Я постояла на пешеходной дорожке, глядя, как миссис Петракис поливает цветы, иногда брызгая на Соф, которая взвизгивает и смеется. Грей так делал с нами в саду. А на маму он тоже брызгал, интересно? Стала бы она брызгать на меня? Эта мысль проделала в моем сердце временнóй тоннель.
– Соф! – заорала я, чтобы не думать об этом.
Она села, вглядываясь поверх папоротников, и ее губы сложились в идеально накрашенное помадой потрясенное «О».
Другими словами – о, мои волосы. Да, и я забыла подкраситься.
Пока Соф на меня пялилась, я забралась на борт, качнув лодку – от моего движения по листьям прошел трепет, хотя ветра не было. Соф помотала головой, видимо, не веря глазам.
– Здравствуйте, миссис Петракис, – неловко помахала я.
– Привет, незнакомка. – Мама Соф ласково улыбнулась, отчего вокруг глаз у нее разбежались морщинки. Она поставила лейку. – Дорогая, я бы тебя обняла, да руки в компосте. Всего четыре дня после дождя прошло, а все уже высохло в камень. У вас в саду так же?
Они с Греем сдружились на почве мульчи, перегноя и компоста – ее идеи дед упоминает чуть не на каждой странице своих дневников. А уже потом подружились и мы с Соф. С Соф, которая еще не сказала мне ни слова.
– Да нет, – соврала я. Говорить ли миссис Петракис, в каком запущенном состоянии наш сад? Надо бы пригласить ее поздороваться с растениями, спросить, что нам нужно сделать, чтобы восстановить сад в его былой красе.
– Чего тебе налить попить – кокосовой воды? – снова улыбнулась миссис Петракис, стягивая садовые перчатки. Тыльной стороной руки она коснулась плеча Соф: – Не забудь крем от солнца.
Соф пошла за матерью, чтобы взять крем, а я попыталась не возненавидеть ее за то, что у нее есть мама, которая помнит о солнцезащитном креме.
– Ух ты, – сказала наконец Соф, появляясь с бутылкой воды и пакетом сушеных яблочных долек.
– Думаешь, зря?
– Нет, нет… – По лицу Софи было видно, что она так и думает. Ее волосы были уложены в огромные пучки а-ля принцесса Лея. – Повернись, я посмотрю.
Я повернулась на триста шестьдесят градусов и присела на полотенце, вспотев от этого небольшого усилия.
Жара стояла невыносимая. Неподвижный воздух был насыщен запахами соли и морской лаванды. Небо бескрайнее, какое бывает только на побережье, где земля настолько плоская, что Птолемей мог бы обмануться, и прозрачная синева накрывает ее огромным куполом. Правда, мне не с чем сравнивать – я больше нигде не была. Возможно, Нед видел похожее небо в Лондоне. Может, Томас оставил в Канаде небо ничуть не меньше этого.
Я хочу увидеть все небеса. Вот так открываешь для себя Вселенную.
– Тебе не нравится? – Я взъерошила колючие прядки на затылке, все еще не привыкнув.
Соф поправила солнечные очки цвета лайма – в тон бикини – и хрипло произнесла, не глядя на меня:
– Да нет. Просто жаль, что ты мне сперва не сказала.
– Чтобы ты меня отговорила? – полушутливо отозвалась я. – Конечно, криво получилось. По-моему, Томас измазал наши ножницы арахисовым маслом…
Соф не ответила, глядя в воду канала. Поверхность воды казалась зеркальной: небо было и над нами, и под нами. Мы в центре мироздания.
– Ты и Томас. Я не вижу тебя неделями, а он тебе волосы подрезает…
– Волосы остригла я сама. Томас ни при чем.
– Он живет в твоем доме, пачкает арахисовым маслом твои ножницы, работает в «Книжном амбаре»… Ты едва отвечаешь на мои сообщения, ты не сказала, что подстриглась.
Это нечестно. Соф первая меня бросила, чтобы часами болтать по телефону с девчонками, которых никогда не встречала, флиртуя с очередной интернет-знакомой. Почему бы ей просто не порадоваться за меня? Не хочу лезть в болото разговора по душам; хочу быстро перемотать вперед все неловкие моменты вроде выхода из тоннеля во времени и оказаться там, где мы подруги и все нормально.
– Похоже на то, как ты ходила, когда мы познакомились, – буркнула Соф. – Когда Томас жил рядом с вами.
– Томас живет с нами, – сказала я. – Я не могу с ним не видеться. Разве вы не ездили в Лондон вместе с Мег?
– Вы с Томасом друзья, – сказала Соф, наконец подняв на меня глаза. Вернее, направив солнечные очки в моем направлении. – Мы с Томасом просто знакомые. А кто мы с тобой друг другу?
Я сунула в рот яблочную дольку, жевавшуюся как морская губка, чтобы чем-то себя занять. Когда умер Грей, Соф навещала меня каждый день с журналами, шоколадками и расширенными глазами, полными вопросительных знаков: ты в порядке, ты в порядке, ты в порядке? Вскоре меня бросало в ужас от ее стука, потому что я кожей чувствовала: она хочет, чтобы я поговорила с ней, впустила ее, подошла к ней. Чтобы я вела себя определенным образом. Это было невыносимо.
Что, если у дружбы тоже есть свой срок и срок годности нашей дружбы истек?
– Новая группа одного хита, – подтолкнула я Соф. – «Ножницы в арахисовом масле».
Ответа не последовало.
– Неожиданная Стрижка – чумовая певица, и пара чудиков на клавишных.
Соф молчала.
– «Твоя лучшая подруга дура и извиняется за это» в моем исполнении на барабанах Найала, импровизированная песня-извинение.
Губы Соф дрогнули в улыбке, однако она сразу притворилась, что ей не смешно. Но начало положено.
– Моя типа лучшая подруга дура. И сзади у нее неровно подстрижено.
– Соф, – снова подтолкнула я ее локтем, – хочешь зайти к нам в пятницу? Поможешь мне подровнять. Томас испечет очень вкусный пирог…
После паузы Соф спросила:
– Без глютена?
И я поняла, что дело у меня в кармане.
– Без всякого веселья, вот за это ручаюсь. – Я подождала секунду и выложила новый козырь: – Хочешь секрет? Томас его не знает.
– Смотря какой. – Соф сняла очки и прищурилась на меня. Меня переполняла дружеская симпатия: я все-таки не готова обрывать эту дружбу. – Хороший хоть?
– У меня был секс с Джейсоном.
Жаль, что рядом не было Неда, – лицо Соф стоило бы заснять.
Вот как все прошло бы, будь у нас нормальные отношения.
– Йе-ху! – Соф бы кое-как села и взвыла бы совсем по-волчьи, израсходовав мировой запас гласных. Я рассказала бы ей о нас с Джейсоном, как он занимался сексом раньше, а я, соответственно, нет, но это очень быстро перестало быть важным. Мы бы болтали и ели лакрицу, пока языки не стали бы черными, и обсасывали каждую подробность.
Меня засыпали бы градом вопросов: так ты поэтому читала «Навсегда»? А противозачаточные принимала? Мне надо тебе рассказывать про разные варианты контрацепции? А Джейсона в разгар процесса волновало, как он выглядит? Голова у Соф пошла бы кругом, она выдавала бы самые дикие идеи, и я обожала бы ее за все, что мешало мне нормально ее воспринимать прошлым летом: за неуемность, энтузиазм, любопытство, за привычку с важностью изрекать очередную житейскую мудрость. Она смотрела бы на меня поверх своих выпендрежных очков и объясняла, что такого явления, как девственность, не существует, и читала ли я Наоми Вулф, а дефлорация в любом случае миф и я об этом знаю, верно?
В реальности все произошло так: Соф подобрала с пола челюсть, а с ногтя на ноге – чешуйку лака и хрипло спросила:
– Когда это было? Он встречается с Мег.
– До того.
Я не могла заставить себя признаться, насколько «до того». В этом проблема секретов – нельзя их раскрыть и надеяться, что все будет нормально. Даже раскрытые, секреты вызывают возмущение во Вселенной, как камень, брошенный в канал.
– Ты знаешь, они с Мег собираются на вечеринку Неда.
Хотя это происходит в нашем доме, вопросов нет: это вечеринка Неда, а не моя. Тринадцать дней, время пошло.
– Прости, что не говорила тебе о Джейсоне, – сказала я.
– Ну и что. – Соф нервно нацепила очки. – Я тоже не все свои секреты тебе рассказываю.
– Насчет Джейсона, – произнесла я. Мне совершенно не стало легче оттого, что я поделилась с Соф. – Об этом знаешь только ты…
– И ты хочешь, чтобы я не говорила Неду, – продолжила она, вставая. С самого дня открытия капсулы времени Нед выскакивает между мной и Томасом, как чертик из табакерки – караулит у двери в ванную, бдит в кухне, как римский центурион. Не оставляет нас наедине. – Плавать будем?
