– Вот спасибо, ты, скоти…
В кухне ни души. Темно. Ни единого звука, только гудение холодильника и мерное падение капель с моей мокрой одежды на пол.
– Э-эй! – позвала я, включая свет. Может, они все спрятались. – Кто не спрятался, я не виновата!
Капли дождя стучали в окна. Я взяла кухонное полотенце и терла волосы, пока они не свились колечками и не стали бить статическим электричеством. Оставляя за собой мокрые следы, я на цыпочках подошла к комнате Неда и резко распахнула дверь:
– Попался!
В комнате пусто. Только диски Неда, огромная стереосистема, целая коллекция фотоаппаратов и затхлый запах грязного белья. Простыни те же самые, которые папа постелил в начале лета. Я сморщила нос: гадость какая.
Прикрыв дверь, я пошлепала в кухню, затем в гостиную, заглянула на второй этаж в папину спальню и даже проверила туалет. Дома никого не было.
Хм. Может, они все ушли в паб или на пляж еще до дождя? Может, я долго спала? Но на часах в кухне всего половина четвертого. Даже с включенным светом здесь мрачно, как в жилище семейки Аддамс. Ущипнув себя, я велела себе не глупить и включила чайник для привычного ритуала: чайный пакетик, кружка, молоко.
Но когда я открыла холодильник, штатность ситуации лопнула, как мыльный пузырь.
Сегодня утром здесь были подносы с Томасовой сливочной помадкой, тарелка с брауни, покрытая пищевой пленкой, всякие остатки в мисках и пластиковых контейнерах, а в дверце было тесно от баночек с маринадами. Сейчас в холодильнике лежал только заплесневелый сыр и бутылка молока, которое – фу! – не прошло проверку на запах. Тревога разрасталась, как ряска. Тут что-то не так.
Не выпуская бутылку из рук, я захлопнула дверцу. На ней не оказалось ни фотографий, ни магнитов.
Я не могла избавиться от ощущения, что не должна здесь находиться.
Молния прорезала мрак, и я кинулась к окну. Сразу же загрохотал гром. Я вглядывалась сквозь пелену дождя. Да где же все?!
При новой вспышке молнии у меня подкосились ноги: все небо превратилось в белую с черными точками телевизионную «кашу». Мир превратился в тоннель во времени.
Попятившись от окна, я налетела на угол стола – бедро пронзила острая боль. Я начала задыхаться – легкие не желали наполняться воздухом. Это кошмарный сон. Обернувшись, я заметила то, на что сразу должна была обратить внимание: грифельная доска пуста, а ведь все лето она была исписана просьбами Томасу позвонить матери. Он так ни разу и не позвонил, и мне слишком поздно пришло в голову, что я так и не спросила его, почему или отчего не звонит его отец. В раковине стояли три грязных тарелки – засохшие остатки кукурузных хлопьев прилипли к краям.
В настенном календаре вычеркнуты дни, как делал Грей и продолжает делать Нед: сегодня восьмое августа, пятница. Газета на столе это подтверждала. Дата на бутылке с просроченным молоком – прошлая неделя.
Сейчас пятница, восьмое августа. Время правильное.
Сдается мне, это не та реальность.
Сердце у меня сжалось, как умирающая звезда. Меня душит этот одинокий дом. Три тарелки с хлопьями – папа, Нед и я. Это мир без Томаса, вариант реальности, каким это лето могло бы, было бы, должно было быть, если бы он не приехал.
Я уронила бутылку – прокисшее молоко с хлюпаньем вылилось на пол – и кинулась к дверям. Не обращая внимания на исчезнувшее небо, я пробежала по саду, заперлась у себя и зарыдала в подушку, задыхаясь и умоляя: пожалуйста, я не хочу здесь находиться, я хочу домой. Пусть все это прекратится. Пожалуйста!
Я оказалась внутри временнóго тоннеля, но это не моя память. Это другая реальность, другое место. Но что я сделала, чтобы это случилось? Думай, Готти. Что ты сделала? Что ты сделала? Что ты наделала?
{4}
Вельтшмерц
Оказавшись внутри Вельтшмерцианова исключения, помните: здесь не действуют законы пространства-времени.
Не нужно думать, что, войдя во временнóй тоннель в своей реальности, вы туда же и вернетесь. Не думайте, что все варианты реальности существуют вечно или параллельны друг другу.
Вселенная состоит из водорода. Вельтшмерцианово исключение состоит из темной материи.
И чем дольше оно действует, тем сильнее искажается время.
Тем сложнее все распутать.
Но как возникает вельтшмерцианово исключение?
И как его остановить?
Суббота, 9 августа
[Минус триста сорок два]
Страница пуста.
Уже за полночь. Снаружи бушует гроза. Я по-прежнему на кровати – завернулась в старый джемпер Грея и смотрю на страницу.
День, когда мы с Джейсоном ввалились в кухню, день, когда умер Грей, – это произошло около часа дня. Он всегда писал в дневник по вечерам. Передо мной пустая страница за первое сентября.
Принцип Готти Г. Оппенгеймер, версия 5.0.
Дневники, может, и направляли меня сначала, но теперь это закончилось. Законы пространства-времени не действуют – я никуда не могу попасть. Похороны. Больница. Вселенная вот-вот покажет мне все, что я не хочу видеть.
И я знаю, чем все закончится, если это не остановить. Вечеринкой Неда, тоннелем во времени и смертью Грея.
Я в третий раз написала список всех временных тоннелей, но сейчас я признала то, что случилось на самом деле.
1. В комнате Грея, когда я оказалась наедине с Джейсоном впервые после того, как он меня бросил.
2. Возле «Книжного амбара», когда я зашла туда впервые после смерти Грея.
3. В кресле Грея, когда я свалилась с велосипеда: мне было больно и очень не хватало деда.
4. В библиотеке, когда я увидела запись в дневнике Грея о моих отношениях с Джейсоном. Дед назвал это любовью.
5. На пляже, когда Джейсон говорил со всеми, кроме меня, будто я не существую.
6. С Джейсоном, когда я решила, что он никогда меня не любил.
7. На канале, после ссоры с Соф.
И…
8. В саду, когда я солгала Томасу, сказав, что еще не влюблялась.
Как же я раньше не сообразила! Вельтшмерцианово исключение! Weltschmerz по-немецки – меланхолия, а еще это слово часто переводится как «мировая скорбь».
На простейшем уровне тоннели – это машины времени, работающие на темной материи и отрицательной энергии. А что может быть мрачнее разбитого сердца? Отсюда теория: двойной удар из-за Джейсона и Грея потряс меня настолько, что время сломалось и правила перестали действовать.
Каждый раз тоннель во времени открывался, когда мне было грустно, или я злилась, или скорбела, или переживала потерю. Или лгала.
Вот в чем заключается принцип Готти Г. Оппенгеймер. Частицы, фракталы и дневники Грея ни при чем. Все дело во мне и моем поведении в тот день, когда умер Грей. Я плохой человек. А временнóй тоннель, в котором я застряла, – мое наказание.
Хотелось опустить голову на все эти дневники и заснуть, а проснувшись, оказаться в нормальном мире. Рассказать Томасу все как есть и посмотреть, что будет. Но единственный способ туда попасть – что-то для этого сделать. Через силу взяв одну из своих тетрадей, я начала ее листать. В третий (сотый) раз это отвал башки.
Первое, что мне попалось, – диаграмма, распечатанная в библиотеке несколько недель назад.
Метрика Шварцвальд. Если находиться от нее за миллиард световых лет, черная дыра Шварцвальд выглядит как тоннель во времени, каковым и является.
Она не переключает телеканал на другой вариант реальности и не показывает то, что уже произошло. Если вы найдете способ удерживать тоннель открытым и не допустить гравитационного коллапса, вы сможете пройти сквозь него.
А удерживать его от коллапса можно экзотической темной материей – вроде как сунуть ногу в дверь. Если протиснешься туда, придется идти сквозь мрак.
