нас ведь ждут только положительной оценки, разве не так?
– Не так, – возразил Матвей. – Положительной оценки ждут от меня. А мне вы будете докладывать все как есть.
14
В лаборатории, где они продолжили разговор, было светло и уютно. Солнечный свет пробивался в комнату сквозь листву кленов, окружавших здание; слабый ветерок из открытых окон приятно остужал тело. Борис понимал, что согласиться все равно придется, других вариантов нет, но из какого-то нелепого упрямства все тянул с окончательным ответом. Зато Оля, похоже, так и рвалась ввязаться в новую авантюру.
– А как будет называться наш проект? – спросила она. – У нас ведь тоже будет какой-то внутренний код?
Борис подумал, что ей уже не терпится примерить на себя новое именование, как недавно она примеряла перед зеркалом значок «3К».
– Близнецы, – ответил Матвей.
– Близнецы? – удивленно переспросила Оля и, повернувшись к Борису, радостно фыркнула: – Боб, мы с тобой теперь близнецы! Отныне и думать забудь об инцесте!
Обычно, когда она улыбалась, внутри у Бориса все таяло. Но в этот раз напряжение было слишком велико. Он едва сумел выдавить в ответ жалкую неубедительную улыбку.
– Значит, близнецы? – торжественно спросил Митя и положил руку на стол ладонью вверх.
– Близнецы! – с готовностью согласилась Оля и вложила в его ладонь свою ладошку.
Они выжидательно уставились на Бориса, и он остро осознал всю нелепость этой наигранной ситуации. Было в ней что-то книжное или киношное, какое-то незакрытое детское переживание; но это было так свойственно Оле, и именно это так нравилось ему в ней. Преодолев себя, он протянул руку и накрыл своей пятерней Олины пальцы.
– Близнецы!
– Вот и славно! – подытожил Матвей.
– Не уверен, – процедил Борис, убирая руку.
– Боб, ну что ты, как неродной! – обиженно протянула Оля.
Борис тяжело вздохнул – действительно, что уж теперь выделываться.
– Мне кажется, сейчас самое время перейти к сути, – сказал он.
– Давно пора! – поддержала его Оля.
Матвей с Митей переглянулись, и куратор чуть заметно кивнул – рассказывай ты. Митя слегка подался вперед, поставил локти на стол и начал говорить. Его рассказ был сухим изложением фактов и напоминал ответ на экзамене по истории, вот только история эта была не совсем обычной.
– Восемь лет назад в одном из интернатов был поставлен долгосрочный эксперимент. Для него были отобраны дети, максимально схожие по всем психическим характеристикам. Идеальная группа одного психотипа. Воспитывали и обучали их по особой методике. То есть не просто поощрялось желательное поведение и осуждалось нежелательное, но по возможности блокировалась сама возможность любой реакции, отличной от ожидаемой. Для детей создавались условия, когда любое их значимое действие было предсказуемым – и они всегда оправдывали все ожидания. Через четыре года они завершат школьную программу, после чего их планируют распределить по институтам для дальнейшего обучения. Наша задача – пожить рядом с ними, присмотреться, провести стандартные циклы тестов и доложить о результатах. Интересует главным образом их готовность интегрироваться в социум. И прогноз по их дальнейшей судьбе.
Митя перевел взгляд на Матвея и закончил уже с нескрываемым сарказмом:
– Причем ждут от нас, как я понял, исключительно положительных результатов и позитивных прогнозов. Потому что скорое изменение образовательных методик – дело уже почти решенное.
– Но это же… зверство! – вырвалось у Бориса.
Слово было выбрано неудачно, но ничего другого просто не пришло на ум.
– Так же нельзя, они ведь живые люди!
– Все вопросы к нему, – Митя раздраженно кивнул на Матвея. – Если хотите, он может рассказать вам про другое время и особую ситуацию. А нам придется принять все как данность и работать с тем, что есть.
– Митя, тебе что-то здесь не нравится? – осторожно спросила Оля.
– Да мне все здесь не нравится! – от избытка чувств Митя даже стукнул ладонью по столу. – Все, от начала до конца! Какие-то подонки создали пробную партию искалеченных людей, а теперь еще и собираются штамповать их конвейерным способом!
– Вот и напиши все это в своем отчете, – перебил его Матвей. – Никакого решения ведь пока нет.
– Это лишь формальность! – отмахнулся Митя. – И потом… Наше общество наконец-то достигло хрупкого равновесия между умеренной слежкой и воздержанием от зла. Флуктуации в обе стороны незначительны. Но эти дети изначально воспитывались в очень жестких условиях. Если кто-то из них все же научился шифроваться, из него может вырасти настоящий монстр. Выпустить такого в наш мир – все равно что хорька пустить в курятник; против него будут бессильны все системы слежения и прогнозирования.
15
Борис подумал, что Митя, возможно, сильно преувеличивает гипотетическую опасность. Или преувеличивает – или чего-то не договаривает. Осторожно подбирая слова, он спросил:
– Митя, у тебя есть основания считать, что кто-то из них шифруется?
– Нет, прямых указаний на это не было. Но в последний год было несколько инцидентов, не укладывающихся в прогнозы.
– Например?
– Например, драка между мальчиками.
– Разве это так необычно? – спросила Оля.
– С легкими телесными, – пояснил Митя. – Минус два зуба.
– Сразу два?! – поразилась Оля.
– Два премоляра. Правые верхние, четверка и пятерка.
– Да не может быть! – не поверил Борис. – Какой же силы должен быть удар? Все это как-то странно.
– Странно, что так легко отделался, – возразил Митя, – все могло закончиться куда хуже.
– В смысле?
– Наш драчун, Марат, в раннем детстве потерял левую руку. Несчастный случай. Сейчас у него механический протез, «умная рука». Это целый интеллектуальный комплекс с продвинутой системой защит, он вообще не должен был допустить удара в лицо. Но если все же допустил, если произошел какой-то невероятный сбой – чудо, что не раскрошил челюсть в труху. Мощи у него хватило бы с избытком.
На какое-то время воцарилась тишина; все молчали, переваривая услышанное. Наконец Оля спросила:
– Что значит – «умная рука»?
– При протезировании никогда не получается восстановить утраченные функции в полном объеме, – пояснил Митя, – но степень управляемости может быть разной. Это зависит от того, сколько нервных волокон удается подключить к системе. Чем меньше управляемость, тем «умнее» должен быть протез.
– А у Марата? – спросил Борис.
– Как раз у Марата управляемость оставляет желать лучшего. Он задает лишь интенцию, а почти все функции координации берет на себя техника. То есть Марат может лишь потянуться к чашке – а система должна отметить направление движения, включить сенсоры, опознать предмет как чашку, понять, что чашку надо взять за ручку и нести ровно, чтоб ничего не расплескать. Затем Марат тянет руку на себя – и система понимает, что надо поднести чашку к губам и наклонить, чтобы можно было сделать глоток. Если защита определит температуру как безопасную.
– Все так плохо? –
