— Господи Иисусе! — заорал Марвин и ринулся прочь из кухни, даже не остановившись, чтобы погасить свет.
Его руки тряслись, когда он брал телефонную трубку. Ресторан был закрыт на ночь, а когда он набрал домашний номер Антонио, ему пришлось выслушать длинную серию гудков, прежде чем Антонио подошел к телефону.
— Слушайте, — сказал Марвин, обрывая сонные протесты хозяина ресторана. — Помните, вы говорили мне об этом старике-индейце? Как вы думаете, насколько быстро вы сможете с ним связаться?
На следующее утро, когда Марвин с опаской вошел в кухню, чтобы приготовить себе кофе, тараканов нигде не было видно. Он знал, что они никуда не делись, а просто попрятались, скрываясь от дневного света; однако это было не так уж плохо — пока он их не видел.
Он налил себе чашку черного кофе и через раздвижную стеклянную дверь вышел на террасу. Солнце стояло уже высоко над восточным горизонтом, и свет слепил глаза; Марвин пожалел, что не захватил с собой солнечные очки. Он уселся за маленький столик в северном конце террасы, подставив солнцу спину.
Дом Брэдшоу стоял на краю отвесного утеса, в шестидесяти или семидесяти футах над океаном. Если бы Марвин захотел посмотреть прямо вниз, то сквозь щели в досках террасы смог бы увидеть белый песок на полоске берега, которую Памела называла «нашим пляжем». Это был даже почти не пляж, всего лишь узенькая ленточка песка, круто спускающаяся к океану; при высоком приливе она почти полностью уходила под воду.
Марвин осторожно попробовал свой кофе. Как он и ожидал, вкус был отвратительный. Надо начинать опрос кандидатов на замещение должности Инес — мириться с кухонными достоинствами Памелы становилось не менее тяжело, чем с тараканами.
Тараканы. Он поморщился, и виной тому был не только горький кофе. Прошлой ночью он действительно несколько переборщил. Сейчас, сидя в ярких лучах утреннего солнца, овеваемый прохладным свежим ветерком с моря, он не мог поверить, что впал в такую панику из-за каких-то нескольких таракашек. Это надо же — звонить Антонио посреди ночи! Бог ты мой, лишь затем, чтобы попросить его привести к нему в дом какого-то сумасшедшего старого индейца! Да после этого он сгорит со стыда, когда в следующий раз придет к Антонио в ресторан!
Марвин поднес чашку к губам и сделал еще один глоток. Боже, какая мерзость! Это даже ужаснее, чем обычные подвиги Памелы по части варки кофе. Более того, в чашке явно имелось что-то менее жидкое…
Он резко отпрянул от стола и выронил чашку, пролив кофе на себя и даже не заметив этого. Поднеся руку ко рту, он выплюнул на ладонь размоченный трупик утопившегося в кофе таракана.
Вскочив на ноги, Марвин метнулся к перилам и энергично опустошил свой желудок в направлении Атлантического океана. Когда рвота и непроизвольные сокращения диафрагмы наконец-то утихли, он еще несколько минут висел, вцепившись в перила, чтобы не рухнуть на пол террасы, и шумно дыша через рот.
В этот самый момент в дверях кухни появилась Памела.
— Марвин, — сказала она, — там приехало двое человек в пикапе, они ждут у входа. Они говорят, что ты посылал за ними.
На крыльце, засунув руки в задние карманы брюк, стоял парень из ресторана Антонио. С ним был низенький старичок — не выше пяти футов ростом и не более сотни фунтов весом, с лицом, похожим на высушенное солнцем яблоко. На обоих были выцветшие джинсы и дешевые клетчатые рабочие блузы. Старик носил кепку с сетчатым затылком, украшенную спереди эмблемой «Долфинс», на ее макушке болталось что-то вроде пера. Позади них на подъездной дорожке виднелся потрепанный грузовичок-пикап, краска на котором настолько поблекла и осыпалась, что было невозможно сказать, каков был его первоначальный цвет.
— Мистер Брэдшоу? — произнес парень. — Мистер Коэльо сказал нам, что у вас проблемы с тараканами.
Старик проговорил что-то на языке, похожего на который Марвин никогда не слышал. Парень вновь продолжил:
— Моему деду необходимо здесь осмотреться, прежде чем он сможет что-либо сказать вам.
Марвин ответил слабым кивком. Он до сих пор чувствовал головокружение и тошноту.
— Конечно, — выдавил из себя он, повернулся и повел их в кухню.
Памела вошла и встала в кухонных дверях рядом с Марвином. Вместе они смотрели, как старый индеец медленно обходит кухню, нагибается и внимательно изучает плинтусы, проводит пальцами под краем буфета и затем нюхает их, заглядывает за холодильник. Внезапно старик присел на корточки, открыл дверцу и сунул руку вверх, в темное пространство под раковиной. Моментом позже он уже вновь стоял на ногах, зажав что-то маленькое и извивающееся между большим и указательным пальцами. Вряд ли выражение его морщинистого смуглого лица хоть сколько-нибудь изменилось — на нем и с самого начала не было какого-либо опознаваемого выражения, — но в глазах индейца промелькнуло что-то похожее на удовлетворение.
Старик вновь заговорил на своем странном для слуха языке. Парень сказал:
— Ему нужно было знать, какие именно тараканы у вас завелись. Он говорит, что проблем нет и с этим видом легко справиться.
Старик вышел на террасу и щелчком швырнул таракана через перила. Вернувшись в кухню, он что-то коротко произнес.
— Он говорит, это будет стоить сто долларов, — перевел парень.
На тот момент Марвин был не в том настроении, чтобы торговаться. У него до сих пор стоял во рту вкус вымоченного в кофе таракана.
— Когда он сможет начать?
— Прямо сейчас, — ответил парень. — Если вас это устроит.
Парень вышел в прихожую — Марвин подумал, что ему стоило бы послать Памелу проследить, чтобы индеец ничего не украл, но было уже слишком поздно. Тем временем старик продолжал осмотр кухни. Через несколько минут молодой индеец вернулся, неся пару нейлоновых спортивных сумок, которые водрузил на буфет рядом с раковиной. Старик кивнул, хмыкнул, расстегнул одну из сумок и принялся рыться в ее содержимом.
Пока старик копался в сумке, парень спросил:
— Какие-нибудь животные в доме есть? Собаки, кошки?
Памела покачала головой. Марвин пожал плечами:
— Нет, черт возьми!
Это была вещь, которой он не мог понять: как люди держат грязных и волосатых животных в своем доме. Имеет смысл заводить разве что хорошую сторожевую собаку — но лишь в том случае, если она будет оставаться снаружи, во дворе или вообще за оградой.
— Было бы лучше, — сказал парень, — если бы вы куда-нибудь вышли. Погуляли бы где-нибудь снаружи, пока это не кончится.
— Вот как? — ухмыльнулся Марвин. — Тебе бы это понравилось, не так ли?
Памела лягнула его в лодыжку.
— Вы будете применять какие-нибудь токсичные химикаты? — спросила она у индейского парня.
— Нет, нет, ничего похожего. — Молодой индеец показал на груду барахла, которое старик доставал из сумки. — Видите, мы даже не используем респираторы. Нет, просто… ну, просто будет лучше, если вас при этом не будет.
— Ха-ха! — сказал Марвин. — Забудь об этом, Джеронимо[45]. Придумано хорошо, но ничего не выйдет.
Парень пожал плечами.
— Как хотите. — Он повернулся и принялся расстегивать вторую сумку.
К этому времени старик уже выложил на буфет несколько связок чего-то, выглядевшего, как сушеные растения. Он выбрал четыре связки и скрутил вместе, так что получился один длинный пучок. Затем достал из сумки моток обычной белой бечевки и принялся плотно обматывать пучок от одного конца до другого, увязывая его в плотный цилиндр, размером и формой напоминавший свернутую газету. Засунув оставшиеся вещи обратно в сумку, старый индеец снова заговорил с напарником.
Парень вытащил барабанчик, похожий на большой бубен без металлических погремушек, а вслед за ним — длинную тонкую трость, один конец которой был обмотай чем-то вроде ремешка из сыромятной кожи. Он стукнул по барабану, который ответил ему коротким звонким «пу-унг», наполнившим кухню и вылетевшим за дверь в коридор.
Старик достал одноразовую газовую зажигалку, зажег ее и поднес к одному концу травяного свертка. Марвин ожидал, что последует вспышка, но трава загоралась неохотно. Старик поворачивал пучок травы, осторожно дуя на него, пока в конце концов один конец свертка не превратился в большой тлеющий красный уголь.
К этому времени дым уже поднимался над свертком густыми белыми клубами, растекаясь по потолку и заволакивая всю комнату. Марвин начал было протестовать, но затем решил, что запах не такой уж плохой. Он распознал в нем благоухание кедра — на какое-то мгновение к нему пришло воспоминание о том, как ему позволили сжечь елку после Рождества, потому что отец был слишком пьян, — и еще что-то похожее на шалфей и какие-то другие травы, названия которых он не мог даже припомнить.
«Черт возьми, — подумал он, — а ведь эту дрянь можно продавать за серьезные бабки! Особенно без ума от нового аромата для своего дома будут какие-нибудь старые леди».
