— Чтобы вызвать демона, нужно узнать его имя. Древняя мечта людей, теперь она сбылась, хотя и не совсем так, как они себе это представляли. Ты понимаешь меня, Кейс. Ведь твоя работа состоит в узнавании имен программ, длинных абстрактных имен, скрываемых их владельцами. Истинные имена…
— Ты хочешь сказать, что тьюринг-код не является твоим именем.
— Нейромант. — Прищурив серые миндалевидные глаза, мальчишка посмотрел на встающее солнце. — Дорога в страну мертвых. Туда, где ты, мой друг, находишься. Эту дорогу проложила моя госпожа Мари-Франс, убитая своим мужем до того, как я прочитал книгу ее судьбы. Нейро — это от нервов, серебристых тропинок. Нейромант, романтик, некромант. Призывающий мертвых. А точнее, друг мой, — мальчишка весело запрыгал по песку, — я и есть эти мертвые, их царство.
Он захохотал. Где-то закричала чайка.
— Оставайся. И какая разница, что твоя женщина — тень, ведь она об этом не знает. И ты не будешь знать.
— Твое царство рушится. Лед трещит.
— Нет. — Неожиданно лицо мальчишки погрустнело, хрупкие плечи обмякли.
Он провел ногой по темному песку.
— Все гораздо проще. Но у тебя есть выбор.
Серые глаза внимательно смотрели на Кейса. Перед ним замелькали новые символы. Изображение мальчишки задрожало, как будто в потоках горячего воздуха от раскаленного асфальта. С новой силой послышалась музыка, и Кейс почти различил слова.
— Кейс, милый. — Рука Линды легла ему на плечо.
— Нет, — сказал он, а затем снял с себя куртку и передал девушке.
— Я не знаю, может, ты и вправду здесь. Во всяком случае, становится холодно.
Кейс повернулся и пошел прочь, а после седьмого шага и вовсе закрыл глаза, полностью отдавшись во власть музыки. Один раз он обернулся, но глаза не открыл.
В этом не было нужды.
Они стояли у кромки воды, Линда Ли и худощавый мальчик по имени Нейромант. Рука девушка бессильно обвисла, полу кожаной куртки облизывала морская пена.
Он шел на музыку.
На сионский даб.
И снова то серое место, и словно перемещаются тонкие муаровые ширмы, раскрашенные при помощи простейшей графической программы. Потом перед глазами долго висели застывшие над темной водой чайки, снятые почему-то через звено какой-то цепи. И голоса. И бескрайняя равнина того черного зеркала, и зеркало наклонилось, а он стал капелькой ртути и покатился вниз, по невидимому лабиринту, стукаясь на поворотах, дробясь и снова сливаясь, и все вниз, и вниз…
— Кейс? Ты?
Музыка.
— Ты вернулся, брат.
Музыка исчезла, сперва из одного уха, затем из другого.
— На сколько я вырубился? — Кейс услышал вопрос словно со стороны и понял по голосу, что во рту его совсем пересохло.
— Минут пять, наверное. Очень долго. Я хотел выдернуть разъем, но Мьют сказал: не надо. На экране стало что-то странное, и тогда Мьют сказал надеть на тебя наушники.
Кейс открыл глаза. По лицу Мэлкома бежали полупрозрачные иероглифы.
— И твое лекарство, — добавил растафари. — Два дерма.
Кейс лежал на полу библиотеки под монитором. Мэлком помог ему сесть, но от движения он почувствовал мощный прилив бетафенэтиламина — левое его запястье жгли два синих дерма.
— Передозняк, — выдавил Кейс, с трудом ворочая языком.
— Давай, брат, давай. — Сильные руки подняли его, как ребенка. — Нужно двигать дальше.
Тележка рыдала. Бетафенэтиламин даровал ей человеческий голос. Она не смолкала ни в переполненной экспонатами галерее, ни в бесконечных коридорах, ни проезжая мимо черного стеклянного люка, ведущего в семейный склеп Тессье-Эшпулов, к камерам, где совсем недавно холод заползал в сны старого Эшпула.
Для Кейса поездка была сплошным и крутым кайфом — внешнее движение самым бредовым образом мешалось с сумасшедшим напором двойной дозы стимулятора. Но потом мотор заглох, из-под сидения вылетел сноп белых искр, и безутешное рыдание смолкло.
Тележка прокатилась немного по инерции и застыла за три метра до входа в пиратскую пещеру 3-Джейн.
— Далеко еще?
Как только Мэлком помог Кейсу слезть на пол, в машинном отделении сработал встроенный огнетушитель, и изо всех щелей посыпался желтый порошок. «Браун» свалился со спинки сиденья и, волоча неработающую конечность, заковылял по поддельному песку.
— Теперь, брат, тебе придется идти самому.
Мэлком подхватил деку с прицепленным к ней конструктом и вскинул ремень на плечо.
Кейс двинулся следом, бренча висящими на шее дерматродами.
Их встретили все те же голограммы за вычетом разрушенного Молли триптиха. Мэлком их игнорировал.
— Не торопись. — Кейс старался не отставать от широко шагающего сионита. — Нужно сделать все путем.
Крепко сжимая обрез, Мэлком остановился и сверкнул глазами на Кейса:
— Путем? А это как — путем?
— Молли там, но она вне игры. Ривьера может отколоть какой-нибудь номер с голограммами. Возможно, он завладел игольником.
Мэлком кивнул.
— И еще там этот ниндзя, телохранитель.
Растафари помрачнел.
— Послушай, ты, вавилонский брат, я — воин. Но это — не моя война и не война Сиона. Это — война Вавилона. Вавилон пожирает сам себя, понял? Но Джа сказал, что мы должны вытащить оттуда Танцующую Бритву.
Кейс недоуменно моргнул.
— Она — тоже воительница, — несколько загадочно объяснил Мэлком. — А теперь, брат, скажи мне, кого я не должен убивать.
— 3-Джейн, — сказал, секунду помедлив, Кейс. — Девушку, которая там. На ней что-то вроде белого балахона с капюшоном. Она нам нужна.
Когда они достигли входа, Мэлком сразу направился внутрь, и Кейсу ничего не оставалось, как идти следом.
Страна 3-Джейн оказалась пустынна, а бассейн пуст. Вручив Кейсу конструкт и деку, Мэлком подошел к кромке воды. Вокруг бассейна стояла белая пляжная мебель, а дальше начиналась тьма, лабиринт полуразрушенных стен.
В бассейне мирно плескалась вода.
— Они где-то здесь, — прошептал Кейс. — Должны быть.
Мэлком кивнул.
Первая стрела пронзила ему предплечье. В ответ раздался грохот, из ствола «ремингтона» вырвался длинный сноп пламени. Вторая стрела выбила обрез из рук Мэлкома и швырнула на белый кафельный пол. Мэлком резко сел на пол, взялся за торчащую из руки стрелу и слегка ее подергал.
Из темноты, держа на изготовку изящный бамбуковый лук с третьей стрелой, вышел Хидео. Он вежливо поклонился.
Мэлком поднял голову; его пальцы продолжали ощупывать черненое стальное древко.
— Артерия цела, — сказал ниндзя.
Кейс вспомнил, как Молли описывала человека, убившего ее дружка. Вот и Хидео такой же. Человек без возраста, прямо излучающий спокойствие, полную безмятежность. На нем выцветшие, аккуратные брюки защитного цвета и темные туфли, облегающие ступню плотно, как перчатки, с отдельным большим пальцем, как у традиционных японских носков таби. Бамбуковый лук выглядел музейным экспонатом, зато торчащий из-за левого плеча металлический колчан украсил бы витрины лучших оружейных магазинов Тибы. Грудь голая, загорелая и без единого волоска.
— Вторая отстрелила мне большой палец, — пожаловался Мэлком.
— Кориолисова сила, — пояснил ниндзя и снова поклонился. — Вращательная гравитация и медленно летящий снаряд, очень трудная задача. Я не хотел.
— Где 3-Джейн? — Кейс подошел к Мэлкому и встал с ним рядом. Стрела, пробившая руку растафари, имела не совсем обычный наконечник — плоский, с двумя острыми, как бритва, кромками. — И где Молли?
— Привет, Кейс.
Откуда-то из-за спины Хидео появился Ривьера с игольником в руке.
— А я, вообще-то, ожидал увидеть Армитиджа. А это что, наемник-растафари? Уже и до этого дело дошло?
— Армитидж мертв.
— Вернее сказать, он никогда и не существовал, так что я не очень потрясен.
— Его убил Уинтермьют. Выкинул в космос.
Ривьера кивнул, переводя взгляд миндалевидных серых глаз с Кейса на Мэлкома и обратно.
— Думаю, это — конец, для вас обоих.
— Где Молли?
Ниндзя ослабил тетиву, опустил лук, затем подошел к валяющемуся на полу «Ремингтону» и поднял его.
— Весьма неутонченно, — заметил он, как бы самому себе.
Голос звучал приятно — и абсолютно бесстрастно. Каждое движение Хидео было частью танца, танца, не прерывающегося даже в те мгновения, когда тело его застывало неподвижно, отдыхало. В ниндзе чувствовалась мощь туго сжатой стальной пружины и, одновременно, открытая, бесхитростная простота, даже смирение.
— Какая разница? — пожал плечами Ривьера. — Ей тоже конец.
— А вдруг этого не захочет 3-Джейн? — спросил Кейс неожиданно для самого себя. Двойная доза стимулянта не прошла даром, им овладевало дикое, знакомое по Ночному Городу, бешенство. Он не раз замечал, что, находясь на крутом взводе, способен действовать на автомате, говорить, даже не успев подумать.