кровати. Так, в обнимку, они просидели несколько минут.
***
Нельзя было сказать, что поселок умер, но жизнь — та, которую она знала — в нем остановилась, и согласно новым правилам — навсегда. Разрушений процентно было больше, чем в полисе, но, скорее всего, в силу меньшего масштаба поселения. В разных местах стояли редкие катера и люди нагружали их своим имуществом, чтобы перевезти в полис.
Практически все, кто попадался на пути, замирали, глядя на нее, идущую по улицам. Было непонятно, чего больше в их глазах: страха или восхищения. А залезать им в головы не хотелось, лишь иногда она ощущала четкие образы эмоций, которые они испытывали при ее виде, и разум, не желая того, выхватывал редкие обрывки их мыслей, не складывающиеся в что-то понятное, цельное.
Она дошла до знакомой тропинки. Увидела башенку, остановилась. Все цело, ничего не разбито. Йона постояла, не понимая, хочет ли она идти дальше. Там никого нет. Уния отобрала у нее все.
Она опустила взгляд, не в силах больше видеть это. Она с трудом сдержала слезы. Почти минуту рассматривала множество отпечатков, оставленных «молотками» и каким-то модификатом. Она пошла дальше и с чувством бесконечной тоски глядела на дом, в котором больше никогда не будет жильцов — поселковая жизнь вокруг полисов теперь запрещена ввиду особой опасности.
Незапертая калитка слегка поскрипывала, движимая ветром. Двор зарос бурьяном окончательно. До стен добрались вьющиеся растения — теперь убрать их некому. Придет время — и двор, и дом, и огород покроются зелено-бурым покрывалом травы, кустарников и деревьев. И лишь в ее воспоминаниях будет жить память о том, каким все это было, что здесь когда-то жили люди.
В траве под кустами шиповника послышался шорох. Йона пригляделась: на нее пристально глядело темно-рыжее существо с белыми пятнами. Ахиллес! Грустные переживания сразу же съежились и были заброшены в захламник сознания. Она присела, и не помня себя от радости, позвала кота. Тот узнал хозяйку и вышел, нервно мяукая.
— Как же ты выжил? — беспокойно произнесла она, беря Ахиллеса на руки. Она прижала палец к едва заметной блямбе импланта на шее, который не позволял коту уходить далее, чем на десять километров. Пока не работал Купол, смысла в нем не было — опасно ему было везде. Йона «прочувствовала» его организм на наличие микроботов. Они есть, но в пределах нормы. Удивительно.
— Хоть ты у меня остался, — сказала Йона, и поцеловала его в макушку. Ахиллес настойчиво мяукнул, требуя еды. Она взглянула в его серые глаза, и на мгновение ее сознание невольно погрузилось в воспоминания о Маркусе. Кот снова мяукнул и дернулся, пытаясь вырваться — и это вернуло ее в реальность. — Ладно… Идем, поищем, что у нас еще осталось…
***
Дом встретил их тишиной и сумраком. Окно в кухне было раскрыто нараспашку, ветер подергивал порвавшуюся, немного скрученную занавеску. Напротив входной двери все так же стоял накрытый стол, но выглядел он уже совсем не празднично. Еда покрылась плесенью, стоял неприятный запах, вокруг стола повсюду носились мухи, в кусках мяса виднелись личинки.
Йона взглянула на Ахилесса. «Нет, такое давать я тебе не буду. Может что есть в холодильнике?». Она прошла в кухню, кот деловито проследовал за ней. Электричества не было, но продукты в холодильнике все еще сохраняли довольно свежий вид, лишь кусочки хлеба и сыра покрылись тонкими слоями грибка. Красивый, нетронутый торт. Йона не удержалась и отщипнула немного. Вкусно. Молоко вряд ли нормальное, несмотря на свой вид и запах. Она стерла плесень с кусочков хлеба, сыра, достала ломтики вареной колбасы и положила на пол, перед Ахиллесом. Тот жадно набросился на еду, издавая странные, неприятные звуки.
Йона тем временем огляделась, прошлась вокруг. Случайно ее взгляд выхватил нечто на полу в умывальной комнате. Часы. Она забыла обо всем и подошла ближе. Часы, подаренные Маркусом, лежали в тени корзины с бельем. И они продолжали идти. Она подошла к корзине, присела. 16:23. Йона взяла их в руки, долго смотрела на них, редко мигая, потом надела на запястье.
***
Выходя из дома, она понимала, что двигало мамой, когда они покинули Марс. Выйдя за калитку, она, держа сумку, из которой выглядывала голова Ахиллеса, бросила долгий, пристальный взгляд на дом. Она знала, что не вернется сюда больше. Ни сюда, ни в полис. Ни в школу.
Она прошлась по тропинке до поселковой улицы, на которой весь этот кошмар последних дней начался. Она обернулась. Снова долгий, пристальный взгляд.
— Прощай, — произнесла она, будто дом был живым существом и слышал ее. Глаза стали влажными, но она не заплакала. Она вздохнула и пошла по улице вверх. Теперь ее путь лежал туда, где она утратила все и обрела новую себя…
Разведывательный катер несся над океаном. Экипаж состоял из шестерых — четырех человек и двух модификатов. Йона с Джеком сидели во втором ряду.
Джек скосил глаза на Йону. Она сидела расслабленная, с закрытыми глазами. Когда-то он ей восхищался, любовался, теперь же она внушала ему страх. В каждой новой вылазке, если приходилось сражаться, он не узнавал ее — обычно угрюмая и холодная, она преображалась, в глазах ее появлялся блеск. С каким упоением она уничтожала врагов, и неважно, кто был перед ней — модификат, робот. Или даже человек, подневольный Унии — если тот мешал проведению операции… На несколько часов после этого она становилась беззаботной, шутила, в ней бурлила энергия. Да, конечно, она была основой успеха всех операций их команды, но происходящее с ней пугало даже его, никогда особо не разбиравшегося в тонкостях чужого поведения… Хорошо, что теперь у него есть Мирра — его златокудрая красавица, которая заливалась переливчатым смехом от его любой шутки.
Их отряд, состоящий из нескольких групп с разными задачами и уровнями подготовки, но с единой целью, занимался самой сложной, наверное, работой в свободной от влияния Унии части мира. Они занимались поиском советников, легатов, изучали их образ жизни, маршруты передвижения, фиксировали все техноспоты, где тех создавали и обновляли, вычисляли