— Ну… Я, видите ли, вампир.
Я вовсе не упал в обморок от этого заявления. Более того, не слишком-то оно меня и шокировало. В том странном мире, где я нахожусь, не редкость всяческие диковинные существа.
Довелось здесь уже пообщаться и с гномом (или кем-то очень похожим на него), и с русалкой, и с колдовским созданием, считающимся у нас дома вымершей древнеегипетской богиней. Уж не заикаюсь о своих коллегах по работе — дюжину ребят и девчат хоть сейчас на съемки фильма о летающих тарелках приглашай. На главные роли. А мирно дрыхнущая сейчас начальница? Да и все мое здешнее существование — сплошная триллемистика.
— Глотните горяченького, Шура. — Водитель вытащил свой неизменный термос. Очень кстати, должно признать.
— Эй, братишка, — оборачиваюсь к больному, — чайку горячего налить? Согреешься чуток. Или ты такого не пьешь?
— Пью, спасибо, — приподнявшись, тянет тонкую пожелтевшую руку за кружкой.
Плед соскользнул у него с плеч. Зашуршал, раскрываясь с треском. Только сейчас я запоздало сообразил, что это и не одеяло вовсе, а широкие крылья. Крылья схлопнулись, вновь превратившись в плед.
— Извините, — смущенно бормочет вампир, — ужасно плохо себя чувствую, сложно сохранять приличный вид. Очень вкусный чай.
И, сгорбившись над кружкой, стал прихлебывать горячий напиток, Я не удержался от подковырки:
— Кровушка-то, поди, повкуснее будет?
Окончательно затерроризированный пациент, покраснев, отвернулся.
— Шура, — встревает мой пилот, — что вы на парня нападаете? Это все же не по нашему профилю перевозка, нельзя так. И потом, при чем здесь кровь?
— А, так ты не слышал? Твой милый парень — вампир.
— Надо же. Тихий, вежливый, культурный человек — и такое с ним несчастье! Как это его угораздило? — удивляется Патрик, на всякий случай подымая глаза туда, где неподалеку от рукоятки фары-искателя к обивке кабины прикреплен образок Девы Марии.
Пришел черед удивляться мне:
— Что значит «несчастье»? Как это «случилось»? Он что, не родился вампиром?
— Шура, я вам удивляюсь. У нас дома, в Ирландии, каждому ребенку известны такие простые вещи. Ну конечно же нет. — И Патрик пустился в изложение народных сказаний зеленого острова. Сколько в них было правды, а сколько вымысла — сказать невозможно, но слушалось, по крайней мере, с интересом. Чеснок, серебро, осиновые колы — мне попался в водители крупный специалист по нечистой силе.
Обзор профилактики потусторонних вредностей ширился:
— …сомневаешься — глянь на него поверх лезвия, оборотень свой натуральный вид и покажет, а ежели…
— Ладно, как с вампирами бороться, я понял. А это лечится?
Патрик обиженно замер на полуслове.
— Издеваетесь?
— Отнюдь. Вполне серьезно.
— Издеваетесь. И напрасно. Кто, как не я, первым русалку распознал?
— Верно, было.
— То-то же. Вы что думаете, Ирландия такое дикое место, где даже нечистая сила не водится? От Дублина до Лондона меньше часа лета, сэр!
— Ну, если цивилизованность измеряется количеством нечисти, то Эйре колыбель цивилизации, не иначе, — расхохотался я.
Патрик замолк, насупившись. Крышка перчаточного ящика приоткрылась.
— Что делим, ребята?
— Вот пытаюсь выяснить у Патрика, лечится ли вампиризм, а он обижается.
— Профессора нашел! Я-то, дура, полагала, что старшая по лечебным вопросам здесь доктор Рат, а он с пилотом консультируется! А что это вы тут пьете? И почему меня не зовете?
— Так это ж чай, не пиво.
— Все равно налейте.
Лес просыпался, стряхивая клочки сизого тумана с ветвей. Кусты расправляли листья навстречу встающему солнцу Вылезли из ночных убежищ первые птицы, начали пробовать голос. Грунтовка, превратившись в поросшую травой колею, повернула в вовсе уж глухую чащобу.
— Так ты, значит, у нас крупный спец по сверхъестественным явлениям? — хмыкнула Люси, перекатывая по капоту обгрызаемое ею яблоко необъеденным боком к себе.
— И вы туда же, мэм? — тоскливо промычал наш водитель.
— Я туда. А вот они куда? — показала лапкой мышка на виднеющуюся в паре сот ярдов впереди нас белую корму медицинской машины. У нее мигал левый сигнал поворота. Коллеги притормаживали, явно собираясь свернуть. Но слева тянулась на сколько хватало взгляда — сплошная темно-седоватая мрачная стена старого ельника.
Просветов в ней категорически не наблюдалось. Расстояние между нами и машиной коллег сокращалось. Нам было уже отлично видно, как она, перекосившись набок, выбралась из колеи и… растворилась в чаще? Нет, мне на миг почудился отблеск асфальта среди переплетения ветвей. И, похоже, не только мне.
— Там шоссе! — охнул Патрик и дернул рычагом коробки передач, прибавляя скорости.
— Здесь, что ли, они поворачивали? — Вездеход остановился кривовато, и наш ирландский знаток колдовства почел за лучшее вытянуть рукоятку стояночного тормоза.
— Ага, похоже. Вот и колея разбита.
— Они одни так не разбросали б. Здесь часто ездят.
— А дорога-то где ж? Дороги не было.
Мы выбрались из автомобиля, озираясь. Бедолага вампир приподнялся с носилок.
— Приехали?
— Нет, нет, полежи еще. Задержка образовалась.
Тот опустил голову, вновь закутался (в плед? в крылья?), прикрыл глаза, не интересуясь окружающим.
Старый ельник — мрачное место. Мертвое. Под ногами — толстенный рыжий ковер опавшей хвои, громко хрустящий при каждом движении. Темные, почти черные густые лапы где-то высоко над головой смыкаются непроницаемым пологом, оставляя внизу грубые шершавые стволы с торчащими голыми прутьями отмерших без солнца ветвей. Серая шелушащаяся кора покрыта болезненно-бледными пятнами мха и свисающими космами перепутанных клубков лишайника.
Неприятное место. Жутковатое. Если уж зашел у нас разговор о нечисти, то где для нее самое подходящее жилье, коли не тут? Кинодекоратор, озабоченный постановкой сказки с лесными ужасами, уписался б от радости, узрев эту чащобу, и немедленно побежал бы за бензопилой — расчищать место под избу на курьих ногах или языческое капище, смотря что по сценарию положено.
Прямо напротив места, где повернула неведомо куда шедшая перед нами машина, стояла особо гигантская ель. Не ель, а Ель. Жирным шрифтом и с большой буквы. Такого колосса не приходилось видеть даже на главной площади столицы моей родины перед Рождеством, а туда праздничное дерево перли на прицепе для перевозки межконтинентальных баллистических ракет.
Да, то была елочка! Но этой, что красовалась сейчас перед нами, она в подметки не годилась. Должно быть, мы созерцали патриарха и главу рода всех елей во всех мирах. Ежели ее срезать — на пне Патрик вполне сможет демонстрировать фигурное вождение вездехода. В отличие от соседних, ее нижние ветви не отмерли от старости и колоссальным темным шатром покрывали изрядное пространство. Сколь высоко вздымалась вершина, нам не удалось рассмотреть. Не удивлюсь, если она царапала своим концом ночной спутник этого мира, когда тот всходил над лесом. Свисавшие из седой от старости хвои шишки изумляли своими размерами.
— Может, они там? — робко вымолвил Патрик.
— Там?
— А что? Под этими ветвями можно танковую роту упрятать.
Я сильно усомнился, что в реальности такое осуществимо, но, не видя других вариантов, направился к царь-дереву. Люси не упустила случая присоединиться, естественно, используя меня в качестве транспорта.
Мертвый игольник хрустел под сапогами. Отчего-то по мере приближения к дереву мне становилось все неуютней, возникало впечатление постороннего присутствия. Прямо скажу, нехорошее чувство. Я даже замедлил шаг.
Знаете, похвастаться какой-то сверхинтуицией я, наверное, не могу. Но чувство подстерегающей меня опасности приходилось ощущать неоднократно. Бывало не раз: приезжаешь на вызов, не сулящий, кажется, никаких сложностей. И вдруг как кипятком ошпарит. Возвращаешься бегом от подъезда за дубинкой, часы начинаешь лихорадочно в карман совать, а наручники и газовый баллончик наоборот, под руку перекладывать. Удивляется бригада: «Шура, ты что?» Сам не знаю. Не нравится что-то. Зайдешь, и точно — проблемы начались.
Мне приходилось беседовать с людьми, которым довелось провести изрядный кусок жизни в обстановке реальных боевых действий, — подобных историй каждый из них может нарассказать во множестве. Еще и покруче. Знать, у человека, сделавшего своей профессией совать башку туда, где велики шансы без нее остаться, появляется или обостряется какое-то шестое чувство. Нюх какой-то внутренний.
Вот и сейчас я точно что-то унюхал. Начальница тоже неспокойна:
— Шура, может, ну его? Какое нам-то дело до этих загадок? Нас больной в салоне ждет.
Но я уже у самого дерева. Чуть наклонясь, заглядываю под его темный полог. Конечно, нет там никакой машины. Зато меня прямо-таки обожгло ощущение чужого злобного взгляда. Жесткого. Ненавидящего. Отшатываюсь, бросив ветвь, которую отвел, нагибаясь. Отворачиваюсь, поспешаю к транспорту. И, готов поклясться, нас провожает короткий недобрый смешок.
