— Не-а. И то, как другие за меня работу делают.
База встретила нас непривычной суетой. Народ кучками стоял во дворе и за оградой, горячо обсуждая неведомо что. Сотрудников собралось раза в три больше обычного и прибывали еще. За нами начала выстраиваться целая очередь транспорта «Скорой помощи», многие объезжали нас по обочине, норовя встать поближе к зданию станции. Вылезающий из него народ оживленно присоединялся к группам беседующих, махал руками, приветствуя встреченных знакомых.
В стороне, заехав задними колесами на клумбу, воздвигся административный джип, напротив — черно-белый полицейский автомобиль, медленно проворачивающий сигнальные огни на крыше. Наш главврач что-то объясняла двоим плотным мужчинам в одинаковых темных костюмах, наглухо удушенным жесткими белыми воротничками и строгими узкими галстуками. Под пиджаками слева у обоих наблюдались некие солидных размеров образования. Судя по почтительным жестам державшихся сзади патрульных, то было немаленькое полицейское начальство.
Машины «Скорой» все продолжали подъезжать. Такое их количество мне доводилось видеть прежде лишь на похоронах, когда все свободные от дела медики купно с подавляющим большинством тех, кто, предположительно, обслуживал вызова, собирались на площадке у кладбища, чтобы проститься с очередной жертвой мира, где мы работаем. Мира, откуда нет выхода даже после смерти. И не рассказывайте мне про рай. Нам и в раю занятие сыщется.
Послышались вопли сирен — протяжно-мяукающие, с подвыванием, не похожие на звук наших, скоропомощных. Среди автомобилей началось шевеление. Водители, чертыхаясь, переключали передачи, с рыком и вонью перегазовывали, расчищая проезд для новых гостей.
Ими оказались еще с полдюжины полицейских патрульных крейсеров, пара темных лимузинов с приклеенными магнитами алыми мигалками и три грузовика — два с солдатами, один с полицией. Последним подъехал черно-белый броневичок, из заднего люка которого выскочили двое парней со злющими овчарками на поводках. Тут же возникли рев, рычание и лай, около броневичка полыхнул язык пламени, раздался чей-то истошный визг:
— Да уберите же, наконец, Зинку! Она полиции мешает.
Разинув рот, дивился я на все это безобразие. Что, в конце концов, происходит?
— Пойдем, начальница, выясним, что за дела?
— Шур, сходи один, будь добр.
— А ты чего?
Люси помялась, но все же ответила честно:
— Что-то уж больно суматошно. Боюсь, раздавят.
Действительно могут. Я уже настолько привык к своему невероятному доктору, что часто забываю, что она изрядно отличается от меня (или я от нее как смотреть).
Поплутав в лабиринте скопившихся автомобилей, выбрался к ближайшей кучке народа, тронул крайнего за рукав:
— Чего сыр-бор палим?
— А, — махнул рукой тот, — население шутки шутит. Позвонил какой-то олух и сообщил, что в одной из машин заложено взрывное устройство. В пятнадцать часов — долбанет. Вот собрали всех. Искать будут.
— С чего это в нашем начальстве человеколюбие взыграло? Ну, рванет. Ну, еще пару могил на болотах выкопают. Им-то что за убыток? Мы и так тут мрем мал-помалу. Вон сколько новеньких набрали — я уже по рации слышал, линейную пятьсот шестьдесят какую-то кликали.
— Ага, когда б в тебе одном дело было — да хоть сгори ты синим пламенем. Они за другое боятся — мало ли, где взрыв случится? Кто там рядом окажется? Не дай бог что — неприятностей же не оберешься. Может, ты у главнокомандующего Жувре на вызове будешь, а тут твой тарантас и шандарахнет!
— Да я только оттуда.
— Вот видишь!
— Что ж так бестолково: собрали всех в кучу? Как понять — на миру и смерть красна? А ну взаправду рванет — то бы одна машина, а тут полпарка со зданием «Скорой» вместе. И полиции тоже достанется. Рассредоточь по одной да проверяй сколько влезет.
— Он меня спрашивает! — оскорбился собеседник. — Я тебе чем на ногу наступил? Начальство толще, ему небось виднее, как взрываться положено.
Вернувшись в транспорт, я доложил Рат о результатах расспросов. Мышка загрустила.
— Ну вот… Пока суд да дело — это сколько ж мы тут проторчим не жрамши? А потом еще всю работу что за это время скопится, добрых полсуток разгребать.
— Ты что, думаешь, вызова принимают?
— А ты думаешь, нет? И не надейся. Где ты видишь хоть кого из диспетчеров?
Я внимательно несколько раз обвел глазами двор. Никого из наших дородных ухоженных дам во дворе не наблюдалось.
— Похоже, ты права. М-да, попали. Слушай, а может, сбегать? Времени до взрыва полно, у нас же там еще фунта три икры в холодильнике.
— Если не съели. А что, здравая мысль. Ну, попробуй.
— И кипяточку наберите, пожалуйста. — Патрик сунул мне в руки пустой термос. — А то скучно без горяченького.
Просочившись сквозь толпу народа, шмыгнул в приоткрытую дверь станции и потрусил к столовой. Мельком скосив глаза, за стеклом увидел: диспетчеры трудятся вовсю. Все новые и новые бумажки с вызовами ложатся одна на одну, заполняя стол. Ой-ой, однако…
В грудь мне уперлось что-то твердое. Я резко затормозил, обнаружив, что сей предмет — автоматное дуло. Прямо передо мной, загородив проход, стоял, широко расставив ноги, коренастый крепыш в алом берете спецбригады полиции.
— Осади, парень, куда прешь, — бросил он мне беззлобно.
— Брат, пусти в столовую кипяточку набрать, — потряс я термосом.
— Какой, к бесу, кипяток! Вы щас на воздух взлетите, а он — чаи гонять.
— Вот потому и гонять. Неохота помирать на пустой желудок. Сам прикинь, на том свете не покормят.
— От шустряк. Ну, давай, только шибче.
Бегом полетел я на кухню, налил, безбожно напустив на пол здоровущую лужу, полный термос из страдающего аденомой простаты ведерного чайника, натряс в него сверху порядочно заварки из забытой кем-то на подоконнике пачки приличного чая, закрутил, выволок из холодильника икру (маскировка сработала, и ее никто не тронул), уцепил полбуханки чужого хлеба. Если рванет, искать не будут.
Полицейский уже образовался в дверях:
— Живее, черт тебя!
Я глянул на часы:
— Ну что ты все погоняешь? До взрыва еще сорок минут. Вполне можно успеть суп разогреть и пожрать по-людски.
— Не, ну ты точно психованный.
— Ага. Мне по должности положено.
— Как это?
— Да я с психбригады.
Полисмен покивал сочувственно — мол, беда, что сказать, — и почти уже мирно изрек:
— Ладно, проваливай.
Что я благополучно и сделал.
Бригада встретила прибытие харчей и термоса громкими аплодисментами, суля изобразить в честь моего подвига золотую мемориальную надпись на борту вездехода.
— Выше или ниже слов «Санитарный транспорт»? — поинтересовался я.
— Конечно, ниже. Выше окна начинаются. Не хватит места в подробностях описать, как ты под дулом автомата геройски чужие булки воровал. Только вот есть проблема в связи с увековечиванием твоей беспримерной отваги.
— Какая?
— А вот взорвемся сейчас, и писать негде будет. Никто о тебе, Шурик, не узнает. Так что — Патрик!
— Слушаю, мэм.
— Как ты полагаешь, если подать чуток вперед, ты сможешь вдоль оградки носом во-он к тому взгорочку развернуться?
— Одну минутку.
Потерзав несколько времени рычаги с педалями и раскидав, к немалому возмущению пилотов соседних автомобилей, изрядно жидкой грязи, наш водитель в конце концов выполнил требуемое.
— Молодец. А теперь постарайся, не особо привлекая внимания, за взгорок переместиться.
На нас никто и не смотрел. Общее внимание было всецело поглощено действиями полиции, переворачивающей вверх дном содержимое кабин и салонов скоропомощного транспорта. Добротно выученные овчарки, помогая, без команды заскакивали в машины и обнюхивали все уголки в поисках взрывчатки, потом ныряли под днище и проверяли там. Время от времени то одна, то другая из них напряженно брехала, облаиваемый фургон тут же охватывался плотным кольцом алых беретов, но всякий раз то оказывалось забытое кем-то в салоне или кабине штатное оружие.
Старший фельдшер помечала номера бригад раззяв в блокнотике — не иначе, окажутся очередными кандидатами на «соответствующие выводы» администрации с отдельным подарком в виде снятия надбавок к зарплате.
Никем не задержанные, завернув за холмик в полумиле от здания «Скорой», мы обнаружили там еще пяток машин. Четыре из них принадлежали коллегам-психиатрам, уже начавшим на травке пикничок, пятая — Рою, разлегшемуся, широко раскинув ноги, на вершине горушки и изучающему бестолкню в мощный полевой бинокль.
Что ж, естественно. Быстрее всех сориентировались в обстановке и приняли меры к тому, чтобы уцелеть, те, кому не привыкать воевать. Рат удовлетворенно пискнула:
