Я давно знаю, что надежд у меня нет; облако может закрыть серп луны, — так и мое будущее темно. Вскоре весна сменилась летом, и я пробудилась от весенних грез. Однажды в полдень ко мне пришла молодая женщина. Она была очень красива, но это была хрупкая красота, красота фарфоровой куклы. Войдя в комнату, она разрыдалась. Я все поняла без расспросов. По-видимому, она не собиралась скандалить, я тоже была далека от этого. Она держалась скромно. Плача, она взяла меня за руку. «Он обманул нас обеих!» — сказала она. Я думала, что она тоже любовница. Нет, это была его жена. Она не скандалила, а лишь повторяла: «Оставьте его!» Я не знала что делать, было жалко эту женщину. Я пообещала ей. Она улыбнулась. Глядя на нее, я понимала, что она не хочет ни во что вникать, ничего не хочет знать, ей нужно только вернуть мужа.
24
Я долго ходила по улицам. Легко было пообещать, но что мне самой делать? Подаренные им вещи я не хотела брать; раз нужно расстаться, то надо это сделать не откладывая. Но что у меня останется, если я откажусь от вещей? Куда идти? Есть ведь тоже надо каждый день. Мне пришлось взять эти платья — другого выхода не было. Тайком съехала с квартиры, но не раскаивалась, только чувствовала пустоту, и, как у облачка, у меня не было никакой опоры. Приискав себе маленькую комнатку, я проспала целый день.
25
Я понимала, что такое бережливость, и с детства хорошо знала цену деньгам. К счастью, у меня еще оставалось немного денег, и я решила сразу же заняться поисками работы. Ни на что не надеясь, я все же не хотела подвергать себя опасностям. Я повзрослела за два года, однако это не облегчало поисков. Я была настойчива, но ничего не получалось, и все же я чувствовала: надо быть решительной. Как трудно женщинам заработать деньги! Мама права, у нас только одна дорога — та, по которой пошла она. Я не хотела вступать на этот путь, но чувствовала, что мне не миновать его в недалеком будущем. Чем больше я выбивалась из сил, тем больше мной овладевал страх. Мои надежды, подобно свету молодой луны, быстро исчезали. Прошла неделя, другая, надежд оставалось все меньше и меньше. Наконец вместе с несколькими молодыми девушками я пошла в маленький ресторан — там требовалась официантка. Очень маленький ресторанчик и очень большой хозяин; все мы были недурны собой, более или менее образованны и ждали, как императорской награды, выбора хозяина, похожего на развалившуюся башню. Он выбрал меня. Я не поблагодарила его, хотя и обрадовалась. Остальные девушки, казалось, завидовали мне: некоторые ушли, глотая слезы, другие ругались. Насколько у нас обесценены женщины!
26
В маленьком ресторанчике я стала официанткой номер два. Я не имела понятия, как накрыть стол, как убрать со стола, как выписать счет, не знала названий блюд. Я немного робела, но «первый номер» сказала, чтобы я не отчаивалась — она тоже ничего не умеет. Она объявила, что все делает Сяошунь; мы же должны только наливать гостям чай, подавать полотенце и счет; все остальное нас не касается. Странно! Рукава у «первого номера» были высоко подвернуты, и на белой подкладке обшлага не было ни единого пятнышка. Кисть руки была повязана куском белого шелка с вышитыми словами; «Сестренка, я люблю тебя». Она пудрилась с утра до вечера, ее вывернутые губы были кроваво-красными. Давая посетителю прикурить, она опиралась коленом о его ногу; наливая вино, иногда сама отпивала глоток. С некоторыми посетителями она была особенно предупредительна; иных вовсе не замечала — она умела опускать глаза, притворяясь, что не видит их. Я обслуживала только тех, кого она оставляла без внимания. Я боялась мужчин. Мой небольшой опыт кое-чему научил меня: любят они или нет — их надо опасаться. Особенно тех, кто бывает в ресторанах, — они притворяются благородными, наперебой уступают друг другу место и выказывают готовность оплатить счет; они с азартом играют в угадывание пальцев[113], пьют вино, жрут как дикие звери, придираются и ругаются по всякому поводу. Подавая чай и полотенца, я низко опускала голову, мое лицо пылало. Посетители нарочно заговаривали со мной, старались рассмешить; мне было не до шуток. После девяти часов, когда все заканчивалось, я чувствовала страшную усталость. Придя в свою маленькую комнатку, я, не раздеваясь, сразу укладывалась и спала до рассвета. Просыпаясь, я испытывала некоторую радость; теперь я самостоятельна, собственным трудом зарабатываю на жизнь. На работу я уходила очень рано.
27
«Первый номер» приходила в десятом часу, через два с лишним часа после меня. Она относилась ко мне свысока, но поучала тем не менее без всякой злобы: «Не надо являться так рано, кто приходит есть в восемь часов? Нечего ходить с таким вытянутым лицом; ты официантка, и похоронный вид здесь неуместен. Если будешь ходить, опустив голову, кто тебе даст на чай? Ты зачем сюда пришла? Разве не для того, чтобы заработать? У тебя слишком маленький воротничок; девушки нашей профессии должны носить высокие воротнички, иметь шелковые платки — это нравится!» Я знала, что она права, и знала также: если я не буду улыбаться, она тоже потерпит убыток — чаевые делились поровну. Я не презирала ее, а всегда слушала, — она старалась ради заработка. Женщины только так могут зарабатывать деньги, иного пути у них нет. Но я не хотела ей подражать. Я как будто ясно видела: в один прекрасный день я вынуждена буду стать еще общительнее и только тогда смогу заработать на чашку риса. Но это произойдет лишь в безвыходном положении, а «безвыходное положение» всегда подстерегает нас, женщин, и я могу только немножко отдалить его. Эта мысль наполняла сердце гневом, заставляла скрежетать зубами, но судьба женщин не в их руках. Через три дня хозяин предупредил: мне давалось еще два дня испытания, и если я хочу и дальше здесь работать, то должна поступать, как «первый номер». Та полушутя сказала: «Тобой уже интересовались, чего ты прячешься и валяешь дурака? Зачем нам стесняться друг друга? Бывает, что официантки выходят замуж за директоров банков, думаешь, мы тебе помешаем? Действуй, черт возьми, мы тоже покатаемся на машине!» Это меня рассердило. Я спросила ее: «Когда же ты собираешься покататься на машине?» Ее накрашенные губы скривились: «Нечего привередничать, поговорим начистоту; неужели ты такая неженка, что не способна к этому?!» Я не стерпела, забрала юань и пять мао, которые мне причитались, и ушла домой.
28
Постоянно угрожавшая мне черная тень приблизилась еще на шаг. Когда от нее прячешься, она оказывается только ближе. Я не раскаивалась, что ушла с работы, но меня пугала эта черная тень. Я могла продаться какому-нибудь одному мужчине. После того случая я очень хорошо поняла взаимоотношения мужчины и женщины. Стоит женщине немного размякнуть, как мужчина чувствует это и добивается своего. Его интересует только тело, и, пока оно нужно ему, у тебя есть пища и одежда; потом он, вероятно, начнет тебя бить и ругать или же перестанет платить. Так женщина продает себя; иногда это бывает приятно, как мне тогда. В порыве удовольствия говоришь ласковые слова, но этот момент проходит, и чувствуешь боль и унижение. Отдаваясь одному мужчине, еще можешь произносить нежные слова; когда продаешься всем, лишаешься даже этого. Мама не говорила таких слов. Можно бояться больше или меньше; я не могу принять совета «первого номера», один мужчина внушает мне меньше страха. Да и вообще и в тот первый раз я не думала продавать себя. Я не нуждалась в мужчине, мне еще не было двадцати лет. Вначале я ждала, что с ним будет интересно; кто знал, что, когда мы окажемся одни, он потребует именно того, чего я боялась. Да, тогда я словно отдавалась весеннему ветру, а он воспользовался этим и потом пользовался моим неведением. Его медовые речи навевали грезы; придя в себя, я ощущала пустоту, это был только сон, мне достались лишь еда и несколько платьев. Я не собиралась снова так зарабатывать на жизнь, но без пищи не обойтись, и еду надо заработать. А для того чтобы добыть деньги, женщина должна примириться с тем, что она женщина, и торговать собой!
Более месяца я не могла найти работы.
29
Я встретила нескольких школьных подруг, некоторые учились в колледже, другие сидели дома и ничего не делали. Но я им не завидовала и с первых же слов почувствовала свое превосходство. В школе я была глупее их; теперь они обнаруживали свою глупость. Они еще жили словно во сне. Все они выставляли свои наряды, как товары в лавке. Глаза их скользили по молодым мужчинам так, как будто они слагали любовные стихи. Мне было смешно. Впрочем, я должна была извинить их: они сыты, а сытые только и думают о любви. Мужчины и женщины ткут сети и ловят друг друга; у кого деньги — у тех сети побольше, в них попадается сразу несколько жертв, а потом из них, не торопясь, выбирают одну. У меня не было денег, не было даже пристанища. Я должна была ловить без сетей или стать жертвой; я понимала больше, чем мои школьные подруги, была опытнее их.
