От гогота второго бравого парня я едва из седла не опрокинулась. Тадеуш и конь ухом не повели.
— Ну, а потом? – с жадным интересом подбодрил второй. Рассказчик махнул рукой.
— Ну, а чего потом… потом – сам знаешь, что потом!..
— Хоть не визжала?
— Визжала так, что полдеревни на ее визги сбежалось!..
Старший – судя по всему, командир, в обсуждении не участвовал. Была бы я на его месте – прибила бы голосистых ублюдков сполдороги. Спорю на все тридцать два зуба, не первый час эту мерзость выслушивает.
— А ты б ее стукнул, чего терпеть-то.
— Ишь, умный какой, пристукнул! Этак что труп трахать, а какой мне в трупах интерес. Никакого интересу.
— Зато тихо и мирно…
— Да ну! Скажешь тоже. Надо чтобыть, это… огонь был. Задор!
— Да какой же ж задор девкин ор слухать? Стукнуть лучше…
— Все б тебе стукнуть, окаянный…
— Потому как спокойней оно…
— Да ну, скушно…
Мимо промахнул лошадиный хвост, а я подумала, что не зря Тадеуша побоялась. Может, очередной любитель «стукнуть», кто его знает.
Вышеозначенный Тадеуш, тем временем, с явным облегчением опустил оружие. Я и сама расслабилась, а охотник обернулся и улыбнулся мне. Мол, пронесло.
А вот, не тут-то было.
Ни я, ни конь, ни его хозяин ничем себя не выдали, а подвело нашу компанию до абсурда обидное происшествие.
Внезапно залаяла собака.
Оглушительно залаяла над самым ухом, и все бы ничего, но я вздрогнула и поехала с лошадиной спины, а сам конь испуганно шарахнулся.
Я кубарем скатилась на землю, и успела только ощутить удар, а собака прыгнула и прижала меня к земле, угрожающе рыча в самый нос и капая слюной, в сравнении с которой Тадеуш и рыцари неожиданно представились образцами чистоплотности. Здоровущий, лохматый, зубастый волкодав – он не нападал, но и не отпускал. Краем уха я услышала мат охотника, истошное ржание, а затем – со всех сторон окружили копыта, плотный лошадиный запах и звон упряжи.
— Назад! – велел волкодаву усатый, и пес медленно, словно нехотя, слез с моей груди на землю. Я закашлялась. Ей-богу, этот зубастый чуть ребра мне не сломал.
— А эти еще откуда взялись? – изумленно проговорил любитель экстремального интима, склонившись из седла и бесцеремонно разглядывая меня в упор. Рябое глуповатое лицо медленно расплылось в улыбке. – Какие прелести, а! Глянь-ка, а, Врацет!
Мне сделалось нехорошо. Так, планы поменялись. Лучше ко второму – он хоть сразу стукнет…
— Назад, Ришцен. – Старший тронул коня, подъезжая ближе, и рябой послушно посторонился. – Кто вы такие?
Я огляделась в поисках Тадеуша и увидела, как он пытается подняться. Из-под темно-русых волос ручейками сбегала кровь, а руки его не слушались. Не иначе, угодил под копыта. Высокий полноватый Врацет слегка пнул его носком сапога, отчего охотник повалился обратно в грязь. Я, не выдержав, метнулась к нему и помогла приподняться. Тадеуш ухватился за разбитую голову, его шатало даже в сидячем положении, и пришлось обхватить его за плечи. Он был тяжелый. Еще бы – крепкий мужчина в доспехе, а кожанка еще и скользит. Никто не мешал, но я чувствовала на себе взгляды. Всадники молча смотрели, как мы возимся в грязи, будто наблюдали игру воробьев в луже. Я, разозлившись, усадила Тадеуша поудобнее, оперативно подставив плечо, когда он снова начал заваливаться набок.
— Ты чего?.. – удивился охотник.
— Кто такие? – повторил усатый. Говорил он по-прежнему медленно и спокойно, но внутри почему-то все заледенело от его спокойствия. Так говорят люди, наделенные властью, и свою власть осознающие.
— Постой-ка. – Ришцен пригляделся внимательнее. – Знаю я его. Его искали за браконьерство.
Усатый кивнул на коня Тадеуша, который зло косился на обидчиков и при попытке приблизиться зарычал и отбежал в сторону, где его и поймали, когда он уперся боком в скалу. Врацет, примерившись, двинул цепом по седельной сумке, из которой вывалилась тушка зайца. Пес облизнулся, но сидел смирно.
— За браконьерство виселица полагается, – озвучил явно всем кроме меня известную истину усатый.
— Господин Олькмер, а ежели щас их, ну, эта? – воодушевленно предложил Ришцен. Меня аж замутило при виде блеска, промелькнувшего в прозрачных голубых глазах. Они у него были маленькие и тусклые, в бледных ресницах – а тут прям загорелись.
— Я те щас дам «эта», – осадил Олькмер, и я почувствовала некоторое облегчение. – Парня надо суду предать.
— А девчонку? – Ришцен сглотнул слюну.
— А девчонку я впервые вижу. – И Олькмер обернулся ко мне. – Ты что, немая?
— Нет. – А, что мне терять. – Просто ваш пес мне на горло наступил.
— Скажи спасибо, не всей тушей, – оборвал Олькмер, которого явно не интересовали мои переживания. – Кто такая?
— Леди она, – неожиданно подал голос Тадеуш. – Потерялась.
— Леди?.. – подозрительно переспросил Олькмер.
— Ну, да, – подыграла я, сообразив, что охотник пытается меня выручить.
— Разбойники напали, – легко и непринужденно соврал Тадеуш. Я заподозрила, что в этом деле он профессионал. – Она из словен. Княжна.
— Это из-за моря, что ли? – еще больше удивился усатый. Вздохнул, спешился и подошел. Сапоги с чавканьем утонули в грязи. – Встать.
— Не могу, – призналась я. – Вы моего товарища ранили, ему плохо.
— Встать, – все так же спокойно повторил Олькмер. – Не то я твоего товарища здесь же и решу.
— Встань!.. – поддержал охотник. Я, стиснув зубы от злости, подчинилась. Тадеуш чудом удержался, а Олькмер оказался выше меня на две головы и глядел сверху вниз.
— Врет, небось, – вставил Ришцен.
— Вреть, – поддержал Врацет.
— А ну, молчать там. Разшавкались. – Олькмер бесцеремонно сдернул с меня остатки лохмотьев. Я гордо выпрямилась назло всем. Ишь, чего захотели, не буду я их стесняться. Усатого мое стеснение – равно как и отсутствие такового – также ничуть не волновало. Он оттянул мои волосы, пропустил меж пальцев. Ухватил за плечо, развернул на триста шестьдесят, внимательно разглядывая со всех сторон. Будто лошадь покупал. – Зубы покажи. – Я оскалилась. – Теперь руки. – Я вытянула руки. Олькмер грубо содрал слой грязи с пальцев чуть не вместе с кутикулой, и я невольно дернулась. – А ну, тихо.
Повисла пауза.
— Кожа мягкая, – вынес вердикт Олькмер. – И белая. Зубы крепкие. Руки тоже мягкие. Не врет. А это что? – И он поднял мою правую руку, на которой тускло поблескивало тонкое витое серебряное колечко. Убей, а не вспомню, откуда оно взялось.
— Не помню. Я память потеряла.
— Ясно.
— А вы из замка?
— А то откуда же. – Олькмер мгновенно переменился, да и его молодчики разочарованно притихли. Бедняг явно лишили праздника. Усатый же вернул мне мои лохмотья вместе с платком, заставив, правда, Врацета поднять их из-под копыт. – Прошу прощения, госпожа. Изволите пройти с нами?
— Нет уж, – отказалась я. – Вы лучше нас отпустите, а мы уж как-нибудь сами…
— Да ну, что вы. – И в грудь мне неожиданно уперлось тусклое исцарапанное лезвие меча. – Во-первых, ваше благородное происхождение еще надобно доказать. А во-вторых, вы пойманы в компании преступника.
— Не убивайте его, – попросила я, изобразив, как я надеялась, «княжеские» интонации.
— Это не вам решать, – отрезал усатый, слегка кольнув меня мечом, отчего Ришцен снова сглотнул. У парня явный недотрах…
— А если я, правда, княжна? – я даже отвела клинок, прямо глядя Олькмеру в глаза. – Тогда что?
— Ладно, – решил усатый. В замке разберемся. Врацет! Подкинь браконьера в седло.
Я забралась следом и взяла поводья, а Врацет и Ришцен ехали по обе стороны, следя, чтобы мы не ускакали. Куда бы – в таком состоянии?..
Мне казалось, прошла целая вечность прежде, чем впереди снова показался замок. Стемнело, и Олькмер зажег факел. Он ехал впереди, указывая дорогу, и лошади шли спокойно, привычные как к огню, так и к душному чаду.
Мы торжественно въехали в боковой вход, оставив позади памятный ров, миновали тесный цвингер, где сквозняк заставил пламя метаться и плясать, и оказались в ярко освещенном, – и оттого душном, – внутреннем дворе замка.
Олькмер объяснил, что Тадеуша отправят в подвал, а меня во внутренние гостевые покои.
— Там и расскажешь господину Дольгару, кто ты и откуда, – завершил он.
У меня уже ни на что не осталось сил. Хотелось только одного: упасть и сдохнуть. Руки окоченели, ног я вообще не чувствовала, из носа текло, а холод уже не обжигал. Он, казалось, въелся в кости и нервы, и оттуда настойчиво морозил тяжелым железом.
— А кто такой Дольгар? – все же поинтересовалась я.
— Наш господин, – очень информативно отозвался Ришцен. – А ты, ежели надумаешь, заходи. Я в караулке буду…
