— Было бы неплохо узнать, что тут готовят.
— «Солдат удачи» писал, что малавийцы частенько едят человечину, — сказал я, опускаясь на стул. — Думаю, армия Мозамбика тоже может стрескать пару убиенных врагов.
— Враки это все, — покачал головой Войт. — Это Фергюсон писал, я его знаю. Он и был-то в Найроби, до фронта не доехал… Подцепил какую-то заразу от девки в отеле… Никого тут не едят, скорее всего.
— Значит, мы будем первыми, — заключил я.
Три часа мы бродили вокруг палатки. Вернее, бродил я: Войт возился с камерами, а Федор, как и положено хорошему солдату, спал в тени на надувном матрасике.
Насколько я представлял себе карту военных действий, сейчас мы находились на территории бывшей Замбии или нынешней Малави. Скорее первое. Двум странам — Зимбабве и Замбии — не повезло, потому что они выступили в роли поля боя для двух противоборствующих группировок. За Хараре, столицу Зимбабве, в свое время шли кровопролитные бои. Защищали город верные режиму тогдашнего президента Ионы войска, которым ничего не оставалось — они оказались между двух огней. Замбия отделалась несколько легче — ее попросту разделили пополам, введя военное управление на аннексированных территориях, но потом начались бомбардировки и государства не стало. Медные рудники превратились в лунные пейзажи, антропологический музей в Ливингстоне с трудом успели вывезти какие-то восторженные идиоты из ЮНЕСКО, потеряв более десятка человек, а на Луанду кто-то из воюющих — до сих пор неизвестно, кто именно это был, — сбросил под шумок бактериологическую бомбу с вирусом гриппа Кафуэ. Население частично вымерло, частично разбежалось, и сейчас в эту местность вообще никто не совался. Эпидемии по странному стечению обстоятельств не случилось, чего медики до сих пор объяснить не могут. Прививки от гриппа Кафуэ нам, кстати, сделали. Это было очень больно.
По ветвям акаций скакали мелкие птички. Неподалеку довольно мелодично распевал голый до пояса чернокожий солдат, обхаживая артиллерийское орудие. Я призвал на помощь свои оружейные познания — вроде бы старая британская L-118.
Африка собрала по миру все старье, которое пылилось на армейских складах. БМП и БТР конца прошлого века из Словакии, Польши, ЮАР, США и Египта; британские легкие танки «Скорпион», украинские Т-54, Т-55, Т-62 и Т-72, румынские «Грады», вертолеты AS-350B и AS-532 из Франции, SA-316B из Нидерландов, штурмовики А-37 из США, F-5 из Канады, МВ-326 из ЮАР, МиГ-21 из Израиля, американские транспортники С-130В… Покупались, конечно, и новые, и сверхновые образцы, но в основном воевали на антиквариате. И у той и у другой стороны имелось и тактическое ядерное оружие, но в его наличии никто признаваться не хотел.
Мимо трусцой пробежало отделение коммандос в маскировочной форме, с КОРами, рацией дальней связи, с автоматами на толстых потных шеях. Скорее всего, киберы. Хотя процент киберов в войсках не так уж высок, была на этот счет публикация в «МК». Среди самих африканцев их и так не очень уж много, а киберов-наемников берут в основном в спецчасти либо в техобслуживание.
— Пора есть, — сказал Федор, не открывая глаз.
— Пора так пора, — согласился я.
Он проводил нас в столовую, расположившуюся под навесом в окружении цветущих низкорослых кустиков. За длинными столами сидели солдаты и офицеры без особого разделения на касты. Среди них я заметил несколько русских, которые встретили наше появление довольно индифферентно. Ничего удивительного — земляков в Африке собралось достаточно, чтобы не радоваться каждой русской морде.
Обед оказался обильным и вкусным: бобовый суп, бифштекс с картофелем и овощами, сок. Спиртного за столом никто не пил, очевидно, этим занимались в свободное от обеда время.
Отобедав, мы с Войтом пошли искать капитана Нуйому. Он вышел нам навстречу из палатки: лет тридцати пяти, с длинными волосами, заплетенными в жесткие косички, ниспадающие из-под форменного берета, с маленькой маузеровской кобурой на ремне. Выслушав наши приветствия, он сухо кивнул и жестом пригласил войти в палатку. Там оказалось уютно: была даже книжная полочка с рядами томиков на португальском и английском. Среди авторов я заметил Лумумбу, Нето, Душ Сантуша. На стене висел прикрепленный скрепками стереопортрет незнакомого мне старенького седого негра в очках.
— Прошу вас сесть, — чинно сказал капитан.
Мы разместились на складных стульчиках, а он тем временем извлек из-под койки бутылку виски «Торонто Клаб» и пластиковые стаканчики.
— За встречу, — предложил он, с треском скручивая пробку.
Мы с Войтом переглянулись.
Второй тост последовал сразу за первым. Только-только мы проглотили содержимое стаканчиков, как Нуйома налил снова и провозгласил:
— За победу! Пусть старый бабуин Нкелеле умоется кровью и грязью!
Выпили и за это. Закуски не было. Капитан скомкал стаканчик, бросил его в угол и спросил, сверкнув белками:
— Зачем вы приехали?
— Писать о войне, — сказал Войт.
— А что о ней писать? Вам в Европе всегда было интересно смотреть, как дерутся недочеловеки? Мы для вас всего лишь гладиаторы, не так ли? Я знаю, что у вас там работают тотализаторы: возьмет Нкелеле Булавайо к будущей пятнице или же нет? Какими будут официальные потери при штурме Зомбы? Делайте ставки, белые господа!
— Бог с вами, капитан, — отмахнулся Войт. — Я лично этого никогда не одобрял.
— И все-таки мы гладиаторы, — пробормотал капитан, не слушая, и я стал подозревать, что Нуйома немного не в себе. — В Древнем Риме мы сражались на аренах. Сегодня арена — весь юг Африки, вся ее добрая половина… На севере устраивать арену опасно — ракеты все-таки не мечи и не копья, могут залететь и туда, куда не положено…
Пусть мы ответим:
«Здесь!» —
Когда нас позовет Возрождение мира.
Пусть мы станем дрожжами —
Без них не взойти белому тесту.
Ибо кто внесет оживляющий ритм
В этот мертвенный мир
Машин и орудий?..
— Кто это написал? — спросил ошеломленный Войт. — Вы?
— Африканский философ, поэт и политик, член Французской академии, первый президент Республики Сенегал Леопольд Сенгор, — с гордостью сказал капитан.
— Ну, насчет орудия и машин я бы поспорил… — буркнул Войт, глядя сквозь откинутый полог палатки на рычащий танк, разбрасывающий из-под гусениц ошметки жирной земли.
— Это ваши машины и ваши орудия, — парировал капитан. — Вы продаете их нам, вы учите нас их строить.
— К чему весь этот спор? — поинтересовался я. Нуйома улыбнулся:
— Разминка. Вы — люди образованные, журналисты. Будете скучать — вспомните про меня, захотите поговорить — придете. Я философ, окончил Принстон, потом Вест-Пойнт, а практиковаться негде. Даже слушателей найти тяжело. Эти старые мысли о всеобщей африканской идее… Знаете, сейчас они никому не интересны. Виртуальность, наркотики, кибершпионаж, борьба корпораций… А у нас либо до сих пор купают детей в бычьей и слоновьей моче из-за отсутствия воды, либо объедаются синтетическими антидепрессантами в ночных клубах Йоханнесбурга и Лагоса. Африка расслоилась. НЕКи и НЕРвы с одной стороны и дикие племена — с другой.
— Простите, если перебил вас, но я про арену… Мне уже говорили нечто подобное. И не раз, — заметил я. Капитан кашлянул:
— Я действительно так думаю. Я атеист, но какая-то высшая сила явно вмешивается, и это не обязательно Господь Бог. Либо деньги, либо мифическое Мировое Правительство, либо искусственный интеллект…
— Искусственный интеллект? — Я даже привстал.
— А почему бы и нет? — улыбнулся Нуйома. — Смотрите — два лагеря, два военных союза. Почему Танзания воюет на нашей стороне, а Ангола — на стороне Нкелеле? С таким же успехом могло быть наоборот… Почему империя соблюдает нейтралитет и лишь продает оружие обеим сторонам? Почему Замбия и Зимбабве не захотели участвовать в сваре и пали первыми, причем их уничтожили беспощадно? Сотни вопросов. Я уж не говорю о вещах, недоступных пониманию людей военных, получивших соответствующее образование. Стратегии как таковой в этой войне не существует, это я утверждаю как выпускник Вест-Пойнта. Поэтому я, наверное, до сих пор капитан, хотя знаю вчерашних лавочников и мясников, дослужившихся за три года до полковников. Сам Ауи был посредственным бригадным генералом, пока не случился этот чертов переворот. Теперь на него молятся. А те, кто не молится, все равно за него воюют, потому что, если не воевать за него, придется воевать за Нкелеле.
— Уезжайте в Европу.
— Многие уехали в Европу. Профессора, инженеры, даже политики. А из Европы многие едут сюда. Странный круговорот… Я согласен, в России сегодня жить опасно и плохо, но здесь не лучше! Способов заработать и в Европе хватает… Кстати, о заработках: вы не задумывались, откуда берется столько денег на войну? Еще один вопрос, не имеющий ответа…
