— Я тебя пригласила?
— Нет, по правде, меня притащил Фредди Бейтс. Надеюсь, ты не возражаешь?
— Ты же знаешь, я тебе всегда рада, — она слегка сжала ему руку. — Пойдем, я познакомлю тебя с одним человеком. Извините нас, мистер Дальтон.
— Пожалуйста.
— Вышло довольно невежливо, — заметил Блэйн, когда они отошли.
— Надо было тебя спасать. Это на редкость скучный тип. Понятия не имею, откуда он здесь взялся. Уверена, что я его не приглашала.
— А кто он такой? Я так и не понял.
Она пожала красивыми обнаженными плечами.
— Глава какой-то торговой делегации. Они приехали поплакаться о несчастьях, которые на них обрушил «Фишхук».
— Я так и подумал. Он очень расстроен и, по его словам, очень несчастен.
— Ты почему не пьешь?
— Только что выпил.
— А ты поел? Тебе весело? У меня есть дименсино, последняя модель…
— Я посмотрю, только попозже.
— Пойди выпей еще. А я поздороваюсь еще кое с кем из гостей. Ты не останешься потом? Ты так давно у меня не был.
Блэйн покачал головой:
— Ужасно жаль, но не смогу. Спасибо.
— Тогда в другой раз, — сказала она и собралась идти, но Блэйн шагнул вперед и остановил ее.
— Шарлин, — спросил он, — тебе когда-нибудь говорили, что ты чертовски славное создание?
— Нет. Никогда и никто.
Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.
— А теперь иди и развлекайся.
Блэйн стоял и смотрел, как она движется среди гостей.
Розовый вопросительно шевельнулся в нем.
— Подожди, — сказал ему Блэйн, глядя в толпу. — Положись на меня и потрепи еще немного. Потом мы вместе все обсудим.
Он почувствовал, что Розовый благодарен за то, что он помнит о нем, что откликнулся.
— Мы поладим, — сказал он. — Должны поладить. Ведь мы с тобой единое целое.
Розовый успокоился. Блэйн почувствовал, как он спокойно улегся, предоставив ему действовать. В самом начале он уже испытал страх, и страх снова мог родиться в нем. Пока он сдерживался, хотя ситуация, Блэйн знал, должна была казаться ему ужасающей, чудовищно, невообразимо велика была разница между этим местом и уединенной безмятежностью голубой комнаты на той далекой планете.
Блэйн как бы бесцельно пересек комнату, прошел вдоль бара, заглянул на минуту в зал с новым дименсино и вышел в прихожую. Надо ехать. До рассвета надо или как следует спрятаться, или быть за много миль отсюда.
Он побродил среди оживленно болтающих компаний, здороваясь со знакомыми.
Мне потребуется время, чтобы найти машину, в которой кто-то по забывчивости оставил ключ. А вдруг, пришла ему в голову страшная мысль, такой машины не окажется? Что тогда? Спрятаться в горах дня на два, пока не прояснится ситуация? Шарлин не откажется помочь, но она слишком болтлива, будет спокойнее, если она ничего не узнает. К кому же еще можно обратиться за помощью? Ребята из «Фишхука», конечно, помогли бы, но это их скомпрометирует. Нет, до такой крайности я еще не дошел. Многие другие тоже согласились бы оказать помощь, но каждому из них и без того непросто в безумном сплетении интриг и доносов, которыми окружен «Фишхук». И потом, никогда не знаешь, кому можно доверять. Некоторые, несомненно, тут же выдали бы меня в расчете получить повышение по службе.
Наконец он подошел к двери. Казалось, он вышел из густого леса на открытое поле: здесь нескончаемая болтовня едва слышалась, воздух казался прозрачнее и как-то чище. Исчезло чувство подавленности, скученности тел и умов, биения чужого пульса, наплыва чужой болтовни и злобных сплетен.
Дверь открылась, и в прихожую вошла женщина.
— Гарриет! — удивился Блэйн. — Как я не сообразил, что ты здесь. Ты ведь не пропускаешь ни одной вечеринки у Шарлин. Собираешь всякие интересные истории для текущей хроники…
Ее телепатический шепот обжег ему мозг: «Шеп, ты полный, ты законченный кретин! Что ты здесь делаешь? „Изображение кривляющейся обезьяны в бумажном колпаке, лошадиный зад с задранным хвостом.“»
«Разве ты…»
«Конечно. Почему бы нет? „Ряд вопросительных знаков.“ Думаешь, только в „Фишхуке“? Только ты один? Да, я держу это в тайне. Но я имею право на тайны. Разве хороший газетчик может обойтись без этого? „Кипы пыльных бумаг; бесконечный поток цифр; губы, нашептывающие что-то в огромное ухо.“»
Вслух Гарриет Квимби произнесла приятным, певучим голосом:
— О, я никогда не пропускаю вечеринки у Шарлин. Здесь можно встретить таких интересных людей.
«Дурные манеры,» — упрекнул Блэйн. Телепатией вообще пользоваться считалось дурной манерой, а в обществе и подавно.
«К черту манеры! Я тут перед ним душу наизнанку выворачиваю, а он… „Лицо, очень похожее на него, перед которым элегантно скрестились в виде решетки красивые тонкие пальцы.“ Тебя ищут. Они уже знают, что ты тут. Скоро они будут здесь — если еще не пришли. Я приехала, как только узнала. Да не молчи же ты, как дурак… На нас обратят внимание, если мы будем так стоять.»
— На этот раз напрасно потеряла время, — выговорил Блэйн. — Сегодня здесь нет интересных людей. Сегодня собралась на редкость неинтересная публика. «Слухачи!!»
— «Пусть. Надо попробовать. Ты в опасности. Как Стоун. Как другие после него. Я приехала помочь тебе.»
— Я тут беседовал с одним бизнесменом-лоббистом, — произнес он. — Жуткая скука. Вот вышел сюда глотнуть свежего воздуха. «Стоун! Что тебе о нем известно?»
— «Сейчас неважно. Я еду обратно, не станем терять время попусту. Моя машина стоит на обочине, но тебе со мной идти нельзя. Я пойду заведу мотор и выведу машину на дорогу, ты поброди еще немного здесь, а потом пробирайся на кухню. „План дома с красной линией, ведущей на кухню.“»
— «Я знаю, где кухня.»
— «Только спокойнее. Не делай резких движений, держись естественней. Веди себя как все и делай вид, что умираешь от скуки. „Карикатурный человечек с опущенными ресницами. Плечи его согнулись под тяжестью бокала, который он вяло держит в руке. У человечка распухшие от шума уши, а на рожице застывшая улыбка.“ Сначала пойдешь на кухню, оттуда — через черных ход на улицу.»
— Неужели ты поедешь вот так, сразу? — спросил вслух Блэйн. — Вдруг я ошибся. «Но зачем? Зачем ты это делаешь? Какой тебе смысл? „Человек, с недоумением и злостью глядящий в пустой мешок.“»
— «Люблю тебя. „Деревянный забор, на котором вырезано сердце, пронзенной стрелой.“»
— «Не лги. „Кусок мыла, энергично моющий рот.“»
— Не говори им, Шеп, — попросила Гарриет, — а то Шарлин до смерти обидится. «Я ведь журналистка, из твоих приключений выйдет неплохой рассказ.»
— «Но ты забыла, что „Фишхук“ может караулить на дороге у выхода из ущелья.»
— «Не беспокойся, Шеп, я разузнала их планы. Мы их одурачим.»
— Хорошо, я буду нем, как рыба. «До встречи. Спасибо.»
Она вышла, и каблучки ее застучали вниз по лестнице.
Блэйн медленно повернулся и направился обратно, в переполненные комнаты. Не успел он перешагнуть порог, как в лицо ему ударил жаркий ком разговоров — гул десятков голосов людей, которым все равно, что говорить и с кем, лишь бы говорить, лишь бы отыскать в этом шуме суррогат самоутверждения.
Значит, Гарриет — телепат. Вот чего бы никогда не подумал. Хотя, если ты журналист и обладаешь способностью к телепатии, самое разумное — никому об этом не говорить.
В болтливости ее не упрекнешь, подумал Блэйн и удивился, как эта женщина смогла так долго хранить свою тайну. Впрочем, напомнил он себе, Гарриет сначала журналист, а потом уже женщина. Пишет она лучше, чем многие известные писаки.
У бара он остановился, взял виски со льдом и несколько минут со скучающим видом потягивал напиток. Нельзя показать, что он спешит или куда-то направляется, но нельзя допустить, чтобы его втянули в какой-нибудь разговор, — на это нет времени.
Можно было бы зайти на пару минут в дименсино, но опасно. Слишком быстро там включаешься в сюжет, теряешь чувство времени, растворяешься в происходящем. Потом, включаясь в середине программы, часто рискуешь оказаться в весьма неловком положении.
