специалистов, работающих там. За последний год они собрали невероятно много информации, которая позволила бы если не сокрушить их власть, то нанести серьезный урон.
«Атлантис в пределах видимости», — раздался голос Астры. Йона открыла глаза. Они находились в крайней восточной части Индийского океана, за сотню с небольшим километров от Тихого. Джек засуетился, пытаясь через кресла разглядеть город. Он радостно улыбнулся, увидев Либерти и предвкушая встречу с Миррой и еще нерожденным малышом — за два года конфедераты сотворили чудо, дав надежду многим людям в Атлантисе, исцелив от бесплодия. Теперь Джек и выглядел моложе, и здоровее, у него были красивые зубы и красивая улыбка. Он учился в школе для взрослых — и очно, и дистанционно; ученик он был может и не самый одаренный, но превосходил многих целеустремленностью и жаждой знаний.
Йона тоже наклонилась вбок, чтобы посмотреть на город. Либерти был все ближе и ближе, а вскоре из-за горизонта показались Дигнити и Онор. Их возвращение было первой крупной операцией и первым крупным успехом их команды, когда им удалось выманить корабли и захватить над ними контроль. Уже восемь месяцев, как теперь идет спор о переименовании государства в Лемурию, и новых именах для городов, но Бурхан все время налагал вето, считая неуместным эту ребячливую блажь. Йоне было все равно, но такие, как Джек, например, были энтузиастами переименования своей страны и городов, чтобы ничто не напоминало о прежней жизни. Что же, они по своему правы, но право вето, которое было у Бурхана, дало повод части новых атлантов и, возможно, будущих лемурианцев, обвинять его в диктатуре и униатском подходе. Йона же считала, что единоначалие в этот сложный, переходный период — именно то, что не даст еще на старте разрушиться всему хорошему, что у них есть.
Она бросила быстрый взгляд на Джека, вспоминая его недавние мысли. Джек прав. Тысячу раз прав. Ей стало горько от того, что происходит с ней… И Орди, наверное, прав — это не тот путь, которым ей нужно идти, он разрушителен для нее. Но… Остановиться сейчас? Она вспомнила через что все они прошли, свои утраты. И что только благодаря ее борьбе, ее способностям они все выжили. Нет… Не время думать об этом, не время сдаваться, надо идти вперед… На той стороне наконец почувствовали угрозу, все чаще враг совершает необдуманные действия… И есть ли у нее это время? Процессы в организме стали нестабильными и ускорились: она, наконец, догнала свой календарный возраст, а спустя еще два года будет выглядеть и чувствовать себя намного старше. Очень редко показатели возвращались к тем, что были у нее до попадания в Атлантис.
Она склонила голову, коснулась часов пальцами, стала поглаживать. Это ее успокаивало. Под часами виднелась освеженная перед операцией надпись: 5L624. Теперь она обновляла ее постоянно — когда встал вопрос о том, чтобы свести эти знаки, многие отказались. Все ненавидели свою прежнюю жизнь в Атлантисе, но решили помнить. Она тоже хотела помнить. И быть частью этого народа. В первый раз после всего, когда удалось отстоять город, она прошла процедуру прожига, чтобы надпись была естественной, выглядела четче и существовала дольше. Но регенеративные способности быстро превратили надпись в блеклую тень того, чем она была. И теперь она использовала лишь штамп и краску — точно так же, как когда-то это сделала Сайо. Йона вздохнула, вспомнив о ней.
Этот номер, как и другие, предложил Бурхан. Чтобы номера выглядели достоверно, не вызвали подозрений, Анвар обратился к нему. И среди них Бурхан выдал номер своего погибшего сына. Йоне снова вспомнился этот грустный и страшный рассказ. В Либерти они попали вместе, и удачным образом оказались в одном квартале. Бату, как звали его сына, был единственным смыслом его жизни, но, однажды, по приказу братьев Амарок, его забрали — наряду с другими ребятами из разных кварталов его откармливали к дню рождения братьев. Когда Бурхан узнал, что дети стали главным блюдом на их празднике, он сделал попытку покончить с собой, а потом поклялся, что сделает все, чтобы отомстить. Вместе с Архотом — другом, который давно уже горел желанием стать модификатом, он начал отдаляться от «простых», делал все, чтобы угодить хозяевам, всячески демонстрировал лояльность. Это было гнусное время, как называл его Бурхан, потому что приходилось творить ужасные вещи. Спустя несколько лет они прошли процедуру модификации. Его друг действительно пропитался жизнью модов, стал абсолютно одним из них. Именно его пришлось убить Бурхану, когда он вызволял Маркуса.
«34 года прошло, как не стало моего Бату. Я долго ждал. Иногда казалось, что я начинаю забывать, становлюсь подобным им. Стал осторожно искать таких же, как я, среди модов, кто раскаивается, готов бороться — и умирать. А потом появились они — эта Лига. И я наладил с ними связь, надеясь, что вместе у нас получится. Или что мы погибнем — но в борьбе, что я дорого отдам свою жизнь, что однажды я схлестнусь с Амарок и убью их», — говорил Бурхан, рассказывая свою историю. А еще… еще был Джек… Маленьким он так напомнил Бурхану Бату, что даже захотел сделать его своим слугой, чтобы Джек был всегда рядом. Но побоялся… Амарок могли вспомнить его сына, найти в этом всем связь и убить мальчишку. Тогда он решил просто видеться с ним, когда мог, и давал какие-то поручения. Но один раз не уследил за непоседой — и тот обжег свои ноги. А когда Джек вырос, он стал практически главным каналом связи Лиги с Бурханом.
Йона еще раз взглянула на Джека, на его лицо — счастливое от того, что диск города занимает все больший обзор перед ними. Она была рада за него, и… и завидовала немного, что ему есть чем заполнить свою душу. У нее же внутри зияла дыра, и от одиночества и горечи по ночам хотелось выть. Тогда она выходила, бродила вдоль окраин, разговаривая с Маркусом и мамой, и убеждая себя не прыгнуть в океан, чтобы никогда оттуда не возвращаться…
***
Бурое облачение Орди было подпоясано белой веревкой, длинные концы которой свисали вниз; на каждом из них были завязаны по три узла; с пояса свисала цепь бусинок. Это был хабит, монашеское одеяние. Теперь Орди был андроидом — он все-таки прошел апгрейд и выглядел как человек: рост метр девяносто два,