весь лагерь нам не спасти, но хотя бы своих новых соседок мы обязаны попытаться. Лучше пусть они попадут к лагерным повитухам, и дети родятся в бараке, в антисанитарии, чем не родятся вовсе. План был наивным, заключался он в том, чтобы всеми доступными способами подобраться к Розенталю и ликвидировать его.
Мы понимали, что это почти нереально и даже если удастся осуществить подобное, то это грозит экзекуцией и смертью для очень многих, возможно и для всего барака, что ещё больше повышало шансы на провал, ведь из страха на нас могли донести. Также мы понимали, что смерть Розенталя мало что даст, в лагерь пришлют другого эскулапа – изувера.
Мне порой казалось, что в гитлеровском Рейхе перевелись нормальные врачи и они все изверги и убийцы в белых халатах. Идея по физическому уничтожению Розенталя принадлежала мне, а значит и осуществлять её надлежало тоже мне. Я не могла быть только автором идеи и посылать на верную смерть за себя других. Тем более, из всех в нашем бараке только я более-менее сносно знала разговорный немецкий язык. К слову, я знала ещё латынь (профессия военврача обязывает), а ещё знала немного французский.
Надеялась, что если удастся войти в контакт к Розенталю, то он поднимет моё личное дело и заглянет в него. Зная моё происхождение и навыки, сразу после попадания в плен со мной даже вёл беседы офицер немецкого Абвера и склонял к вербовке, делая упор на моём не совсем пролетарском прошлом, но на вербовку я не пошла. Обо всё этом, несомненно, должны были быть записи в лагерном деле.
Розенталь редко появлялся на людях и уж тем более редко появлялся в визуальной доступности для узниц лагеря, преимущественно находился всё время в лагерном медицинском блоке, так, что увидеть его и уж тем более заговорить с ним - было почти невыполнимой задачей.
Когда я и девочки уже отчаялись, помог случай, можно считать его невероятным везением. Розенталь лично, разумеется, в сопровождении охраны, явился к нам в барак для того, чтобы отобрать наиболее подходящий ему человеческий материал. Обычно он доверял эту работу кому-нибудь из лаборантов или своей садистке на побегушках и мучительнице детей Герте Оберхойзер.
Когда он прибыл, когда я увидела его в близи, то если бы не знала кто он и что делает, то он бы мог показаться мне человеком. Он улыбался, шутил и давал сахар беременным, не упырь, а просто добрый дяденька из СС, к слову, он тогда был даже не в форме, а в обычном гражданском костюме. Он стоял возле барака и подставлял своё худощавое и бледное лицо под лучи июньского солнца, а я крутилась неподалеку и не знала, как же мне завести разговор.
Рядом шаркающей походкой, едва переставляя ноги и поминутно стоная проплыла едва живая и сильно истощенная пожилая женщина, а за ней прошлёпали два малыша, лет четырех-пяти, мальчик и девочка, они что-то лопотали вслед женщине, которая видимо была их бабушка, но она шла и смотрела вперед своими невидящими глазами, словно уже не слышала детей от голода и усталости, а может и окончательно тронулась умом. Потерявшие рассудок в Равенсбрюке - это обычное дело. Хоть она шла очень медленно, малыши всё равно за ней не поспевали, брат был чуть старше и тянул за собой сестру.
Розенталь, смотря на эту картину, скривил гримасу, что-то наподобие улыбки и сказал тихо:
-«Забавно, прямо как Гензель и Гретель».
Я поняла, что вот он мой шанс и решила бросить реплику и подать голос:
«Братьям Гримм нашлось бы о чём написать в наше время. Эта война даёт сюжеты для самых страшных сказок».
Розенталь замер, а потом медленно повернул голову в мою сторону, смерил меня молча взглядом, на его лице мелькнула тень некой растерянности, он как будто не был до конца уверен в том, что точно ли он не ослышался. Правда, замешательство его было не долгим, он приподнял свои узки белесые брови и спросил:
«Ты ведь не немка?» - указывая на «винкель» у меня на груди с буквами SU (примечание. Винкель – это треугольный значок, который в лагере нашивался на робу заключенного, он определял принадлежность узника к той или иной иерархической и этнической группе. Советские женщины в Равенсбрюке носили буквы «СЮ», что означало «совет юнион» то есть заключенные из Советского Союза» в других лагерях, обычно советским узникам нашивали букву «R» - то есть «Русланд»).
-«Нет, не немка» - ответила я.
-«У тебя хорошее произношение, напоминает Саксонский выговор. Только не говори мне, что в советских школах такой уровень преподавания, не
