Эва как. Единственное, о чем доктор Уоткинс не упомянул, так это о том, каким образом сестра Розанна-Евграфия собиралась появление в пирожных опия объяснять, хотя, никакой это ведь и не секрет. Пропала ниппонская книга. Отравились леди (и Фемистокл Адвокат) ниппонским же угощением. А у кого оно куплено? Правильно, у Ода Сабурами, ниппонца. Да кто бы в полиции стал разбираться, зачем он это сделал, если дело-то ясное? Промолчал доктор об этом, такт проявил.
Мистер Уоткинс и инспектор О`Ларри попрощались и собрались уходить, когда доктору попалась на глаза моя книга.
— Гомер? Однако, констебль, вы далеко пойдете, — с удивлением произнес он.
Через два дня брат Власий действительно выписал меня из гошпиталя – я к тому моменту оправился уже полностью, да еще и отъелся на казенных харчах, отоспался опять же, так что к службе вернулся бодрый и веселый. В тот же день мне и медаль вручили перед строем, да не абы кто, а сам эрл Чертилл сподобился. Вот нашивки пока еще придержали – и мистер Сёкли в отставку еще не вышел (как я и думал, в то, что наливку я не пил он не поверил), да и жюри присяжных на суде, где я должен был давать показания, смущать не хотели. Не каждый гражданский сразу поймет, что это теперь я сержант, а когда мать Лукрецию обнаружил, так был еще простой патрульный констебль.
Газетчики до самого объявления даты заседания о аресте сестры Евграфии так и не пронюхали, так что почти что месяц, покуда Дэнгё-дайси не начал ходить без костылей, жизнь моя была скучна и размеренна, насколько это для копа вообще возможно. Мистер О`Хара за это же время закончил свой курсовой проект, который презентовал мне. Изображены на полотне были мистрис Афина Паллада, тянущая руку к покоящемуся на мраморной тумбе яблоку, с надписью "Прекраснейшей", и Арес с моим лицом, демонстрирующий ей кукиш. Я картину у себя повесил, на самом видном месте, дабы гости, значит, впечатлялись. Ну и грогох[43] чтоб свое место знал.
Однако, все же наступил тот далеко не прекрасный день, когда высокий Суд Дубровлина объявил о начале слушаний по "Делу, об убийстве матери Лукреции и иных преступлениях против людей и Короны". Ох, что тут началось! Ушлые папарацци осаждали всех – от Старика до мальчишек-посыльных, — надеясь вытянуть хоть какие-то подробности, какую-то сенсацию… От прочитанного по этому поводу в газетах сержант Сёкли ругался в голос – такого надомысливали порой, что диву дашься. Только "Светский хроникер" ограничился короткой заметкой, что редакция не желает строить догадки и будет печатать отчет с иллюстрациями с каждого заседания. Ведущий же его "криминальной колонки" (если такое определение вообще применимо к разделу салонной газеты), Фемистокл Адвокат, отловил меня на патрулировании и, смущаясь словно девица на первом свидании, признался, что уже опубликовал под псевдонимом два детективных рассказа в одной из газет, и попросил, когда все закончится, поделиться подробностями. Отказывать причин у меня не нашлось, да и желания тоже, так что я твердо пообещал удовлетворить его любопытство взамен на газеты с опубликованными детективами. И, знаете ли, не прогадал – чтиво вышло увлекательное. Легану Стойкаслу тоже понравилось, особенно момент пребывания главного героя в каталажке.
— Ну, тут уж грех газетчику было неправду написать, — хохотнул он. — По нашей с тобой милости почти сутки там провел.
Так, отбиваясь от газетчиков, а иной раз и навирая им с три короба, Третий участок прожил целую неделю, ну а потом от нас отстали – слушания начались. На первом, "техническом" заседании, где выяснялся состав жюри, обвинение, нет ли кому каких отводов и тому подобное я не был, а вот на следующее вынужден был явиться – все же это именно я первым прибыл на место преступления, и должен был быть допрошен в качестве свидетеля.
Разумеется, прибыл я в суд при полном параде и с медалью на груди. Мэри с миссис О`Дэйбигалл тоже пришли посмотреть, при том выглядела старушка изрядно помолодевшей. Вот что научный прогресс с людьми-то делает.
Председательствующий судья Джордж Джеффирс привел меня к присяге, и представитель обвинения попросил изложить события того злополучного дня, когда мать Лукреция встретила свою судьбу. Ну что же, и изложил. Защитники задали несколько уточняющих вопросов, однако ничего интересного я сообщить им не смог. "Да, сэр, именно сестра Евграфия сообщила мне о преступлении", "Нет, сэр, она не говорила, что произошло убийство, это я уже увидел сам", "Да, я никуда не отлучался до прибытия инспекторов и в осмотре места происшествия участие принимал, сэр".
— И обвинение хотело бы предъявить суду первую улику по делу, даггеротипический снимок с места преступления, прошу моего помощника передать улику Его Чести.
Судья Джеффирс внимательно оглядел металлическую пластину с изображением и вынес вердикт:
— Темновато, но рассмотреть можно. Секретарь, предоставьте снимок жюри и защите для ознакомления.
— Ваша Честь, — обвинитель просто просиял услышав эти слова, — как вы совершенно верно заметили, снимок темноват. Поэтому, специально для участников процесса, у которых слабое зрение, а также для допущенных в зал зрителей на Третьем участке полиции, ведшем расследование, художником участка, коллежским регистратором Доналом О`Хара, была изготовлена увеличенная копия, к тому же в цвете. Вы позволите внести ее в зал для обозрения?
— Любопытно, — произнес судья. — Не припомню таких прецедентов. Что ж, для обозрения, но не для приобщения к делу – вносите.
Двое констеблей из Главного управления (именно они охраняют присутственные места и поддерживают в них порядок) внесли сначала здоровенную подставку навроде мольберта, а затем упакованный в бумагу плоский предмет, размерами где-то шесть на восемь футов, установили его, аккуратно разрезали бумагу по краям, и сняли ее.
Зал ахнул. Я тоже. Под простой оберточной бумагой, в золоченой раме, скрывалось полотно, изображавшее нутро чайного домика таким, каким оно был в момент, когда мистер О`Кучкинс снял крышку с объектива своего аппарата. Все было передано в мельчайших деталях, доподлинно, так как мне и запомнилось, за небольшим исключением: там был я.
Строго говоря, не только я – инспекторы Ланиган и О`Ларри стояли чуть согнувшись над полускрытым от зрителя столиком телом аббатисы и, явно, что-то горячо обсуждали, а чуть в стороне, вполоборота, прямой как телеграфный столб, стоял ваш покорный слуга и олицетворял. Ну, то, про что сержант Сёкли говорил – чего-то там к власти и правопорядку.
Старый судья, при виде полотна даже снял пенсне, протер его, и снова водрузил на нос.
— Однако, — крякнул он. — Такого в суде еще точно не бывало. Господа Ланиган, О`Ларри и… Вы, констебль?
— Я, ваша Честь, — с места для свидетелей меня еще никто не отпускал.
— Н-да, — судья Джеффирс вновь перевел взгляд на картину. — Оригинально. Талантливо. Свежо. Наглядно. Коллежский регистратор О`Хара, говорите? И как он назвал… вот это?
— Насколько я знаю, "Осмотр места преступления", Ваша Честь, — ответил обвинитель.
— К месту, тут не поспоришь, — кивнул судья. — Но, вернемся к процессу. У защиты или обвинения есть еще вопросы к свидетелю?
У защиты не было.
— Если суд не возражает, я бы хотел допросить констебля Вилька по еще одному эпизоду данного дела, — произнес обвинитель. — Именно он, так уж вышло, задержал обвиняемую Евграфию тогда, когда она, по версии следствия, пыталась задушить обвиняемого Дэнгё-дайси подушкой…
— Протест, Ваша Честь, — вскочил защитник. — Факт покушения еще не доказан!
— Протест отклоняется, — флегматично ответил мистер Джеффирс. — Обвинитель ясно сказал: "По мнению следствия". Продолжайте.
— Так вот, я бы хотел допросить констебля и об этом эпизоде, дабы мы больше не отвлекали его от службы.
Последовавшая затем словесная перепалка, со ссылками на законы и судебную практику могла бы быть выражена всего двумя короткими фразами:
— Вы запутаете присяжных, да и пока до рассмотрения этого эпизода дойдет, они все забудут.
— Ничего, прочтут протокол сегодняшнего заседания, и все вспомнят.
Послушал судья прения, послушал, да и постановил – допросить.
В общем, три часа меня в общей сложности мурыжили, но поскольку я не врал, и в показаниях не путался, отпустили с миром восвояси. Даже про засаду в кабинете не стали опрашивать – решили, что им одних показаний Ланигана хватит. Когда до этого момента дело дойдет.
Это заседание принесло, кстати сказать, истинную славу мистеру О`Хара, а "Осмотр места преступления" ушел с молотка за бешеные деньги. Теперь в холле Главного управления полиции в Дубровлине висит – эрл Чертилл приобрел.
Суд длился три месяца, и закончился смертным приговором для сестры Евграфии с лишением ее сана, смертным же приговором для Дэнгё-дайси, оказавшегося на деле дай-вьетцем Ли Си Цыном, и, о чудо, штрафом для мистера Доу. Он был признан виновным лишь в незаконном проникновении. Там, как я понимаю, старший инспектор с доктором Уоткинсом постарались. Что-то их с этим взломщиком связывает, что-то из старых времен, и не только простреленная нога Джона Доу, но и нечто хорошее.
