к забору подошел, не рыкнул даже... — Она с той же повелительной интонацией распорядилась: — Лютый, знакомься, свой!
Черный пес, вильнув хвостом, подошел к Тарику, старательно его обнюхал от башмаков до груди, ткнулся в руку большим влажным носом, вильнул хвостом. Пожалуй, он и не страшный...
Тарику показалось, что он усмотрел в громадном черном псе какую-то странность, но не стал над этим думать: все мысли были заняты девчонкой с сиреневыми глазами. И еще догадкой: не Буба ли испугался Лютого так, что сбежал? Это на него похоже, к тому
же никто из мальчишек улицы Серебряного Волка не стал бы знакомиться с приезжей девчонкой «нахально». Ну, предположим, у них там, во многом до сих пор загадочном Гаральяне, могут оказаться свои политесы, в чем-то непохожие на столичные, и все равно, очень уж многозначительные совпадения...
— А теперь, Лютый, — караул!
Пес повернулся бесшумно — словно полоса черного тумана перетекла из одного места в другое — и направился за сараюшку, откуда, надо полагать, и вышел.
— Сторож у тебя... — уважительно сказал Тарик.
— Славный пес, — кивнула девчонка. — Четыре года у дяди, его в холстинке принесли, такой был комочек, с варежку, лапки еще заплетались, в доме писался... Дядя его выучил, он умеет. Лютый один раз даже лесную тигру задавил, сграбастал за глотку так, что не смогла распороть когтями брюхо. И ползуну-душителю башку отхватил раньше, чем тот его опутал. Жалко, я ни того ни другого не видела...
— Не по себе ему будет в городе, — сказал Тарик.
— А он в городе жить будет мало, — охотно ответила девчонка. — Дядя потому и переехал в город, что нанялся егерем к одному герцогу, а тот на охоте проводит больше времени, чем в столице...
Никак не походило, что присутствие Тарика ее тяготит или просто надоело, а потому и он не торопился уходить. Не понадобилось особой смелости, чтобы чуть небрежно спросить:
— А что, если нам познакомиться? Ты же долго будешь здесь жить, я так думаю, нужно знакомиться с годовичками, так уж заведено. Или в Гаральяне другие политесы?
— Да такие же, — сказала она и протянула руку, открыто глядя сиреневыми глазищами. — Меня звать Тамитела.
— Тарик, — сказал он и вполне искренне добавил: — Красивое имя, у нас и не встречается... ты Тами или Тела?
— Тами, — сказала она охотно. — Тела — глуповато как-то, на
«тело» похоже. Так что можешь меня звать Тами.
Совсем хорошо: познакомились согласно политесу, пожали друг другу руки, позволила ее называть коротким именем. Это ничего еще не означает, но это — шаг вперед...
Тами оглянулась на клетки с кролами:
— Как ты ловко управился... Знаешь что? Время сейчас обеденное, давай я тебя угощу чем-нибудь, у нас еще полмешка гаральянских вкусностей... Пробовал когда-нибудь бизонью колбасу? Копчененькую, с приправами, которые у вас не растут?
— Только слышал, — признался Тарик. — Отец у меня мясную лавку держит, самые разные есть колбасы, он говорил как-то, что спрашивали и бизонью, но ее к нам пока не возят...
— Вкуснотища! Пошли, угощу. Я дома сейчас одна, дядя к герцогу уехал...
— Как-то это... — замялся Тарик.
Это было откровенно неполитесно — и мальчишки, и девчонки приглашают в дом только старых знакомых, известных родителям.
— Ой, догадалась! — воскликнула Тами. — По-городскому такое неполитесно, да?
— Вот именно, — грустно сказал Тарик. — У тебя ведь нет здесь родителей?
— Их вообще у меня нет, — ее очаровательное личико на миг омрачилось. — Они погибли... Был пожар...
— Извини...
— Ничего, это было давно, я примирилась... Дядя мне вместо родителей, все по закону, грамота есть...
— Вот видишь, — сказал Тарик. — А я с ним незнаком...
— Глупости, — возразила Тами. — У нас ведь нет служанки-домоправительницы, так что я в доме законная хозяйка. А хозяйка может приглашать в гости кого захочет, и это вполне даже политесно. Верно?
— Верно, — сказал обрадованный Тарик. — Раз ты хозяйка, тогда, конечно, совсем другое дело...
— Вот видишь? Пошли! — Она взяла подол платьица кончиками пальцев и, чуть согнув левое колено, сделала легкий политесный поклон: — Господин Тарик, хозяйка вас приглашает в гости от чистого сердца и без задних мыслей.
Ну, коли уж она по-взрослому... Тарик, приложив правую руку к сердцу, поклонился:
— Госпожа Тами, я душевно благодарен и принимаю ваше любезное приглашение без задних мыслей...
Ну, теперь плюньте в ухо тому, кто сбрехнет, будто политес не соблюден! Тами засмеялась — будто серебряные колокольцы прозвенели, и они вошли в дом, где Тарик не увидел никаких признаков утреннего вселения новых жильцов.
— Что ты так любопытно озираешься? — спросила Тами. — Дом как дом.
— Я здесь никогда раньше не был, — сказал Тарик, — и все равно кажется, что мебеля остались от дядюшки Пакула: очень уж аккуратно все расставлено, будто сто лет стояло на этом месте. Обои всегда изрядно выцветают, но остаются как новенькие там, где старая неподъемная мебель стоит. А здесь ни следа. Помню, года три назад папаня покупал новые мебеля, и они были другие по величине, пришлось потом в двух комнатах новые обои клеить, а то получалось нескладно...
— А ты глазастый, прямо как егерь, — сказала Тами одобрительно. — Дядя так и купил дом, со всеми мебелями, только мне пришлось кровать купить новую, тут такой не было. Хозяин так и продал, он уехал к сыну, а там все было... Вот сюда, в кухню.
Сразу видно, что кухню тетушка Лемат, служанка прежнего хозяина, содержала в большом порядке: плита на четыре горелки, как и кастрюли-сковородки на гвоздиках, начищена, все на своем месте, на кухонных шкафчиках и столе ни пылинки. Тарик покрутил головой:
— Так и кажется, что прежние хозяева только что ушли, ничего не забрав...
— Получается так, — безмятежно сказала Тами. — Напряжно было бы все свое везти с собой из Гаральяна, чуть ли не через все королевство. Только любимый чайник для настоя дядя с собой прихватил. Он любит настой горьких бобов 71, и я тоже привыкла каждый день пить...
Там, куда она показала, и в самом деле стоял невиданный прежде Тариком чайник: не пузатый, а высокий, в школярской чертилке 72
