Взяв его математические выкладки за основу, Михаил три года потратил на построение собственной модели вселенной. Пришлось даже придумать собственный одиннадцати мерный математический аппарат, чтобы описать эту модель. В результате, получилась весьма забавная картина. В представлении Михаила, наша вселенная состояла неких ячеек — таких себе островков-миров, связанных между собой, подобно цепи. Он рассматривал эти звенья миров, как множества компактных пространств. Это были не другие планеты, а действительные иные пространства, разделенные между собой какой преградой. Преодолев этот барьер, можно было перемещаться по этим ячейкам, которые для удобства Михаил обозвал Домами. За точку «ноль» он принимал земное пространство.
Формулы формулами, но требовалось более веское доказательство, иначе работа Михаила оказалась бы на той же полке, что и работа Малышева.
Прежде всего, выяснилось, что преграда между мирами — это некое динамическое поле, энергетическая плотность которого может меняться в пространстве и времени. Преодолеть его оказалось очень нелегкой задачей.
Преграда должна была преодолеваться — вооружившись такой аксиомой, Михаил стал работать в данном направлении. Скорее всего, преграда была избирательно-проницаемой, поскольку некоторые элементы иных ячеек-Домов попадали в точку «ноль» — на Землю. Это были странные артефакты: шаровые молнии, плазмоиды Циолковского (правда фактически наблюдался только один раз, да и то в лабораторных условиях), и даже НЛО, природа которых пока оставалась для Михаила загадкой.
Самый простой и менее энергоемкий процесс преодоления — это был процесс диффузии, то есть перенос материи или энергии из области с высоким потенциалом в область с низкого потенциала. Михаилу приходилось слышать, что подобную манипуляцию могут делать люди, называющие себя «лоцманами». Как и на чем основан этот процесс, он не знал. Скорее всего, это были досужие домыслы.
Второй способ — активный переход. Довольно-таки энергоемкий. Приходилось создавать в некой локальной области обратную разность «потенциалов». Возникающая напряженность в данной точке вызывала волну, которая и перемещала объекты в соседнюю ячейку. Правда первые испытания «КЛЮЧа» не смогли создать подобной волны: слишком уж кратковременной была зона действия. Лишь обнаружив существование сопряженных пространств, где энергетические затраты были значительно ниже, лишь только тогда Михаилу удалось попасть в иную ячейку.
Впервые это произошло на Гавайях.
Михаил поежился. Именно тогда он неожиданно для себя столкнулся с существованием другой жизни. Вспомнилась девушка-гид.
Вернее, это была не девушка. Вообще не человек. Ароморф. А, может, одна из параллельных эволюционных линий человечества.
Перед глазами снова промчались тогдашние события: падение, выстрел. Девушка-гид двигалась какими-то рывками. Пуля ушла куда-то в сторону.
Михаил кувыркнулся за камень и ползком добрался до выемки справа.
Ароморфа нигде не было. То ли девушка тоже запряталась за камни, то ли…
Додумать он не успел. Что-то тяжелое и жутко горячее навалилось сверху. Михаил не стал сопротивляться. Он скользнул в сторону наименьшего сопротивления, и, вращаясь вокруг своей оси, выскочил наверх.
То, что стояло перед ним, трудно было назвать девушкой. Даже трудно было назвать человеком: размытое черное облако. Будто поглощающее свет.
Михаил бросился бежать, на ходу вытягивая «КЛЮЧ». Через несколько секунд он тяжело рухнул на асфальт.
Проезжавший мимо «форд» сделал вираж, объезжая его и, громко бибикая, помчался дальше.
Можно было только представить, что подумал водитель, когда прямо перед его машиной появилась странная фигура в не менее странном костюме диковинного космонавта…
Михаил снова поежился, вспоминая неприятный холод, исходивший из темного облака ароморфа.
Он снова прильнул к мониторам.
Выходить наружу не хотелось. Но, скорее всего, иного пути не было.
Тяжело вздохнув, он снова отправился натягивать на себя защитный костюм, при этом еще раз сверяя показания датчиков температуры и химического состава воздуха.
«Относительная норма, — усмехнулся он сам себе. — Если здесь вообще есть норма».
И он вышел наружу.
Вышел и словно окунулся в густое желе. Ощущение было такое, будто все кругом замерзло. Даже мысли.
В воздухе почти физически ощущалось непонятное психическое состояние какой-то тревоги. Михаил почувствовал себя маленьким ребенком, оставшемся в одиночестве в темном страшном подвале, где за каждым углом мерещились какие-то «бабаи» и «бармалеи».
Он попятился назад, пока не уперся спиной в холодную сталь обшивки «Грифона». И только теперь он понял, что здесь реально низкая температура. Хотя в кабине приборы показывали семьдесят градусов, но снаружи было иначе: «Грифон» был покрыт тонким слоем инея.
Уже заскакивая в шлюз, Михаил сообразил, что это аммиачный конденсат…
Монотонное чтение «Откровения» поначалу Михаилу нравилось. Можно было просто читать, не вдумываясь в слова, а самому тем временем обдумывать собственные проблемы. Но вскоре, он понял, что эта монотонность его усыпляет. И когда уже в четвертый раз Михаил столкнулся с одной и той же последовательностью мыслей, то решил сделать маленький тайм-аут.
— Разрешите, я прервусь, — мило улыбаясь, поднялся он, отдавая книгу.
— Вам не интересно? — сухо спросил Старичок-Боровичок.
— Ну, как сказать…
— Вижу, что не интересно. А жаль.
— Почему?
— Потому, что книга эта о таких же ищущих, как ты сам.
Михаил остановился.
— Мы сеем зло даже благими поступками, — продолжал дед, — и его же пожинаем. Наши ошибки, словно раковая опухоль, распространяются по миру.
— Так было всегда…
— Да, так было всегда. Войны, катаклизмы — все это было всегда. Но каждый раз они все более трагичны.
Михаил согласно кивнул и вышел вон из комнаты. Вслед ему донеслось:
— Имеющий ключ от бездны, не оставит нам дом наш… Запомни это, Михаил…
Говорили они до самого утра. Андрей рассказал, как год жил в детском доме. Потом его приняла одна семья.
— Отец — востоковед, мать — врач-невропатолог. Не скажу, что живу плохо.
Михаил опустил голову.
— А вы как? — спросил Андрей. — Как мама?
— Она умерла, когда мне было шестнадцать…
Сознание возвращалось медленно, будто втекало в мозг подобно воде.
Михаил сел на колени, пытаясь стряхнуть сонное состояние. Кажется, он пролежал на полу что-то вроде пяти-десяти минут.
Действовал он скорее по интуиции, нежели осознано. Щелкнув тумблером «Мьёльнира» и приводя его в боевое положение, Михаил, не раздеваясь, заполз на водительское кресло.
Двигатель тихо зашипел и с натугой стал набирать мощность.
Выстрел был тихим. Только сигнализаторы говорили о нем.
А потом бабахнуло. Машину дернуло и понесло.
Михаила подбросило, но он удержался. «Грифон» натужно поехал вперед, и через минуту выскочил из пелены мрака.
От взрыва в щепки разнесло обсидиановую скалу. К небу потянулся грибовидное облачко.
Уже отъехав на солидное расстояние, Михаил позволил себе остановиться и осмотреться.
Вылезать из машины не хотелось. Но нужно было осмотреть внешние повреждения. Но для начала Михаил несколько раз провентилировал шлюзовую камеру.
Снаружи было страшно жарко. После темноты странного аммиачного облака, пейзаж вокруг казался ослепительным.
Михаил прошелся вокруг машины, отмечая слабую коррозию корпуса.
Удивительно, но «Грифон» все еще был в неплохой форме.
И только теперь Михаил сообразил, откуда столько света: южнее за чередой базальтовых нагромождений, а может даже еще дальше, откуда-то из земли лился теплый белый свет. В небо рвались гигантские протуберанцы.
Михаил попытался на глаз прикинуть их размер и ужаснулся: как минимум пару километров. А то и больше.
