С тех пор прошло почти полжизни. Отношения с Джеком наладились, и Джон хорошо понял суть и цену своего пути. Он ничего не мог с собой поделать: порой, минуя гранитную гробницу Дансени, он беззвучно, горестно плакал. Так он не плакал даже в своём саду, у трёх белых мраморных плит, под которыми похоронил иссушенные лихорадкой тела своей первой жены и детей. Как будто бы память той первой великой любви вбирала в себя всё возможное горе, всю скорбь.
* * *
В прошлом году Джон был избран окружным судьёй в Сото. Он был хорошим судьёй. Ни разу не потребовав большей взятки, чем та, что ему предлагали, и не заботясь о несправедливых законах, он с чистым сердцем выносил справедливые приговоры. Заметив эту особенность, взяток давали мало, зато благодарственные приношения возросли, и к новому году Джон кое-как сумел свести концы с концами. Последние три месяца он бездельничал. Будущее предлагало на выбор массу работы и массу гнилых компромиссов — либо ничего. Пустоту. Опасаясь, что Лора может от него отдалиться, он набрался смелости и бросил карты на стол. Его предложение — имя, рука и сердце и всё остальное — было немедленно принято. Лора, прекрасная, словно Царица Небес, будет отныне принадлежать ему вечно, а не только, как было до сих пор, по ночам. Счастье Джона сияло, как солнце Нова. Его не могла омрачить даже мысль о цене настоящей традиционной свадьбы, какой достойны мужчина и женщина столь благородных кровей. Он потихоньку прикидывал, где взять денег.
Между тем с улиц Сото на площадь то и дело доносился лай и жалобные собачьи визги. Это был день Петуха. По всему городу убивали бродячих собак. Очистительный ритуал проводился ежегодно: Нова праздновала петухов. Однажды птицы ночным кукареканьем подняли тревогу и спасли город от вражеского вторжения, в то время как сторожевые собаки преступно проспали врага. Наутро после праздника обожествляемые петухи в большинстве своём оказывались в супе, но один день в году на них практически молились и с чистым сердцем убивали уличных, больных, старых и надоевших собак. У сенатора Керри был очень старый домашний пёс, Чип. В молодости он радостно лаял, играя с мальчиками в саду. Хорошо воспитанный, умный и гордый, Чип начисто игнорировал палки, но с радостью гонялся за мячом. Десять лет спустя у него уже выпали зубы, и пёс отважно вцепился тупыми челюстями в ногу одного из красных бандитов. Они не потрудились даже зарубить собаку. Жестоко избитый, Чип пережил сенатора Керри на целых два дня. Слуги сенатора рассказали Джонни, что старый пёс глухо рычал и пытался ползти вслед бандитам, которые выволокли труп сенатора из дома, чтобы бросить его на помойку.
Среди прочего сенатор рассказывал своим ученикам, что городских собак не следует истреблять. Уничтожая уличные стаи, люди только освобождают место для других, ещё более одичавших псов. После дня Петуха они массово мигрируют на освободившуюся территорию из-за городской черты. Эти собаки опасны для людей, и не случайно к концу лета собачьи стаи то и дело пожирают одиноких бездомных детей и калек. Такие знания могли бы помочь людям, если бы горожане захотели их учесть. Но они не хотели, и знания оставались так же бесполезны, как настоящее имя звезды, которую все звали просто солнцем. Солнце по имени Нова сердито поджаривало своего тезку, город, и Джон прекрасно его понимал. Он никогда не был правильным патриотом и не особенно любил отчизну. Он просто жил в ней, желал ей блага и был ей верен. Когда-то этого хватало, но те времена прошли. А может, их и не было никогда. Times were never what they used to be. Это была одна из полезных истин, которые передал ученикам Керри.
Собак гнали, ударяя колотушками в металлическую посуду, загоняли в тупики и людные места и забивали дубинами. К полудню из немногочисленной стаи, которая весь год кормилась отходами мясного рынка, в живых остался только один небольшой серый пёс. Это его сейчас гоняла команда ловцов. Пёс умело петлял по улице Лавочников. Наконец его загнали в какую-то лавку, но он вовремя повернулся и отважно бросился под ноги своим убийцам. Первый ловец с разбегу споткнулся о пса и расквасил себе скулу о дверной косяк. Хромая на две отдавленные лапы, пёс выскочил вон из лавки на площадь. Наверное, инстинкт, который всю жизнь спасал его от гибели на улицах Новы, подсказал ему путь к спасению, а может, злосчастное существо просто-напросто привлекла чистая, белая в солнце и свете одежда на фоне пёстрой вонючей площади.
— Эй! — сказал Джон, когда в ногах у него забилось дрожащее серое тело. — Эй?
Пёс не ответил. Он только сильнее прижался к ногам. Джон взял его за шкирку и поднял в воздух. Немолодой, избитый, беспородный зверь. Вроде незлой… С серой косматой морды смотрели коричневые, блестящие пёсьи глаза. В них была отчаянная мольба.
— Ну вот… — сказал Джон.
Пёс еле слышно взвизгнул и попытался лизнуть его в нос. Джон сел поудобнее и посадил пса себе на колени. Животное ткнулось мордой ему в грудь и прижалось изо всех сил. Человек почувствовал, как безумно колотится пёсье сердце.
— Ничего, — успокаивающее сказал Джон. — Ничего.
Появились несколько ловцов, среди них и тот, что разбил скулу о косяк. К ним подтягивались другие — местные лавочники и продавцы требухи, которые весь год пинками гнали собак от товара, дёргали ноги от щёлкающих в ответ зубов и предвкушали охоту в день Петуха. Джон встретил их холодным взглядом.
Такого от него не ожидали. На памяти ловцов разве что дети пытались в этот день спасти собак, которых подкармливали весь год. Теперь же прямо перед ними сидел лорд Сото с обречённой собакой на коленях. Ловцы остановились на почтительном расстоянии.
— Это Джонни Немо, — напомнил кто-то в заднем ряду.
Ловцы глянули на белоснежный свободный плащ, в складках которого удобно прячется длинная острая сабля.
— Э… Так собака Ваша, капитан? — заискивающе спросил голос из заднего ряда.
— А чья же? — не моргнув глазом, ответил Джон.
При других обстоятельствах разговор кончился бы на месте, но серый пёс слишком долго был здесь у всех на виду, а под скулой загонщика проявлялся обширный фонарь. С соседней, узкой и безымянной улицы на площадь вышла ещё одна группа людей с дубинками. Джон был один, белоснежный на фоне вонючей тьмы мясных рядов. Сила всегда в количестве.
— Это уличный пёс, — строптиво сказал человек с разбитой скулой. Он говорил так, как будто его оскорбили.
— Ты хочешь сказать, что я лгу? — спросил Джон голосом ленивого тигра.
— Что Вы, сэр, — с горечью сказал лавочник. — Чтобы Вы вдруг и лгали…
Они отошли, решив, видимо, обождать, пока пёс ему надоест. «И вот это судья…» — проворчал сиплый голос. Вот оно как выходит, отметил Джон: если ты здесь судья, то изволь попускать, одобрять любое глупое зло, лишь бы оно было освящено традицией. Лишь бы оно было белым Джон потрепал пса по голове. Тот всё ещё вздрагивал и жался к своему спасителю.
— И что мне с тобой делать? — спросил Джон, глядя в чёрные собачьи зрачки. — Для охоты ты не годишься, для войны и подавно. А ну гавкни!
Собака честно попыталась исполнить приказ. Звук начался как тихий лай и тут же перешёл в скулёж.
— И гавкаешь ты не очень, а значит, сторож из тебя плохой, — продолжал Джон. — Как же ты с таким лаем поднимешь тревогу? На что ты годен-то, а?
Серый уткнулся носом ему под мышку.
— Прятаться годен, говоришь?
Серый вильнул хвостом.
— Ладно. Будешь ты просто пёс. Серый. Серяк… — и Джон спросил себя, понравится ли Лоре его собака. Если собаку отмыть…
Джон встал и направился к мясным рядам, держа собаку под мышкой. Серый забавно сучил ногами, пытаясь идти по воздуху. Под раскалённым белым небом рынок топорщился бурыми навесами и столами, и мельтешение пёстро одетых людей придавало ему вид загадочной древней фабрики на Терре. В этом лабиринте Джону уступали дорогу. Миновав обсиженные мухами отходы, он купил за сребреник полфунта свежих говяжьих обрезков и снова сел на скамью у фонтана. Унюхав мясо, Серый оживился и потянулся к свёртку влажным чёрным носом.
Джон не знал, что вызвало злокачественный поворот — жара, тот факт, что он не взял сдачу со сребреника, прибытие новых охотников на собак или свежее мясо. Возвращаясь к скамье, он ощущал на себе взгляды множества враждебных глаз. Он мельком посмотрел на толпу. Истребители собак торчали в ней, как рёбра в жиденьком супе. К ним постепенно подтягивались другие. Они приглушённо переговаривались, косясь на человека в белом. Следовало бы удрать, но это было ниже его достоинства. Джон стал кормить Серого мясом с рук, прислушиваясь к перекатам низкой речи. Нехорошие взгляды скользили по нему, как стайка солнечных зайчиков. Эти люди были бы удивлены, если б знали, как хорошо он их слышал.
Человек с разбитой скулой жестикулировал. Банда росла и набиралась храбрости с подходом каждой новой дубинки, всё ещё наполовину желая, чтобы лорд Сото ушёл. В руках мясников поблескивали ножи. Джон скормил Серому остаток мяса. Вода в фонтане была грязнее его ладони, и он дал собаке облизать пальцы. Банда дозрела.
