из-за оккупационной зоны в Белоруссии.
— Потому что немцы не дураки. Им гораздо проще разобраться с поляками после того, как дело закончится, чем разбираться с русскими.
— А наши? — спросил я.
— А наши… — Шептун пожал плечами. — Наши сейчас проходят буквально сквозь строй украинской народной армии… Маршем. Разве что без песен… Потери незначительные. Им важно поляков отрезать. Спецоперация, однако.
Я прислонился к рифленой стене вертолета и закрыл глаза.
Веселые дела творятся, господи…
Скорее всего, информацию о чипе на Запад выдали сами сектанты. Когда дело жареным запахло. Причем по своей собственной инициативе, без «божественной» подсказки. Сволочи.
Я понял, что злюсь на людей. Не на ИскИнов… Невозможно злиться на то, чего не понимаешь. А понять машину, которая возомнила себя богом… я был не в состоянии. Вероятно, люди делятся на тех, кто поклоняется непонятному, и на тех, кто непонятное старается познать. Старается, но не может.
— Знаешь, что мне интересно… — Шептун толкнул меня в плечо, — какое они потом объяснение найдут?
— Чему?
— Ну как чему… Ты что, не врубаешься, что происходит? Я посмотрел на него вопросительно.
— Ну ты даешь, утратил хватку? — Шептун наклонился ко мне: — Империя растет, приятель. Отзываясь на просьбы трудового народа братской республики… Ну, понимаешь? Или там, для восстановления демократического строя в ответ на агрессию… Как в Африке.
— А что в Африке?
— А там вообще все очень просто было. Оказывая помощь Народному освободительному движению Африки. Таманский вот Мбопу помянул… Так вот он, родимый, возглавляет это самое Народное освободительное движение, которому мы мило помогли. Так и тут будет… Жалко, не увижу, как немцев из Белоруссии попросят.
— Почему не увидишь? — спросил я.
— По кочану… — Шептун снова стал далеким-далеким. — Высаживай меня, однако. Артем маляву переслал.
— Режьте всех, — вдруг закричал Юра из кабины. — Господь на небе отберет своих! — И засмеялся.
— Понеслось! — сказал парень со «стенобоем».
И действительно. Понеслось.
Вертолет ссадил Шептуна с набором аппаратуры. Пилот-оператор тоже остался с ним. Остальные пролетели метров двести на малой высоте и начали выпрыгивать в открытый люк.
Я выпал неудачно. От удара о землю в глазах потемнело. Меня подхватили крепкие руки, протащили над землей несколько метров. А потом над головой дико загрохотало, раздалось резкое шипение рассекаемого воздуха… И еще раз.
Проморгался я только тогда, когда вторая ракета врезалась в здание секты «Край»… Полыхнуло злым, желтым огнем.
Я еще ничего не слышал, а мы уже неслись по нескошенным травам в неостывший пролом. С крыши по вертолету и по нам вели беглый пулеметный огонь. Сектанты оборонялись как могли, благо денег на вооружение им хватало. Однако создать действительно плотный заградительный огонь они не смогли, и через несколько секунд мы были уже внутри. В развороченной приемной.
Первым оказался тот самый паренек с финским «Пойка». Вскинул трубу к плечу… Я зажмурился. А зря. Надо было уши заткнуть!
Зато когда мы влетели в облако висящей в воздухе пыли, дверей перед нами уже не было. И лестницы, о которой говорил Таманский, тоже не было… Здоровенная дыра открывала доступ к покореженным дверцам лифта. По бокам вверх уводили узкие лестничные проемы.
— Куда? — спросил меня командир подразделения.
— Вероятно, вниз, не может у них тут все в одном здании помещаться. И лаборатории, и операционные… Языка надо.
— Двое вверх, там пулеметные гнезда. Живого, хотя бы одного.
Две фигуры в камуфляже рванули наверх, повинуясь приказу.
— Лифт работает?
— Работает…
— Козлы! Минируй. Пойдем по шахте. Сколько этажей?
— Максимум два, скальное основание близко.
А меня не покидало ощущение, будто не я участвую в штурме, а кто-то другой. Похожий на меня.
Наверху громко закричали. Грохнула автоматная очередь. По лестнице скатился человек в черном. Точнее, это мне показалось, что он был одет во все черное… Просто он сгорел… В надземной части здания начинался пожар.
Двое в камуфляже волокли под руки сектанта. Парня лет двадцати трех с почти начисто сгоревшими волосами.
— Есть язык… — Парня кинули мне в ноги.
— Сколько этажей в здании?! — заорал я, хватая его за грудки. — Сколько?
Глаза у парня бегали, губы дрожали. Чем-то он мне напомнил Леху…
— Два… а-а-а… — Язык у парня заплетался. Я ударил его по лицу:
— Девчонка где?
— Какая?! Не знаю никакой девчонки! Я двинул ему коленом в живот:
— Черная! И еще Лора Кудряшова где?!
Вдруг лицо парня исказила гримаса, которую я уже видел. Где? Когда? У кого? Я вспомнил, что такое выражение лица было у Шептуна, когда он спросил меня по поводу чипа.
