Я молчал, потому что не знал, что я могу сказать этому маленькому злому человеку. Он, наверное, и не ждал от меня никаких слов, потому что буркнул себе под нос слова прощания и побежал дальше.
А я вспомнил, как в джунглях Африки, на краю лагеря, в клетке из бамбуковых стволиков сидел бабуин. Как он злобно скалился и бросался на прутья, как просовывал сквозь них лапу наружу и пытался дотянуться до черных солдат, дразнивших его…
— Чего обезьянку тираните? — спросил тогда Федор у нашего земляка наемника.
— А это пленный, — усмехнулся тот — Бабуин-стрелок. Не слыхали? Говорят, наша разработка, в свое время проданная ЮАР.
Я подошел тогда ближе и взглянул бабуину в глаза. Ничего, кроме жуткой злобы.
Что они здесь все творят, черт побери, подумал я, и бабуин плюнул мне в лицо.
Вот тогда все и началось.
Нет, началось значительно раньше, когда мистер Бэбедж построил свою чертову вычислительную машину…
А еще я вспомнил микрочип, который спрятал под камнем в цветнике Маши, подруги шофера Коли.
Надеюсь, там он и сгниет.
Хотя все ненужные вещи в этом мире имеют свойство не пропадать ни при каких обстоятельствах.
27. МАРТИН МЫЛЬНИКОВСлужба внешней разведки (год спустя)
Знаете, всегда трудно подводить итоги.
Наверное, потому, что жизнь человека не делится на этапы, хотя иногда кажется, будто что-то кончилось, что-то началось… Ерунда. Жизнь — это такая лента. Длинная. А может быть, даже бесконечная. Лента Мебиуса. Она переворачивается где-то там, далеко… Переворачивается и идет снова, дальше. Закручивается, сращивается… Без конца.
Мой кабинет, в котором я почти никогда не сидел, все тот же, словно я и не покидал его. Все по-прежнему, даже пыль старая. Следы от пальцев на черном пластике…
Впрочем, кому это интересно? Кроме меня, наверное, никому.
После событий на Украине прошло уже достаточно времени. Год. Я успел отдохнуть, прийти в себя. Успел дать в рожу очередному полкану. Потому я все еще капитан, хотя мог бы… Или нет? Какой из меня, на фиг, майор? Майор — это уже что-то степенное, серьезное. Я же как был экстремалом, так им и остался.
Только ночные звонки меня больше не беспокоят, и, что там происходит в виртуальном мире, мне неизвестно. Впрочем, если Артем не звонит, значит, не нужно…
Вуду почти оправилась от происшедшего. Она все чаще и чаще возвращается в реальность. Откуда? Я не знаю, а спрашивать не имею желания. Просто сижу возле ее кровати и жду, пока она откроет глаза или когда в этих глазах появится осмысленное выражение.
Доктор Мурзилка, который ее теперь лечит, говорит, что это не кома и не просто потеря сознания, а что-то другое. Что, понять трудно, но лечению поддается. Я очень ему верю, особенно когда выяснилось, что он не просто кустарь-алкоголик, а в прошлом едва ли не мировое светило.
Так проходит мое свободное время, Мурзилка что-то говорит, говорит, бубнит… А я сижу возле кровати и жду. Вот она откроет глаза и скажет…
Мурзилка утверждает, что все будет в порядке. Я ему верю…
Таманский на связь не выходит. Он занял пост заведующего отделом оперативных новостей в «Юропиэн геральд» и загружен по самые уши. Эта служба была сотворена специально для него. Мне кажется, он доволен.
Последний репортаж Таманского был из Берлина с церемонии подписания мира.
Единственный, о ком я ничего не знаю, это Шептун. Через три дня после того, как его поместили в клинику, на больницу был совершен налет. И Шеп пропал. Мурзилка утверждает, что ему крышка, такой перегрузки не перенесет ни один организм. В клинике у него были шансы, а так…
Не знаю. Киберандеграунд молчит. Уж что-что, а смерть самого Шептуна не прошла бы незамеченной.
Хотя скоро такого понятия, как «кибер», вообще не будет. Парламент с подачи некоего Александра Рэта отменил пятидесятипроцентный барьер для КИ. Теперь получается, что нет никакой разницы между человеком и кибером… Хорошо это? Или плохо?
Наверное, просто не имеет значения.
Не хочу думать только об одном… Мы уничтожили не все чипы. Я знаю это точно. Таманскому я не сказал. Зачем ему?
В палате тепло и тихо. В коридоре молчит неработающий телефон. Пришлось отключить его на время…
Я сижу возле ее кровати и жду. Прошел год… Сложный и запутанный год. За окнами снег. Сейчас Вуду придет в себя, и мы выпьем шампанского. Натурального, я могу себе это позволить. Сначала выпьем, а потом покурим травки, хотя Мурзилка страшно ругается и грозит выставить меня из клиники к такой-то матери… Но сегодня он дома. Любые праздники повергают доктора Кравченко в жесточайшее уныние, вероятно, по причине хирургически привитой ему неспособности пить.
Сейчас Вуду очнется, мы выпьем, покурим и займемся любовью. Экстремалы мы или нет?!
И ни о чем не будем думать. Ни о чем.
Тихо. Снежинки, как камни, падают через черную ночную воду.
Я просто устал. Это пройдет. Обязательно пройдет.
В приемной зазвонил телефон…
