Мэделен издала сдавленный звук боли и прижалась лицом к моему плечу. Я обнял её руками; это всё, что я смог сделать.
Мы спали в её кровати, но это больше не был сон радостного изнеможения, каким бы он мог быть.
Мне снилось, что мы лежим вместе в очень небольшом пространстве, при тусклом меняющемся свете, на жёсткой узкой кровати. Повернувшись на бок, я смотрю на неё со своей обычной желанной сосредоточенностью, пока она спит.
Слезы просочились из под её век и увлажнили изгибы её щёк. Я вынужден перевести взгляд и, поэтому, смотрю на её груди — разумное отвлечение внимания.
Но затем её смотрящие вверх соски стали выделять белые капельки — молоко с благоуханием Ока. Молоко сбежало вниз по её бокам и образовало под ней лужу. Её соски зажурчали как родники и с нелогичной плавностью сна я обнаружил себя плавающим в сладкой белизне.
Мэделен исчезла, её сущность истаяла в жидкость, которая удерживала меня. Некоторое время я чувствовал удовлетворение, но потом я осознал, что уже долгое время я не дышу. Я открыл рот и попробовал молоко, и понял, что тону в молоке печали.
Я проснулся без метаний, вытолкнутый из сна плавно и внезапно.
Я поднялся, не потревожив Мэделен, и закутался в халат из хлопка. Долгое время я стоял рядом с её кроватью и смотрел на неё, наполняя свои глаза стольким количеством её красоты, сколько они смогут вместить.
Она спала на животе, правая рука согнута под головой. Одна длинная нога выскользнула из под одеяла.
Я наклонился по-ближе и рассмотрел, как её аметистовые ресницы ласкают бледную кожу под ними.
Думаю, я надеялся, что она проснётся. Но она не проснулась.
Я спустился по спиральной лестнице. Эгоизм и грусть кричали на меня, но я игнорировал их голоса и ни о чём не думал, вообще ни о чём, и не держал внутри себя ничего, кроме хрупкого слащавого порыва, который выгнал меня из её постели.
Когда я добрался до комнаты, где ожидал её грааль, я поднял кадку из плавленного камня и разбил контейнер.
Я раздолбил грааль, колотил по нему, пока его шар не сломался и не рассыпал все свои драгоценные внутренности. Тонкая струйка коричневой жидкости закапала на плинтус. Она резко пахла гнилью.
Я бросил кадку как раз, когда в комнату вбежала Крондиэмская служанка.
Она остановилась как вкопанная, руки взметнулись ко рту.
«Я закончил», — сказал я.
Мэделен спустилась по лестнице. Выражение на её лице, когда она увидела разбитый грааль, было именно тем, на что я надеялся. Однако пока эта восхитительная улыбка изгибала её рот, она сказала служанке: «Вызови Туристическую Полицию».
Служанка порысила прочь.
«Спасибо тебе, Миллен», — сказала она. «Прощай. Прощай».
Я сумел лишь отрывисто кивнуть. Что я мог сказать? Она помахала рукой и вошла в зал. Я слышал мягкий топот — её босые ноги торопились прочь.
Через некоторое время я вышел на террасу. Я увидел, как она пробежала несколько последних шагов к волнолому. Когда она бросилась со стены в превосходном прыжке, было что-то незабываемо торжественное в изгибе её тела.
Око сомкнулось над ней и она исчезла.
Когда прибыла Туристическая Полиция, они, по-началу, не поняли, а потом пришли в холодную ярость. Они конфисковали мой мольберт и мультипамять, на которой были последние изображения Мэделен.
Они посадили меня на первый же отбывающий шатл и сказали, что на Ноктайле мне лучше больше никогда не появляться.
Я верю, что она сделала это, чтобы спасти меня, потому что знала, как я буду уязвим, когда она уйдёт. Туристическая Полиция заверила меня в скорейшем отбытии с Ноктайла.
Пока я смотрел, как уменьшается Ноктайл в кормовом иллюминаторе шатла, я чувствовал растущую уверенность в том, что мы обменялись некоторой степенью любви.
Дома я обнаружил курьерскую пластину с ранними набросками с Крондиэма. Со своими воспоминаниями о Мэделен и сделанным мной наброском Байрона Осимри, я создал картину, которая мне понравилась — хотя, конечно, на ней была лишь тень красоты Мэделен.
Одетая в своё чёрное платье, она стоит рядом со столом поддержания жизни Осимри. Её прекрасная рука нежно лежит на неприятной форме умирающего тела её мужа. Его маска — всего лишь отчасти человеческое грязное пятно в тени.
На её лице — могильная скорбь покорности.
Если вы посмотрите очень близко, то сможете увидеть отражённое в её чудесных глазах крохотное искажённое изображение мужчины у мольберта.
Sylph — сильф (существо, дух, обитающие в воздухе); сильфида, грациозная девушка. Сильф (м. миф.), сильфида (ж. миф.). Поскольку речь в повести идёт о женщинах, в переводе использовано слово «сильфида».
Вермильон — ярко-красный, алый цвет.
Ecstasine — скорее всего от англ. ecstasize — приводить в восторг, впадать в экстаз.
Изумруд — это ступенчатая прямоугольная огранка с усеченными углами, имеющая восьмиугольный контур.
Enforcer — лицо, принудительно осуществляющее право в судебном порядке; орган, претворяющий право в жизнь; профессиональный убийца.
Подражательный, обладающий мимикрией.
