Изо рта вырывались при дыхании облачка пара. Движок работал ровно, урчал надежно, будто успокаивая. Руслан еще раз все осмотрел, потом вышел наружу и закрыл дверь на задвижку. Огляделся…
Два фонаря подсвечивали гладкий снег между генераторной и корпусом. Глубокой рытвиной тянулся след, оставленный Русланом по дороге от крыльца. И еще один, глубже и шире, вел со стороны заброшенной турбазы через редкий сосновый лесок.
Этот след подходил почти к самой двери генераторной и, оставив на снегу петлю, уводил опять к соснам. Там, в темноте, ничего невозможно было рассмотреть. Руслан понял очень ясно: пока он шарил тут, радуясь своей победе, ничего не слыша за гудением двигателя, некто очень тихо вышел из леса и остановился в нескольких шагах, глядя, как Руслан управляется.
Три-четыре шага отделяло Руслана от смерти.
Но этот решил не спешить. Посмотрел и ушел обратно. Может быть, потому, что времени у него очень много.
* * *
Руслан не помнил, как добрался до корпуса. Закрыть задвижку на входной двери получилось лишь с третьего раза.
Почему зомбак не набросился на него? Имел такую возможность. Может быть, его отпугнул шум двигателя?
Мертвецы, вставшие после лихорадки, полностью забывают себя. Писали об одном, который три ночи подряд навещал свою бывшую семью и убивал родственников. Может, это и сказка. Чего только не писали. Напустили ужасов в желтой прессе, а жизнь, как всегда, оказалась ужаснее.
Он обнаружил, что стоит в холле, дрожа и прислушиваясь, а в руках у него початая бутылка водки, добытая в генераторной. В коридорах горел свет, лампочки мутно отражались в обледенелых окнах. Больше я никогда не выйду из корпуса, сказал себе Руслан. Запрусь, забаррикадируюсь и продержусь до весны.
Свет горел, но батареи оставались ледяными. Он не сразу сообразил, что внутри здания должен быть распределительный щит, и не сразу отыскал его в каморке на первом этаже. Тумблеры и переключатели были снабжены бумажными ярлычками, написанными от руки, с ужасающими ошибками. Руслан включил отопление по всему корпусу, водопроводный насос — и только потом сообразил, что вода-то в трубах, наверное, успела замерзнуть.
Сперва трещало, и довольно жутко, но в результате обошлось. Электрические батареи нагревались, замерзшие окна потихоньку оттаивали, из ледяных делаясь запотевшими. В проступившие черные полыньи заглядывала внешняя ночь. Руслан, все еще трясясь, поздравил себя: в корпусе с отключенным электричеством он не продержался бы долго.
Очень хотелось есть. На кухонном складе нашлись перловка, пшено, немного риса и тонна муки. На время забыв о голоде, Руслан открыл мешок, отсыпал муку в большой ковш и прошелся по всем комнатам первого этажа.
Он рассеивал муку тонким слоем на полу. Если эти заберутся в окно — по крайней мере, будет видно, где они ходили.
* * *
На ночь он устроился в кабинете коменданта. Запер дверь изнутри, проверил решетки, лег на диван и закутался в принесенные из спальни одеяла.
Он очень устал. Глаза слезились. Стоило ему задремать — и мертвец, огромный, голый, вышел на середину кабинета и протянул к Руслану черные руки в лохмотьях лопнувшей кожи. Руслан закричал и от крика проснулся. Потрескивала батарея. За окном мощно горели два фонаря. В комнате было душно.
Он снова закрыл глаза. Мертвец только того и ждал: медленно повернулся ключ в замке. Рука шарила по стене в поисках выключателя… Погас свет, погасли фонари за окном, в полной темноте мертвец шагнул в комнату, его босые ноги влажно шлепали по линолеуму.
Руслан глубоко вздохнул и сел на диване. В коридоре слышались шаги, но это был всего лишь звук ветра за окном.
A howling wind is whistling in the night
My dog is growling in the dark…
Реальность и сон перемешались. Ему казалось, что он в автобусе, что он сам — автобус и медленно переваливает горы по узкой небезопасной дороге. Он слышал громкие голоса, смех Джека, звон посуды, шум работающего двигателя на солярке. И одновременно он гнался за автобусом по заснеженной дороге. Ноги проваливались все глубже, и Руслан тонул в снегу, нырял глубоко и выбирался по другую его сторону: по другую сторону земной коры, где все было черным и вокруг стояли, будто деревья, неподвижные мертвецы.
Стоп, сказал он себе. Я в безопасности. Мне тепло. Есть свет. Есть еда и вода. Мне надо продержаться здесь не десять лет и не двадцать, а всего лишь полгода. Эти вещи очень прочные. Прочный подоконник, сизый, с вкраплениями белых точек, из камня, похожего на мрамор. Прочный шкаф из фанеры и стекла. Прочная железная дверь. Я живой и никаким мертвецам не дамся.
Он опустил голову на жесткую диванную подушку и впервые за много часов задремал без сновидений.
Но тут зазвонил телефон. Старый черный аппарат на столе коменданта звонил глубоким контральто, и стол весь трясся и вибрировал от этого звона. Руслан схватил трубку:
— Алло?!
В трубке молчали. Не было слышно дыхания. В отдалении работал, кажется, большой мотор.
— Алло, это кто? — Руслан снова начал дрожать. — Здесь санаторий «Перевал», я остался… Меня оставили…
На том конце провода не издали ни звука. Может быть, звонок тоже был сном? У Руслана замкнуло в мозгах — или замыкание случилось в проводках старого аппарата, и теперь он бредит вслух, звонит контральтовым низким звоном?
Что-то щелкнуло в трубке, и послушались короткие гудки. Настоящие гудки, отбой телефонной станции.
Руслан нащупал бутылку, свой трофей, отвинтил крышку и отхлебнул несколько раз. Обжег гортань и закашлялся, но через несколько минут согрелся и отключился до утра — без снов.
* * *
Утром он долго экспериментировал с телефоном: гудок появлялся, если нажать на рычаг и отпустить. Попытки набрать больше трех цифр подряд — любых цифр — заканчивались неудачей, короткими гудками. Зато когда он набирал внутренние номера, ответом всегда были длинные гудки. Шел вызов. Стало быть, внутренняя сеть работает, и вариантов два: либо телефонный аппарат замкнуло, либо кто-то позвонил в кабинет коменданта, находясь на складе, например, или в генераторной. Или в изоляторе. Или где еще есть телефоны.
Снаружи поднялось солнце. Руслан всячески оттягивал момент, когда надо будет выйти из укрытия. В конце концов выгнали его не голод и не жажда, а брезгливость: он, как воспитанная собака, не мог себя заставить сесть по нужде в углу.
Он вышел и сразу же попятился обратно.
Вчера он предусмотрительно рассыпал муку на полу в коридоре, перед дверью своего убежища. Теперь на сером мучном покрывале виднелись отпечатки огромных ступней: кто-то подходил к двери вплотную, некоторое время стоял там, переминаясь с ноги на ногу, а потом ушел.
* * *
Его настроение менялось, будто следуя движениям невидимого маятника. После паники, от которой было горько во рту, наступил приступ отчаяния. Выплакав все слезы, Руслан проспал несколько часов и проснулся злой, суровый, полный решимости.
В комнате воняло: накануне Руслан все-таки не дошел до туалета и устроил отхожее место в нише между шкафами. Взобравшись на подоконник, он открыл форточку. Снаружи, в ранних сумерках, шел крупный снег. Горели два внешних фонаря — горели вот так целый день, зря потребляя энергию. Впредь нельзя такого допускать, решил он про себя. Я собираюсь тут жить в тепле и свете, пользоваться всеми благами, я живой, я имею право.
Мука, рассыпанная в коридорах, выявила маршрут ночного гостя. Мертвец влез в окно одной из спален, прошел через холл первого этажа и сразу же поднялся в административное крыло. В кухню не заходил, и в столовую не ступала его огромная нога, оставляющая продолговатые бесформенные отпечатки. Мертвец, очевидно, знал, куда идти. Он знал, что Руслан заперся в кабинете коменданта. И перезвонил, прежде чем отправляться.
Значит, он не совсем безмозглый. Будь он из тех, кто вообще ничего не соображает, — обороняться было бы легче. Но я все равно умнее, сказал себе Руслан, потому что я живой.
Медблок был заперт, кабинет начальника был заперт, и замки сломать не удавалось. Руслан уверился, что начальник и врач увезли ключи с собой, и пришел в уныние — как вдруг целая связка дубликатов обнаружилась в кармане белого халата, брошенного в душевой для персонала. Подбирать ключи оказалось увлекательным занятием. Войдя в медблок, Руслан первым делом отыскал марлевую маску и резиновые перчатки.
Перчатки понадобились на случай, если они с мертвяком случайно коснутся одной поверхности. Маска — просто для спокойствия. Скоро Руслану стало душно, он не выдержал и стянул марлю, позволив ей свободно болтаться на шее.
Он критически оглядел изолятор. Это было замечательное, очень уютное место, одна беда — на первом этаже. Снаружи полностью стемнело: окна изолятора выходили в противоположную от крыльца сторону, в редкий лесок. Именно в этом леске, предположительно, ждал ночи мертвяк.
