Глаза войны - Алексей Адушев

У меня опухоль в голове, Бирхофф, мне уже ничего не страшно. Ты хоть ваш немецкий фильм с Тилем Швайгером смотрел? «Достучаться до небес» называется. Так вот, там говорили, что на небе только и говорят, что о море… Не правильно сказали. Знаешь о чём говорят на небе? Там до сих пор говорят о том, как вас умыли кровью в Сталинграде! Хаха…

А что до кольца… Так нет его. Кто знает, может я его расплавил в промышленной домне одного из заводов, а может закопал и сейчас по сети гуляет миф о закопанном, где — то между Москвой и Калининградом, кольце. Поверь, найдутся энтузиасты, что будут его искать и заодно перекопают ещё все места сражений и доделают доброе дело, перезахоронят тысячи останков, что найдут во время своих поисков. — Мне кажется, уже в середине моей эмоциональной речи Валентин даже перестал стараться переводить и озвучивать немцу мои слова. Бирхофф тяжело дышал и сверлил меня взглядом, по виду, и без перевода всё понимал.

Первым, желая выслужиться перед хозяевами, не выдержал Юрок, которого тоже притащили с собой, за компанию. Он вылетел из — за плеча Валентина и с криком: — Хватит трындеть, скотина, — пнул меня по голове и дальше стал наносить хаотичные удары руками и ногами, выкрикивая маты и угрозы, даже пару раз прыгнул мне на грудь и кажется сломал рёбра, — я за свои деньги и свободу весь ливер из тебя вытрясу, ватник вонючий!

Он глумился и пинал меня, пока его не оттащили. Я с трудом приподнялся на локте и продолжал смеяться, кровь потоком лилась у меня изо рта, — Хрр, — сгустки крови мешали говорить, — ну…ну…давай, Бирхофф, сделай это сам, не доверяй «шестёркам», — сказал я и вспомнил про выгоревшую старую пилотку, что дал мне тогда погибший боец, со словами: «Пригодится тогда, когда и ждать не будешь». Свёрнутая пилотка всё также лежала у меня во внутреннем кармане. Я достал её, пальцы плохо слушались, но я смог её расправить и надел на голову. С подбородка капало, кровавая пена пузырилась на губах, я собрал остатки сил и крикнул Бирхоффу, как кричал ему тот умирающий солдат в сорок третьем под Курском: Du bist dafür gekommen? (Ты за этим пришёл?).

Глаза Бирхоффа округлились, он будто переваривал сказанное мной, а потом увидел перед собой призрак из прошлого. Его ноги стали подкашиваться, одной рукой он облокотился о капот машины, а второй схватился за грудь и закричал, — Oh, Gott, tut das weh! Mein Herz! (О, Господи, как больно! Моё сердце!), — стал сползать, держась за машину, на землю, пока не рухнул у переднего колеса. Валентин и другие холуи побежали к своему хозяину, стали его поднимать и пытались усадить в машину. По виду Бирхоффа, было сомнительно, что они успеют довезти его до больницы.

Пока одни занимались фрицем, двое пошли в мою сторону, чтобы добить. И тут… Гатчинский лес ожил, зашелестел, заговорил голосами тех, кто отступал с боями из Гатчины и тех, кто с боями брал её у немца обратно. Вдалеке, будто загрохотала артиллерийская канонада или это был гром? Рядом, из-за ветвей, будто кто-то крикнул: «Рота! К бою!», — и раздались шаги, а может это были капли начавшегося дождя, что молотил по веткам… Двое, что шли ко мне, переглянулись и один сказал, — Да ну его! И так помрёт, — и они бросились бегом к машине, чтобы успеть догнать вторую, что уже увозила отсюда бездыханное тело немца.

Все уехали, в лесу стало совсем темно, лишь всполохи молний освещали ночь. Я перевернулся на спину и смотрел в тёмное небо, пытался разглядеть звёзды, а дождь смывал кровь с моего лица. Мне не было страшно и одиноко. Я был спокоен и счастлив. Я знал — наши рядом, наши идут…

Конец